– А я думал, что взял над молодым выпускником альма-матер шефство и учу его жизни, – удручённо произнёс Генерального штаба капитан. – Однако вы хитрец, Тимофей Васильевич, за полтора дня, что мы знакомы, я о вас ничего не узнал. Зато о себе рассказал всё, начиная с рождения.
– Виталий Викентьевич, дорогой, ведите меня скорее куда-нибудь в тень. А то сейчас, как Снегурочка, растаю. Это вы уже акклиматизировались здесь, а я ещё два месяца назад был в заснеженном Петербурге. Признаюсь, наши мундиры для такой жары не подходят.
– Ну что вы, Тимофей Васильевич, какая же это жара. Сейчас прохлада. Но лучше действительно быстрее добраться до места, где мы сможем отдохнуть. В море я себя не очень комфортно чувствую. Наверное, поэтому у меня появляется излишняя болтливость. Приношу извинения, если надоел вам своими разговорами, – произнёс Морозов, когда мы спускались с ним по трапу на пристань, где наблюдалось несколько джинрикш.
Европейцы сокращенно называют джинрикш, перевозящих людей в колясках, рикшами. Японцы первые завели у себя этот простой и самый дешевый промысел человеческого извоза и дали ему название. Я столкнулся с таким способом передвижения во Владивостоке, когда сопровождал Николая в путешествии к его невесте. Но прокатиться на такой коляске тогда не пришлось. Да и цесаревич не стремился. Видимо, ему запомнилась поездка в Японии, когда чуть головы не лишился.
«Сегодня впервые придётся прокатиться на человеке», – подумал я, устремляясь за капитаном Морозовым, который уже садился в одну из колясок, показав мне рукой на другую.
Место отдыха, куда нас по указанию капитана подвезли джинрикши, находилось в грязном переулке, в самом начале китайского квартала. Двухэтажный дом в китайском стиле: внизу бакалейная и виноторговля, наверху, по словам Морозова, ресторан со смешанной европейско-китайской кухней.
Мы поднялись наверх и заняли отдельный кабинет. По стенам висели картины, рисованные по стеклу и изображавшие не только идиллические домики с прекрасными китаянками, но и военные крейсера Поднебесной, под которыми лиловая вода клубилась барашками. Комнату украшали полинявшие зеркала и искусственные цветы, яркие и пестрые.
– Для той разрухи, которая всё ещё царит в Порт-Артуре, очень неплохое местечко, Тимофей Васильевич. И кормят здесь хорошо. Местную воду не пейте, – неожиданно резко произнёс Виталий Викентьевич, увидев, как я потянулся к графину с какой-то жидкостью, стоявшему на столе.
Увидев моё недоумение, пояснил:
– В Порт-Артуре вода опреснённая. А станция, где её перерабатывают, довольно старая. От этой воды распространяются постоянные заболевания. Пейте только вина и воду, которую привозят в бутылках из Японии. А ещё лучше – виски с содой. Английские офицеры научили в Шанхае. У них богатый опыт борьбы с дизентерией и другими болезнями этим продуктом, – после этих слов Морозов подозвал боя, как здесь на английский манер называли официантов, и на корявом китайском попросил его принести виски и нормальной воды.
– Тимофей Васильевич, вы даже не представляете, англичане чуть ли не спортом объявили неимоверное уничтожение виски, которое пьют с какой-нибудь содовой, преимущественно японской водой: Tansan, Hirano, Apollinaris или Aquarius. Нет часа дня или ночи, когда благородный джентльмен не потребовал бы «whisky and soda». По их мнению, виски-сода облегчает и освежает тело, изнемогающее от тропической жары, и спасает от болезней. Если вы сделаете визит вашим знакомым англичанам или американцам, вас прежде всего не спросят о погоде, а предложат вам: «Не хотите ли сода-виски?»
В этот момент бой принёс на подносе широкие бокалы, графины с водой и виски, поставил всё на стол и удалился. Я несколько ошарашенно смотрел на эти действия.
– Не удивляйтесь, Тимофей Васильевич, здесь принято, что виски с содой наливает каждый себе сам. Нам уже готовую воду принесли, а некоторые требуют, чтобы соду, лимон, мяту и воду приносили отдельно. Вкусы у всех разные, – пока Виталий Викентьевич произносил этот монолог, он успел смешать в бокале порцию для себя. – Давайте, я и вам смешаю в той пропорции, которая мне нравится?
Дождавшись утвердительного кивка головой, смешал содовую и виски в моём бокале.
