– Система человеческого третейского судейства, изжила себя. – Сказал сэр Рейнджер.
– Ах, вот вы о чём. – Прояснился во взгляде Мистер президент на это заманчивое для некоторых лоббистских групп предложение сэра Рейнджера, который не любил себе ни в чём отказывать, и поэтому и сам вынужден был прислушиваться к предложениям некоторых щедрых не только на обещания лоббистов своих интересов. Ведь судебная сфера всегда вызывала повышенный интерес у этих щедрых лоббистских групп. Ведь как не им, изо дня в день сталкивающимся с однобокостью судебной системы – она вечно в их сторону косо смотрит – которая проявляет к ним, этим лоббистским группам, прямо-таки незавидную принципиальную неуступчивость и предосудительность, не знать, как дорого обходится для налогоплательщиков вся эта судебная система. Где на одних только адвокатах разоришься, единственных, кто от сложившегося положения дел и выигрывает (судьи само собой – они уж точно никогда не проигрывают рассматриваемые дела).
– Интересно, и чего сэр Рейнджер себе в будущем хочет отсудить? – усмехнулся про себя Мистер президент, попытавшись представить себе то, что сэр Рейнджер так желает страстно, что не может решить иными, несудебными способами. – Тёщ, да и жён он своих уже всех пережил, и с этой стороны ему уж точно можно не беспокоиться. – Искоса поглядывая на сэра Рейнджера, рассудил про себя Мистер президент. – Что насчёт детей, то с этой стороны я и не знаю сэра Рейнджера. – Мистер президент, удивившись такому обстоятельству – своей неполной осведомлённости насчёт сэра Рейнджера – решил, что всё знать невозможно, хотя бы потому, что не запомнишь. А эта, определённо дальновидная и глубокая мысль, наводит его на другую, весьма кстати, мысль.
– Так вот с какой стороны ему грозит опасность. Его дети не такие как он забывчивый, и видимо не собираются забывать то, что он их забыл и оставил без средств к существованию. И так сказать, хотят ему об этом так напомнить, чтобы он на всю свою оставшуюся в психиатрическом доме жизнь запомнил, как не нужно забывать о том, что он в этом мире не один, и всегда есть тот, кто тебя помнит и при случае об этом всегда напомнит. Вот он и хочет себя обезопасить, пока не забыл. – Подвёл итог сэру Рейнджеру Мистер президент.
Сэр Рейнджер между тем выдержал эту паузу, так необходимую для понимания президентом им сказанного, что было не так легко сделать, когда президент так себя выразительно на своём лице показывал (так и порывалось спросить, чего он такого про него надумал?), и принялся говорить, что хотел.
– Научно-технический прогресс, даже не идёт, как нами всегда думалось, а он грядёт, подминая под себя весь прежний уклад человечества и, вмешиваясь во все сферы человеческой жизнедеятельности, замещает собой самого человека. И кто будет игнорировать эту очевидность и вовремя не приспособится к этим новым условиям жизни, то, как минимум, что его ждёт, так это жизнь за пределами истории. – Сказал сэр Рейнджер.
– Вы это о чём? – ничего не понимая, спросил Мистер президент, сбитый с толку этим уходом сэра Рейнджера в сторону от ранее заявленной темы.
– Объективизм человека, всегда вызывал вопросы и всегда был величиной относительной, зиждущейся не на каких-то очевидных вещах, а лишь на договорённостях между всеми вовлечёнными участниками этого процесса судейства. Где ими были установлены и закреплены свои определяющие правоту и неправоту правила, обстоятельства и факты, учитываемые при принятии окончательного решения, и те осложнения, без учёта мнения которых, и выносится этот приговор. – Сэр Рейнджер перевёл дух и продолжил. – Так что то, что проблема в этой сфере жизнедеятельности назрела давно, – да с самых начал, когда возникло слово, а может и раньше, – то это более чем очевидно. И то, что сам человек её решить своими силами не сможет, то это ещё одна констатация факта. – А вот с этой неоспоримостью сэра Рейнджера, за которой скорей всего стоял он и может ещё несколько неназванных им лиц лоббистской наружности, президент мог бы поспорить, если бы ему удалось вставить слово. Но сегодня для Мистера президента такая удача сложное дело и сэр Рейнджер уж точно не тот, от кого ему стоит ждать возможностей для таких удач.
