Остров кладов

Затем он начинал орать песни о моряках, кораблях и море. Это повторялось каждый день. Мама охала

– Побыстрей бы съезжал, что ли этот оболтус. Утомил, спасу нет.

Однажды Капитан усадил меня возле себя, и шепотом сказал:

– Юнга, а ты ходил когда-нибудь по Ладоге, а? Я тебе скажу, что туда лучше не соваться… Там такое бывает… Много, много друзей оставил там, на дне Ладоги Боря Бовин. Они теперь мне снятся каждую ночь… И он затянул грустную песню.

Я понял, что Капитан и есть Боря Бовин. И что он был моряком.

Капитан рассказал мне, как они после революции на судах возили грузы под огнем английских и американских орудий. Как он не раз тонул, после попаданий снарядов в их балкер. Это была страшная повесть.

Капитан достал из своего чемодана какой-то грязный листок бумаги, и пьяным голосом сказал:

– Здесь карта,…карта, где зарыты сокровища… Ты спрячь ее у себя. За ней могут не сегодня-завтра прийти. Ты ее никому не отдавай… Если я останусь жив, то заберу ее у тебя, когда придет время. А пока пусть у тебя… И Капитан заснул.

Тут раздался стук в дверь – кто-то пришел.

– Ну почему ночью… Опять не высплюсь.

В холл вошел худой человек в темных очках, с длинной белой палкой. Он передвигался мелкими шажками, и все время постукивал палкой перед собой – слепой, понял я.

Слепой Петр

– Мальчик ты не видел ли моего друга Борю Бовина? Он не здесь остановился?

– Дядя, а как Вы поняли кто я, и что я здесь? Вы же слепой.

– А я все чувствую! Я даже слышу, как сопит мой друг Боря. Он где-то здесь. Ты отведешь меня в его комнату?

И он крепко ухватил меня за руку. Я попытался освободиться, но безрезультатно.

– А Вы кто такой? Чего это я должен показывать Вам что-либо?

– Мальчик, я Петр. Боря меня знает, и очень хочет меня увидеть. Он должен мне кое-что передать.

– Ну, хорошо, я пойду, разбужу его. Но только Вы отпустите мою руку, а, то мне больно.

– Хорошо, мальчик, я отпущу тебя, но после того, как ты приведешь меня к моему другу Боре.

Мы спустились в подвальчик. Я постучал в номер Бовина.

– Капитан, к Вам пришел Ваш друг – Петр, откройте, пожалуйста.

Дверь отварилась, на пороге стоял Бовин. Он держал длинный изогнутый нож.

– А, это ты, слепой Петр. Зачем ты пришел?

– Боря, я хочу получить от тебя карту. Ты знаешь какую. Отдай ее мне. Она ведь не твоя. Наши друзья ждут ее. Они здесь, возле гостиницы.

– Ты не получишь, Петя, карты. А друзьям своим скажи, чтобы проваливали отсюда ко всем чертям. Юнга, вызови милицию.

– Борис, ты не прав! Карта моя. И ты мне ее отдашь.

В руке слепого, вдруг, оказался маузер. Бовин резким движением бросил нож в грудь слепца, но тот успел выстрелить. Из головы Бовина хлестнула кровь и он завалился на бок. Слепой с ножом в груди тоже упал.

Я бросился к Бовину – тот был мертв. Я наклонился над слепым – тот уже не дышал.

– Мама, мама, вызывай милицию. Они убили друг друга.

На улице раздался шум. Послышались крики. Я выглянул наружу. Милиционеры гонялись за какими-то людьми. Те разбегались в разные стороны. Завыла сирена.

Через пять минут все стихло. На улице никого не было.

Потом были опросы следователя. Перед уходом милиционер сказал, что убитые были контрабандистами. И за ними уже давно гонялась милиция по всему СССР. Бовин и Петр с командой перевозили самопальную водку, персидские ковры и ворованный металл. В общем, уголовники.

