В мае цвела сирень

– Вот как? – Максим зло усмехнулся. – Я-то думал… Только не надо на жаргоне, ты не среди своих корешей… Значит, разрешают понятия? А я думал, ты мне исключение сделал, по старой дружбе. А на самом деле, это понятия разрешают…

– Послушай, Ромашин, – вскинулся Андрей. – Ты говори, да не заговаривайся!

– А то что? – встал и Максим. – Ответить придется?

Андрей опустился на стул.

– Ты ругаться пришел?

– Нет, – покачал головой Максим. – Просто это мой участок, – он повел вокруг рукой. – Я здесь участковый. И вот на моем участке появился известный в области бандит, по кличке Шварц. Что ж я должен делать? Должен я к нему зайти, узнать, для чего, собственно, он здесь появился?

– Быстро ты узнал…

– Вчера еще… – Максим потянулся к ржавой консервной банке, заменяющей Андрею пепельницу, затушил в ней окурок. – Ты забыл, куда приехал? Думаешь, люди не заметили, что в хате у Охримкиных кто-то появился? Не видели, как ты по деревне шел? Как на кладбище ходил с утра, не видели? Я вчера заходить не стал, мне с тобой встречаться радости мало, думал, что ты на кладбище побудешь да уедешь. Ни разу ведь у деда с бабушкой не был! А потом говорят, ты здесь хату стал в порядок приводить, усадьбу… Вот я тебя и хочу спросить – ты отсидеться сюда явился? Взялись за тебя, наверное, что ты решил здесь залечь?

– Нет, Максим, – Андрей провел рукой по начавшей отрастать щетине на лице. – Никто за меня не взялся… Просто я вернулся, понимаешь? Домой вернулся, на землю свою…

Участковый оперся локтями на стол, наклонился к Андрею, пристально глядя в глаза.

– А нужен ты этой земле? А? Об этом ты не подумал?

– Ну, знаешь… – задохнулся Векшин. – У меня на эту землю прав не меньше чем у тебя!

– Да, это конечно… Права ты мастер качать. Научился среди братков на разборках. А обязанности, небось, тебе и неинтересны…

– Я приехал домой к себе, – возвысил голос Андрей. – Жить приехал! Кому я здесь мешаю? Я просто жить здесь хочу, понял?

– Не понял, – не сводя с Векшина серые немигающие глаза, спокойно произнес Максим. – Ты просто жить сюда приехал? Не смеши. Бросил роскошную квартиру, тачку, дела свои бандитские, жизнь обеспеченную и приехал сюда, в глушь, в хату дедовскую, в деревню вымирающую? Просто жить приехал? Кто тебе поверит? И я не верю!

– Как хочешь… – убито пробормотал Андрей, сам понимая, что все это, действительно, звучит не очень убедительно. А по правде сказать, неубедительно совсем.

– Но я тебе хочу сказать, – продолжал Максим Ромашин. – Что покоя я тебе не дам. И отсидеться здесь тебе не получится. В городе покоя не стало и здесь не будет!

– Арестуешь? – усмехнулся Андрей.

– Будет возможность – арестую! – отрезал Максим.

– Эх, Макс, Макс… – печально вздохнул Андрей. – Неужели ты забыл, кем мы когда-то друг для друга были…

– Это ты говоришь?!! – удивленно, с силой произнес Ромашин. – Ты? Где ж ты был столько времени? А? Сколько лет не приезжал! Какие такие дела не пускали? Ты бандитом стал или я? Ты нашу дружбу предал или я?

– Время такое было! – начал заводиться Векшин. – Ты что, не помнишь? Хотя… Ты вот здесь прожил, ничего не видел в жизни, ничего сравнить не можешь! А тогда, в девяностом… Ты вот из армии пришел, женился, здесь остался, в милицию пошел. А я поехал в город областной. Устроился на завод, а там что? Как Союз развалился, все сыпаться стало. Инфляция всю зарплату сжирала, да и ту не платили. Как жить? Куда пойти? Бизнесом заняться? Так тогда бизнеса без криминала, наверное, и не было! А жить-то хотелось по-нормальному… А тут жизнь вокруг с приходом частного капитала заиграла. И тачки импортные, и вещи заграничные. А я сижу в общаге, жрать нечего! И смотрю, как всякие сволочи жируют…

– И решил сам сволочью стать? – мгновенно отреагировал Максим.

– Да подожди ты! – отмахнулся Андрей. – Ты думаешь, все, кто тогда в братки подались, ими с детства стать мечтали? Так думаешь? Нет, далеко не все! Многие от безысходности ими стали… Видели жизнь красивую, а сами нищенствовали. Каково со стороны на это смотреть? Ты там не был, красивой жизни не видел, у тебя соблазнов не было! А в то время и менты в городе как бандиты жить стали. И «крыши», и рэкет… И еще неизвестно, может, ты сам, если бы там был, братком стал! Время такое было, понимаешь?