– И вот приходит научно-технический прогресс и всё расставляет по своим местам. Наши улицы с их правилами дорожного движения и другого беспорядка, всё больше контролируют наружные камеры, спортивные соревнования и судейство, уже и представить невозможно без различного вида технических помощников, и не только в техническом обосновании проведения соревнования, но и в фиксации результатов соревнований. Ну и как итог, вынесение судейского решения. И это только начало. – Здесь следует так необходимая сэру Рейнджеру полная трагизма пауза. После которой, он и детализирует это начало.
– Это начало построения нового мира, где не человек будет судить мир и человека – кто ему дал такое право, которое он, по сути, узурпировал у природы – а, как говориться в библии, по делам своим он будет судиться. А заместившие людей на судейском месте роботы, как дело рук человеческих, как не есть глубокая аллегория этого из глубины веков прошлого пророчества. И мы, если мы не хотим оказаться среди тех, кто будет судим, а если мы хотим быть среди тех, чьи дела будут осуществлять суд, то мы и должны быть среди первых. – Выдохнул сэр Рейнджер.
– А как же суд человеческий? – в полной растерянности спросил его Мистер президент.
– А мы его не будем отменять. Он сам себя изживёт. – Ничуть не сомневаясь, дал ответ сэр Рейнджер.
– Откуда такая уверенность? – спросил Мистер президент.
– Потому что таков человек. – Сэру Рейнджеру даже удивительно, откуда у президента в голове столько наивных предубеждений насчёт человека. – Уж больно он не любит быть судим. А если уж такое случилось, и выхода нет другого, то пусть осуждают, но не судят. А если судят, то только по совокупности смягчающих обстоятельств, но не вины. В общем, не верит никто в честный и неподкупный суд. Особенно когда нечем подкупить. А так как таких большинство, то и пусть тогда всех ждёт такая бесчеловечная справедливость.
– И вот тут-то мы, исходя из сделанного выбора – кто предпочитает видеть справедливость с человеческим лицом, с его смягчающими обстоятельствами, а кто самый настоящий, беспристрастный суд, где приговор будет выносить машины по всей совокупности ваших грехов – и сумеем выяснить, кто чего и на самом деле хочет – настоящую справедливость или её подобие. – Сказал сэр Рейнджер. И на этот раз у Мистер президента было что по существу вопроса возразить.
– Мне, кажется, что это неразумно. Да и противников этой системы взаимоотношений, найдётся, не то чтобы немало, а очень немало, и притом с обеих сторон. – Полувопросительно сказал Мистер президент. И скорей всего сэр Рейнджер отлично догадывался, из кого состояли противники этой системы – не верящие в справедливость возмездия, люди с тёмным прошлым. Но он не стал на них останавливаться, про них итак всё ясно – их всё равно не убедить ни в чём и придётся сразу на месте убеждать – а сразу перешёл к конструктивному предложению.
– Мистер президент. – Тоном голоса предполагающего сокровенность, обратился к президенту сэр Рейнджер. – Позвольте раскрыть вам самую большую тайну. – Проговорил сэр Рейнджер, чем чрезвычайно взволновал Мистер президента, итак обладающего наивысшим уровнем допуска к секретам, а тут новый секрет, да такой, что не захоти сэр Рейнджер поделиться с ним своим секретом, то президент может и остаться в дураках, без знания этого секрета. Хотя конечно, у президента есть специальные службы, умеющие кого хочешь разговорить, но сэр Рейнджер слишком уязвимый для такого рода разговоров и лучше будет, если он сам, по собственной воле поделится своим секретом. Тем более он сам об этом заикнулся. Так что у президента особого выбора не было, и он согласно кивнул сэру Рейнджеру.