От переживаний маме стало совсем плохо, и я побежал за врачом. Ну, не совсем за врачом, а ко Льву Моисеевичу Левинсону. Лев Моисеевич жил неподалеку от Сенявина. Он раньше был врачом и часто приходил к нам домой по маминой болезни, но из-за некоторых событий (евреи в наше время не в почете) ему было запрещено работать в медицине, и поэтому сейчас он работал дворником. Мне кажется, доктор был влюблен в маму, но боялся ей об этом сказать. Льву Моисеевичу было лет 40, а роста он был, где-то, 183, поэтому в фартуке дворника на работе он выглядел весьма экзотично. Я в своем рассказе, все равно, буду называть его Доктором.

Доктор Лев Левинсон

Привел я Доктора к маме, он дал ей какие-то свои настойки. Ей стало значительно лучше, и она заснула.

Пока я бегал за Доктором, к нам пришел старинный друг моего отца Василий Трелов. Василий вместе с папой воевал в Туркестане, и отец спас его во время боя с басмачами. Отец погиб тогда и Трелов считал себя обязанным, пока он жив, помогать нашей семье. Василий после войны пошел по партийной (КПСС- Коммунистическая партия Советского Союза. Единственная в то время политическая партия в стране. Он определяла всю жизнь страны и граждан СССР – прим. автора) линии и был уже первым секретарем райкома. Секретарь имел очень большие возможности, да и деньжата у него водились – партийная элита.

Секретарь Василий Трелов

Ну, так вот, уселись мы втроем за стол и, Доктор с Секретарем стали меня расспрашивать о происшедшем. Я им все рассказал и достал карту, которую мне оставил Капитан. Доктор развернул ее.

Это был грязный листок на очень плотной промасленной бумаге. На листке был нарисован план острова с географическими координатами. Остров находился не ближе, чем в 100 километрах от ближайшего к Ленинграду берега Ладоги. В трех местах на острове были нанесены крестики. А в условных обозначениях указано: «Места расположения сокровищ». Внизу плана была надпись: «Настоящий план составлен Густавом Манергамом. 1917 год».

Карта Острова кладов

– Понятно – сказал Секретарь – Манергам, когда эмигрировал из СССР, закопал свои сокровища на этом острове. А чтобы не забыть, где расположены клады, он составил план. А теперь, когда вся Ладога принадлежит Советскому Союзу, он выкопать свой клад уже не может.

– Да, у Манергама деньжат хватало. Говорят, он из Китая целым караваном на вьючных мулах вывез немереное количество золота, бриллиантов и ваз эпохи Цин. А в Польше захапал несколько сундуков церковных католических артефактов, и все золотые, да серебряные.

– В общем, так, я куплю яхту, и мы отправимся за этими сокровищами – Левинсон, Вы будете судовым врачом. Иван ты будешь юнгой. А я буду адмиралом. Команду и капитана я найму – воскликнул Трелов – я уже давно хотел совершить путешествие на яхте.

– Товарищи, главное, чтобы о сокровищах кроме нас никто, ничего не узнал. Держите язык за зубами, и нам улыбнется удача – грассируя, сказал Лев Моисеевич.

– Лева, Вы, как всегда, правы – ответил Трелов. Я буду молчать даже под пытками.

Началась подготовка к путешествию.

Доктор договорился со своим приятелем, бывшим врачом, а теперь грузчиком в Елисеевском магазине, о том, что он присмотрит за мамой, пока мы будет отсутствовать.

Трелов в яхт-клубе купил стальную двухмачтовую яхту, водоизмещением 15 тонн, длиной 15 метров, и шириной 4 метра. Это был шедевр советского судостроения. Стройные обводы, отличная остойчивость, скорость хода при среднем ветре 7 узлов, а при свежем все 12.

Купил он яхту у инженера-атомщика, он, вроде, даже академиком был. Яхту ему подарил сам Курчатов за какой-то сумасшедший научный прибор. Владельца звали Смолин, Федор Смолин. Яхту – «Экзосила». После продажи, Трелов предложил Смолину остаться на яхте капитаном.