– Время, говоришь, – усмехнулся Максим. – Когда ответить нечего, тогда всегда время винят. Слышал я уже подобное, нового ты ничего не сказал. Ну а почему же не все в городах братками стали? Кто-то через девяностые прошел и живет сейчас более-менее достойно. Ни бандит, ни бизнесмен? А?

– Да потому что не каждый в братву годится! Там стержень нужен, смелость, характер…

– И ты, значит, характер проявил, с низов в авторитеты выбился в бригаде своей? Зажил красиво? А характера для того, чтобы весь этот соблазн выдержать и с совестью чистой остаться, не надо? Может, здесь-то как раз, характер и покрепче нужен?

Андрей замолчал, взял себя в руки и, остывая, прикурил сигарету.

– Что тебе докажешь? – махнул он рукой. – Курить будешь?

– А мне ничего доказывать не надо, – Максим проигнорировал примиряющее предложение закурить. – Ты это себе доказывай. Тебе с этим жить! Ты вон даже своих родных хоронить не приехал.

– Да я…

– Знаю. В изоляторе тогда сидел, семь месяцев. Да вытащили тебя тогда адвокаты твои бандитские…

Андрей усмехнулся.

– Жалеешь…

– Жалею, – прямо сказал Максим.

– Спасибо за честность…

– Кушай, не обляпайся.

Андрей вздохнул и попробовал еще раз что-то объяснить.

– Не такой я уж бандит был, – сказал он. – Кого я мирных да невиновных трогал? Просто тогда войны шли, понимаешь. Пусть бандитские, как их называют, но войны…

– Войны, говоришь? – саркастически усмехнулся Максим. – Ну-ну… Значит, ты на войне был… А за кого ж ты воевал, Андрюша, а? За Родину? Нет, ты за кусок сладкий воевал, с такими же, как ты. За тачку импортную, да за колбасу-сервелат. Может тебя еще ветераном признать, с дедом твоим сравнять? Он на войне был – и ты тоже…

Андрей убито замолчал. Воспоминанием о деде Максим его сразил. А Ромашин, будто специально продолжал сыпать соль на рану.

– И не говори, что невиновных не трогал. Не ты ли со своими жену у бизнесмена какого-то похитил, в заложниках держал, измывался… Изнасиловали потом…

– Не я же…

– Ты с ними был! – почти выкрикнул Максим. – Ты дружил с ними, ты позволил такое сделать!

Андрей молчал. Что толку говорить, что не было его там в этот злосчастный момент, что разбил он двум отморозкам, которые это сделали, лица, что ребра им поломал. Ничего этот факт уже, видно, не докажет…

– Я, когда в девяносто втором узнал, что ты бандитом стал, спать первое время не мог, – немного успокоившись, заговорил Максим. – Для меня это было… Ну… Как все равно, чтобы речка наша Беглянка в обратную сторону потекла. Мы же с тобой, как братья были… А выходит, что не знал я тебя совсем. Да что я? А дед твой, а бабушка? Я молчал, конечно, когда они мне хвалились, что ты их не забываешь, деньги шлешь регулярно, что ты бизнесом занимаешься, большим человеком стал. Долго я молчал. Много лет. А потом когда тебя в СИЗО закрыли, Петька Скрипкин в область ездил, встретил там кого-то, рассказали ему про тебя. Он вернулся, и понеслось по округе… Андрюха Охримкин-то бандюга, оказывается, несусветный, а никакой не бизнесмен. В тюряге сидит. Да пару фактов из твоей биографии откуда-то Петька еще узнал…

– Так это Петька? – сжав зубы, выдавил Андрей.

– И что? Петьку убьешь? Он теперь виноват? Ты бандитом стал, а он виноват?

Андрей снова закурил, отвернулся. А Максим продолжал:

– Пришел ко мне дед Семен и спрашивает: Макся, скажи мне честно, ты знаешь, ты в милиции служишь, правда, что про моего Андрюху болтают? Только не ври, я ведь по глазам увижу… Что мне делать оставалось? Вот хоть было ему тогда девяносто, а крепкий еще был, за жизнь ничем не болел, сам знаешь. А ушел от меня… Смотреть больно было. Баба Настя две недели после этого протянула и померла, а дед мне на похоронах сказал: я, говорит, не умру, пока его не увижу… Тебя, то есть… Ждать буду, говорит, явится когда-нибудь, никуда не денется. Шибко я хочу на него поглядеть. Да вот не дождался. Два месяца только и протянул. Ну, что молчишь?