Ну а сэр Рейнджер, что за хитрая бестия, сразу пошёл на попятную, заявив. – В общем-то, по большому счёту, это и не секрет вовсе, раз все об этом знают. Но вот только почему-то не придают значение, а это делает эту известность не меньшим секретом, чем скрытая от всех информация. – Сэр Рейнджер перевёл дух, закончив эту оговорку, после чего приступил к изложению своего секрета, не секрета, в общем, и не пойми чего. – Все наиболее значимые события, кардинально изменившие обстановку в нашем мире, свершились не благодаря здравому рассудку, с его рассудительностью, а все наиболее важные человеческие свершения случились благодаря его временному затмению, под воздействием другой человеческой основы, его чувственности. А что послужило побудительным толчком к такого рода проявления чувственности, – здесь существует только два варианта, любовь или ненависть, – то большой разницы и нет. Когда принцип их действия один и тот же – подмятие под себя здравомыслия и все последующие действия под воздействием этой чувствительной силы. Так что можете не беспокоиться, от сторонников этой новой системы взаимоотношений отбоя точно не будет. Недовольных сложившимся порядком мироустройства, с его распределением справедливости в виде материальных благ, всегда было кратно больше, – хотя даже те, к кому жизнь проявила такую на зависть справедливость, считает, что мир более чем не справедлив. На чём впрочем, и держится этот мир. А это недовольство и недовольство по своей сути, а мотиватор для человека, который заставляет его двигаться вперёд и изменяться. – Сэр Рейнджер передохнул и добавил:
– А вот теперь покажите мне хоть одного человека, кто без чувства нервного восторга, переходящего в озноб, может видеть всех этих людей в одинаковых тёмно-синих костюмах, с в кожаных, коричневого цвета перчатках, с такого же цвета дипломатах в руках, которые с чувством брезгливости посматривают на вас со своего «судейского» места (судейское место я имею в фигуральном значении), чтобы сообразно своему взгляду на вас, вынести на ваш счёт своё судебное решение. А ведь человека не так волнуют всё это рядовое судейство, а он, как бы это удивительно не звучало, готов мириться с бытовыми неурядицами, ради высшей справедливости. Так что если эта новая судебная система взаимоотношений, несмотря на все свои минусы для рядового жителя, принесёт высшую справедливость, – насколько бы ты не был могущественен и богат, если ты грешен, то возмездие тебя всё равно настигнет, – то новая система, как бы не сопротивлялся высший класс (а он и будет основным противником), будет принята. – Чёрт возьми, а сэр Рейнджер удивил Мистера президента, никогда не подумавшего бы, что тот, представитель как раз этой влиятельной и могущественной группы единиц людищ, а не просто человеков, так печётся за рядового жителя земли.
– Наверное, готовится к будущему страшному суду, вот и набирает для себя добрых дел. Хитёр, ничего не скажешь. – Догадавшись, что могло побудить сэра Рейнджера встать на путь филантропа, Мистер президент успокоился и даже повеселел. – А ведь божественный аргумент, даже не сомневаюсь, будет использован противниками сэра Рейнджера против его этой инициативы. И стоит только эту инициативу, даже тезисно озвучить, то можно ожидать подъёма религиозного движения. Что ж, если это пойдёт на пользу человеку, в его обретении веры, то можно будет поддержать сэра Рейнджера. – Сделал вывод Мистер президент.
Сэр Рейнджер тем временем продолжил. – Ну а средства массовой информации, все до единого в наших руках. – С улыбкой сказал сэр Рейнджер. – А это значит, как только мы людям объясним, как это важно для их будущего, где будет править справедливость, неподкупная (что главное) и независимая ни от каких внешних факторов система (только успевай подзаряжать батареи и подкручивать шестерёнки в головах у судей роботов), то люди и подтянуться, чтобы выразить двумя руками «за».
– Всё же я вижу, что на этом пути возникнет немало и весьма существенных препятствий. – Сказал Мистер президент.