– Как говорят китайцы: цин, цин, – произнёс капитан и сделал небольшой глоток из бокала.
– Цин! Цин! – я повторил его действия, глотнув виски-соды.
«Да уж, гадость ещё та. Со льдом, может быть, и лучше пошла бы. А так разбавленный минералкой самогон», – подумал я, с трудом удержавшись от гримасы отвращения на лице.
– Не понравилось, Тимофей Васильевич? – с усмешкой спросил меня Морозов. – Ничего, со временем привыкнете.
– Признаюсь, откровенная гадость, – ответил я и поставил бокал на стол. – Я не большой любитель спиртного. Пью редко, но это что-то с чем-то.
– Если не хотите болеть, будете принимать как лекарство. Хотя о чём я. Вы же во Владивосток проследуете. Так что для вас наши проблемы со здоровьем будут не актуальными.
– Если к этому напитку относиться как к лекарству, то, наверное, можно привыкнуть. По доброй воле я такого пить бы не стал.
– Тимофей Васильевич, а вы не будете против, если я к нам на обед позову своего друга подполковника Рашевского? Мы с Сергеем Александровичем оканчивали Николаевское инженерное училище, только в разные годы. И он тоже выпускник Академии. Здесь служит при полевом штабе адмирала Алексеева в инженерном управлении. У них сейчас обед до пятнадцати ноль-ноль. А в этом ресторане, представляете, есть телефон. Я отлучусь, чтобы сделать звонок. Если Сергей Александрович свободен, то минут через двадцать присоединится к нам, заодно и обед закажу.
– Конечно, не против, Виталий Викентьевич. А по поводу обеда целиком полагаюсь на вас. Я всеядный, так что съем любое блюдо. Тем более качки здесь не наблюдается.
Морозов, выйдя из кабинета, направился куда-то в глубину ресторана, а я подозвал официанта и заказал бутылку нормальной воды. Пить хотелось всё сильнее, а виски-сода освежающего воздействия, о котором рассказывал Морозов, почему-то не произвело.
Когда мой гид вернулся к столу, я уже наслаждался прохладой минеральной воды, которую принёс бой.
– Смотрю, виски с содой вам не понравилось, Тимофей Васильевич, – произнёс Морозов, сев за стол и сделав очередной глоток из своего бокала. – Пока готовится стол, расскажите о себе. Я просто изнемогаю от любопытства, как вам удалось получить столько наград?
Пришлось кратко поведать о своих приключениях в этом мире. Когда закончил рассказ, Виталий Викентьевич произнёс:
– Удивительная история. Представляете, Тимофей Васильевич, но она частично мне известна. Вы очень популярны на Дальнем Востоке, да и здесь о вас многие знают. Правда, рассказывают в основном казаки – о новом Ермаке. А вы действительно свой род от покорителя Сибири ведёте?
– Виталий Викентьевич, я не знаю. Но в станице Черняева, откуда я родом, многие так считают. Особенно старейшины. А правда это или нет, Бог его знает?!..
– А вот и Сергей Александрович, – произнёс Морозов, глядя в открытый проём-дверь кабинета.
Я, чуть развернувшись на стуле, проследил за взглядом капитана и увидел, как в нашу сторону идёт решительным шагом офицер старше тридцати лет, из-за бородки и очков очень похожий на Чехова. На его груди был красно-золотой орден Станислава третьей степени.
Поднявшись из-за стола следом за Морозовым, дождался, когда подполковник подойдёт к нашему столу.
– Сергей Александрович, очень рад вас видеть. Позвольте представить вам Генерального штаба капитана Аленина-Зейского, он следует в распоряжение генерал-губернатора Приамурья Гродекова, – произнёс капитан Морозов. – Тимофей Васильевич, а это мой очень хороший товарищ и друг подполковник Рашевский. Лучший специалист Квантуна по фортификации.
Мы с Рашевским одновременно склонили головы, при этом я заметил уважительный взгляд, который бросил подполковник на мои награды.
После представления мы все сели за стол, уже заставленный официантами разнообразными блюдами и спиртными напитками. Отдав должное прекрасному обеду, в основном из европейских блюд, и французскому шампанскому шанхайского происхождения, Рашевский и Морозов закурили, а я, помаленьку пригубливая, расправлялся с вишнёвым ликёром, который нашёлся в ресторане.
– Как обед, Тимофей Васильевич? – выпуская кольцо табачного дыма, поинтересовался Морозов.