– Для этого нам и нужно взрывное дело, которое если не дискредитирует всю судебную систему, то, как минимум пошатнёт её. – Сказал сэр Рейнджер, немного подумал и добавил. – Но и этого не достаточно. Нужно ввести в обращение новый языковой код, в который будут заложены все необходимые для проведения в жизнь поставленных задач настройки. Для этого как нельзя лучше подходит либеральная морфология. Они не просто глаголом жгут, а им тебя в такую моральную допустимость оформляют, что и слов приличных не найти, как выразить эту новообратимость. И как только человек, таким образом, настроит себя жизнеутверждать, то можно будет сказать, что дело в шляпе. Ведь эволюцию не остановить. – Тут сэр Рейнджер видимо опять забылся, – была у него шляпа на голове или нет, когда он пришёл сюда, – и стал оглядываться по сторонам, в поиске этой невозможной шляпы. Стоит про которую только забыть, как она уже и забылась сам не знаю где. После чего приходиться идти в магазин за новой шляпой. Да так всегда неудачно, что придя в магазин, вдруг вспоминается, что на этот раз вроде бы и деньги, где-то, уже и не вспомнишь где, забыл. А в долг, без солидного обеспечения или хотя бы под честное слово, – а слово сэра Рейнджера самый ценный его актив, – шляпы ему не дают.
– Ещё не родился такой дурак, чтобы оставить меня со шляпой. – Нагло так говорит прямо в глаза сэру Рейнджеру, этот беззастенчивый продавец шляп, демонстративно унижая его, натягивая себе на глаза свою широкополую шляпу. И сэр Рейнджер даже и не знает, чем парировать этот его дерзкий ответ. Все ответы делают из него сэра Рейнджера дурака. А ещё никто и никогда, не то чтобы не называл, а не имел повода так называть сэра Рейнджера. А вот этот ничтожный червь, всего лишь шляпный продавец, взял, нашёл, и назвал.
И сэру Рейнджеру чуть было не лопнулось от досады на такую напористость шляпного продавца. Но он всё же удержался в себе, – сэр Рейнджер всегда был склонен к сдержанности, с виду похожую на тучность, – пришёл в чувства и сделал стратегический ход – он вдруг, сам не понимая почему (потом может и раскаюсь), пригласил этого продавца на работу в свой консультант-отдел. – Дураков всегда было много, а сейчас их и вовсе без счёту, так что без работы не останешься. – Сделал предложение этому странному продавцу сэр Рейнджер.
– А чем она лучше моей? – продолжая уподобляться человеку, находящемуся на вершине пищевой цепочки, спросил шляпный продавец.
– Ты в лицо дуракам будешь говорить, какие они дураки, а они тебе за это будут платить и ещё скажут спасибо. – Сказал сэр Рейнджер. – Согласен? – глядя в эти, до чего же самоуверенные глаза шляпного продавца, спросил его сэр Рейнджер. Продавец шляп между тем не спешит себя и сэра Рейнджера обрадовать согласием, – более чем существенный намёк сэра Рейнджера на высокие ставки зарплат у них в отделе, почему-то не сбили с его лица это неподобающее для наёмного работника самовыражение, – а ознакомительным видом ведёт наблюдение за сэром Рейнджером. Который вдруг почувствовал неловко под этим внимательным взглядом шляпного продавца – сэр Рейнджер опять впал забытьё и забыл, когда в последний раз был объектом для изучения, ведь в основном он занимался такого рода аналитикой. А тут такое дело.
– Если вы всё верно говорите, то почему бы и нет. Но только я тебе не дурак, и ты вначале заплати, а затем шляпу бери. – Пресёк на корню направленные в сторону шляпы действия сэра Рейнджера шляпный продавец. – Верно, я говорю? – как-то уж необычно даёт своё согласие этот продавец. И сэр Рейнджер к своему собственному удивлению, не посылает этого наглеца куда подальше, а сообразно его вопросу соглашается с ним. – Верно. – Говорит в ответ сэр Рейнджер. И шляпный продавец теперь без лишней язвительности во взгляде улыбается и, протянув руку для рукопожатия сэру Рейнджеру, говорит:
– Тогда пойдёт. – Призывно глядя на сэра Рейнджера, сказал шляпный продавец. Сэр Рейнджер в свою очередь протягивает свою руку для закрепления договора через рукопожатие и оказывается в таких крепких рукопожатных тисках, что ему даже кровь ударила в голову от такой его хватки. Но сэр Рейнджер и виду не подаёт, как ему стало жарко, а то, что лицо столь предательски действует, покраснев, то тут ничего не поделаешь, таково лицо его политики (он был представителем старой школы, когда за свои слова ещё отвечали).
Шляпный продавец изучающее смотрит на сэра Рейнджера и, убедившись в том, что этот господин не пытается вырваться (и хорошо, что сэр Рейнджер сумел удержаться от таких намерений – он дальновидно пришёл к решению, что это бесполезно) и со словами: «Верно, я говорю?», – чуть ослабляет хватку.
И на этот раз сэр Рейнджер соглашается – он скорей всего, этим облегчением своей участи, был спровоцирован на подобный, без отрицания ответ. – Верно. – Говорит сэр Рейнджер, выпускаемый из рук, как позже, при более обстоятельном знакомстве выясниться, господина Верно. Вот почему он так часто употреблял это слово в своём общении с теми, с кем придётся – а в магазин, где основным товаром являются шляпы, очень часто заходят очень не простые люди, со своим непростым отношением с окружающим миром. И с ними соглашаться напрямую или вот так просто, никому не рекомендуется, и господин Верно, скорей всего в общении со всеми этими непростыми людьми и выработал этот универсальный ответ, который вполне вероятно и стал его визитной карточкой, заменившей настоящую фамилию.
– Вот и познакомились? – отвечает в ответ господин Верно, вопросительно глядя на сэра Рейнджера, чья теперь очередь представиться. Но у сэра Рейнджера при всех его немалых возможностях и аналитическом уме, не было заготовленной легенды для своего именного представления, и он был вынужден представиться, как сумелось. – Ваш наниматель. – Сказал сэр Рейнджер.
– Как скажите. – Своей усмешкой срезал сэра Рейнджера господин Верно. И эти слова господина Верно, как показалось сэру Рейнджеру, сейчас прозвучали в устах Мистера президента. А как только сэр Рейнджер услышал то, что ему требовалось, то он начинает даже не приподыматься с места, а делать видимые попытки к этому действию. Что должно дать понять президенту, что сэр Рейнджер сам никогда не выступит инициатором окончания с ним разговора, но что поделать, когда у него стул уже не тот, и крепко, что не усидишь, требует дисциплинированного подхода к себе, в общем, у него режим и он находится в заложниках этого режима.
И Мистер президент отлично понимает сэра Рейнджера, тем более ему уже так крепко зевается, что он не раз уже был готов поглотить сказанные сэром Рейнджером слова своим зёвом.
– Сэр Рейнджер, я обдумаю ваше предложение. – Приподымаясь с кресла, сказал Мистер президент.
– Вот и прекрасно. – Приподнявшись вслед за президентом, сказал сэр Рейнджер. После чего они проходят до выходных дверей, где и прощаются до лучших времён, которые всё не наступают и не наступают, и им приходится вечно встречаться в самые критические моменты своей жизни. Ну а как только дверь за сэром Рейнджером закрылась, то Мистер президент, с каким-то прямо доверительным и слегка заговорщицким видом посмотрев на портрет мужика с покосившимся взглядом на него, – ты, мол, не обессудь за то, что я на тебя так раньше непонимающе смотрел, но ты же тоже президент и должен понимать, почему я так себя веду не доверительно, – кивнул в сторону дверей, и произнёс то самое словоотношение, которое его преследовало весь день.
– Достал. Эволюционер чёртов. – Сказал Мистер президент, глядя на двери.
– И кто на этот раз? – из-за спины до Мистера президента донёсся полусонный голос первой леди.
– Не важно. – Не поворачивая головы, несколько недовольно ответил Мистер президент.
– Тогда тем более, зачем переживать. Да и вообще, не принимай близко к сердцу, оно у тебя всего лишь одно, а этих раздражителей и не сосчитать. – Судя по удаляющемуся голосу первой леди, то она скрылась обратно в спальне. Мистер президент со своей стороны поморщился, он не любил, когда его же слова отпускаются в его адрес, – а этой своей многозначительной фразой, он в своё время во многом важном убедил первую леди и как результат, подвёл итог под некоторыми поползновениями на свой счёт с её стороны, – и хотел было что-нибудь этакое, авторитетное сказать в ответ, но взгляд мужика с портрета на него, не то что бы убедил его этого не делать, а он навёл его на весьма глубокую мысль.