– Прекрасный! Я не чревоугодник, но иногда хочется поесть чего-то вкусного, – ответил я.
– Полностью с вами согласен, – вклинился в разговор Рашевский. – Маленькие радости позволяют более позитивно смотреть на окружающий мир.
– И как здесь с маленькими радостями? Ихэтуани не мешают? – поинтересовался я.
– Ну что вы, Тимофей Васильевич, в Китае подобные беспорядки происходят каждый год в какой-нибудь из провинций. Не стоит им придавать значение, – выпуская папиросный дым, произнёс Морозов. – Наш дипломатический корпус в Пекине никогда не обращает никакого внимания на все эти возмущения. Эти беспорядки в порядке вещей.
– Ну, а если события усложнятся? – полюбопытствовал я.
– Насколько мне стало известно уже здесь, адмирал Сеймур сейчас с интернациональным десантом совершает веселую военную прогулку в Пекин. Возможно, уже в этот момент им устраивают торжественную встречу с музыкой и шампанским. Осенью десант вернется на суда, и инцидент окончится так же, как заканчивались все предыдущие.
– Я бы не был таким оптимистом. От адмирала Сеймура вот уже сутки как нет никаких известий. Сегодняшнее восстание ихэтуаней, или боксёров, представляет явление гораздо более серьезное, чем о нем думают. Я внимательно наблюдаю за ним с декабря прошлого года, когда в Шаньдуне жертвой их фанатизма стал английский миссионер Брукс, неожиданно убитый боксёрами во время его поездки по деревням. – Подполковник затушил в пепельнице папироску и, сделав из бокала глоток виски с содовой, продолжил: – На знамёнах боксёров в этот раз написан девиз: «Охрана династии и уничтожение иностранцев». Это льстит китайскому правительству и отвечает вкусам народных масс, которые стали видеть в ихэтуанях давно ожидаемых избавителей от незваного заморского ига. Юй Сянь, генерал-губернатор Шаньдуна, известный ненавистник европейцев, открыто поддерживал восстание. На его место был назначен в декабре прошлого года генерал Юань Шикай, бывший китайский посланник в Корее. Хорошо понимая, какой опасностью грозит это возмущение против иноземцев, и желая умыть руки, тот сумел направить всё движение боксёров в соседнюю Чжилийскую провинцию и воспретил боксёрам пребывание в Шаньдуне.
– Сергей Александрович, восстание в одной провинции вряд ли помешает пребыванию европейской цивилизации в Китае. Если что, мы их сомнём в кратчайшие сроки, – произнёс капитан Морозов, который также затушил папироску и глотнул из стакана виски.
«Ещё один яркий западник, – подумал я. – Для него все азиаты на одно лицо и их роль – это рабы цивилизованных джентльменов».
– Боюсь, что в этот раз события пойдут другим путём, – между тем продолжил подполковник Рашевский. – В среде китайского правительства некоторые министры и князья приняли боксёров под свое покровительство и поддерживают их деньгами и оружием. Китайская императрица издает двусмысленные приказы, в которых повелевает военным начальникам прекращать беспорядки и строго наказывать виновных, но в этих же приказах она дала мятежникам очень милое название «неосторожных храбрецов», что, конечно, еще более разжигает мятежную толпу, прекрасно понимающую маневры китайского правительства.
– Сергей Александрович, мне кажется, что вы несколько утрируете двойные стандарты китайского правительства, – произнёс Морозов.
– Не скажите. Генерал Не Шичэн, начальник кавалерии в Чжили, весьма сочувствующий русским и имеющий при себе военным советником лейб-гвардии Гусарского полка полковника Воронова, решил не допустить приближения боксёров к Тяньцзину и сжег несколько китайских деревень между этим городом и Пекином за то, что их население присоединилось к мятежникам. И что мы имеем? – подполковник сделал паузу и продолжил: – Императрица Цин выразила ему свое крайнее неудовольствие за слишком суровые и строгие меры в отношении «увлекающихся патриотов», что не помешало правительству уволить генерала Чэнь Хунбао, командующего военными силами в Баодинфу, за то, что он допустил возмущение в своем округе. Это разве не говорит о том, что китайское правительство явно ведёт двойную игру?
– Это разовый случай, и по нему не надо делать поспешные выводы. Не так ли, Тимофей Васильевич? – обратился ко мне капитан.
– Не могу сказать чего-то определённого, так как не владею информацией по этому вопросу, – ответил я Морозову.