– Так ведь она под этим выражением имела в виду… – Мистер президент, осенённый догадкой, перевёл свой взгляд на двери и при виде их домыслил эту свою догадку. – Не держи двери открытыми. Вот, что она хотела сказать… дура. – Как-то уж мягко он добавил последнее слово. Отчего оно даже поменяло весь свой негативный смысл, с глубокомысленного заблуждения по вопросам смыслового содержания окружающих вещей на наивную беззаботность, с которой так наивно смотрят на окружающий мир некоторые не обременённые заботами люди.
Глава 4
Неподкупный человек
– Неподкупный человек. Хм. По мне так слишком туманно, пространно и вообще малопонятно звучит. – Одновременно поглядывая куда-то вперёд, в неизвестную даль, сквозь деревья и по обеим сторонам проходящей посередине этой аллеи дорожки, сказал Простота, обращаясь к сидящему рядом с ним на скамейке человеку с именем Верно. Которого можно было охарактеризовать, как человека понимающего, раз он к нему обращается, плюс к этому, он был человеком не определённой профессии – с виду вот так по нему и не скажешь, кем бы он мог быть, всё на нём было самого обычного покроя – и, судя по его серьёзному выражению лица, то он был готов иногда думать и размышлять, а не следовать современным бездумным поветриям.
Впрочем, и сам Простота был ничем, ни хуже, ни лучше своего товарища, а он, можно сказать, соответствовал тому, что тот из себя представлял. И если насчёт того, что Простота пытался высмотреть сквозь эти ветви деревьев, было сложно сказать, то вот по поводу того, куда косился он своим взглядом, то тут без вариантов – точно на мимо проходящих прохожих.
– А что, собственно, значит это определение человека? – откинувшись на спинку скамейки, риторически спросил Простота. Немного выждал времени, чтобы его собеседник более внимательно отнёсся к этому его вопросу, и может быть даже и присоединился бы к нему, придумав несколько вариантов ответа на этот и не вопрос, и только после этого принялся рассуждать.
– Во-первых, из этого заявления я могу сделать вывод, что это всё-таки голословное заявление – если бы сделавший это заявление человек, собственноручно на себе проверил подкупность нашего клиента, то он бы со мной не разговаривал, а значит, он всего лишь интересовался (зачем, то это другой вопрос) и всего лишь был наслышан об этом. Во-вторых, эта его неподкупность вызывает не столько восхищение, сколько непонимание у людей, столкнувшихся с такого рода неизвестным для себя явлением. А всякая касающаяся нас неизвестность или не укладывающееся в привычное понимание вещей явление, всегда вызывает вопросы и на первых порах удивление, со своим непониманием всего происходящего, и со своим желанием докопаться до сути проблемы.
– Мне, кажется, что это во-вторых, исходит от тебя. Слишком уж оно мудрёно звучит. – Сказал Верно, для демонстрации своей убеждённости закинув ногу на ногу. Простота же тихо покосился на Верно и поинтересовался у него, с чего это он взял.
– Человек более практичен, чем это выглядит в теории – он всегда ищет менее затратные, прямые пути. И если он натолкнулся на такого рода препятствие, то он для начала будет искать обходные пути (они хоть и существенно увеличивают путь для достижения цели, но если есть в них необходимость, то они всё равно будут менее затратными), а уж затем, если конечно, другого выхода не отыщется, то попытается понять суть возникшей проблемы. – Сказал Верно.
На что Простота, и мог, и хотел много чего возразить, но на той стороне улицы, куда Простота до этого смотрел сквозь деревья, к крыльцу напротив них находящегося весьма представительного дома, о чём говорила повешенная на входе в него золотом теснённая табличка, подъехало два представительского класса автомобиля, из которых ожидаемо должны были появиться такого же рода и вида люди (не нужно объяснять почему), и это всё (включая ожидание) отвлекло Простоту. И он вместе с Верно отвлёк всё своё внимание на происходящее там, у этого, скорей всего, чьего-то представительства.