Спустив паруса, отрабатывая двигателем, легли в дрейф. Меньше чем в кабельтове напротив нас встал крейсер, от которого отделились два вельбота и направились к нам. Наша «Ангара», но уже под японским флагом легла в дрейф кабельтовых в трех.
Вскоре по поданному нами забортному трапу на палубу поднялся японский офицер в сопровождении пяти вооруженных винтовками матросов.
– Лейтенант Сираиси, господа, – козырнув, представился на сносном французском японский офицер.
«Мать моя женщина, роди меня обратно! Вот это я попал! Это же лейтенант, с которым я штурмовал форты Таку три года назад. Потомок кланов Накатоми и Сираиси. Хорошо хоть в первые ряды встречающих не вылез. Надо потихоньку с палубы смотаться в свою каюту и грима добавить. А то, боюсь, он меня узнает», – с этими мыслями начал аккуратно передвигаться за спинами команды в сторону трапа к каютам.
Не успел спуститься на один пролет, как меня догнал наш славный капитан.
– Антон Сергеевич, а вы-то куда? Кто гостя встречает?
– Анатолий Алексеевич. Меня этот Сираиси, осьминога ему в клюз, знает как офицера Добровольного флота. Я с ним пересекался во время восстания ихэтуаней. Наш «Орел» раненых после битвы за Тяньцзинь вывозил, – раздраженно произнес Палецкий. – А вы, Тимофей Васильевич, чего прячетесь?
– А я, Антон Сергеевич, с Сираиси-сан форты Таку вместе захватывал, да и потом общались. Вот ведь судьба-злодейка, устроила нечаянную встречу! Пойду внешность более радикально менять. У меня там хороший рыжий парик с усами затесались. А свои придется сбрить. Еще очочки добавим…
– С трудом могу вас представить рыжим и в очках, Тимофей Васильевич. А мне что делать?!
– Пойдемте ко мне в каюту. У меня реквизита много.
Пока мы с капитаном корабля меняли свой внешний вид, японцы поднялись на мостик, где Сираиси ознакомился с судовыми журналами, выслушал наших «ученых» о том, какой большой вклад должна внести наша экспедиция в развитие науки. После чего повели офицера знакомиться с собранной коллекцией представителей подводного мира Желтого моря, начиная от моллюсков и ракообразных и заканчивая неплохим чучелом рыбы-меч, действительно выловленной по дороге в Индийском океане.
Наш ихтиандр, точнее, ихтиолог, которого изображал мичман Загудин, в свое время закончивший географический факультет Санкт-Петербургского императорского университета, так вошел в роль, что Сираиси никак не мог от него отвязаться.
После того как начальник досмотровой команды сослался на плохое знание французского языка, Загудин, уточнив, что тот лучше знает английский, тут же перешел на язык лаймов и продолжил вешать лапшу на уши бедного Сираиси.
Об этом я и Антон Сергеевич узнали, когда вновь поднялись на палубу. Рассказывающий об этом кап-два Миронов сиял улыбкой на все свои тридцать два зуба.
– Андрей Петрович, – перебил я боевого пловца, не вошедшего сегодня в боевую группу, – как думаете, наши уже успели крейсер заминировать?
Миронов достал часы, откинув крышку, посмотрел на циферблат, потом бросил взгляд на стоящий напротив нас японский крейсер и произнес:
– По времени уже должны были мины поставить. Они пошли тремя парами налегке с ручными зарядами. Теперь остается дождаться сигнала и выставить время на взрывателях, – кап-два усмехнулся. – Вот и стою на палубе, жду, когда наши гости покинут шхуну. Полчаса хватит, Тимофей Васильевич?!
– Думаю, хватит.
– Тимофей Васильевич, – вмешался в разговор капитан шхуны, – может быть, лучше спустимся вниз. Что-то я не доверяю особо нашему гриму, как бы этот японский офицер нас не узнал. Не хватало еще все испортить.
– Уговорили, Антон Сергеевич, пойдемте обратно ко мне в каюту. Дождемся конца досмотра там.
Следующий раз я с Палецким появился на палубе, когда японцы отчалили от нашего трапа и пошли к своему кораблю. Буквально через десять минут крейсер «Касаги» прошел мимо нас, а вслед за ним устремилась «Ангара».
– Как все прошло? – поинтересовался я у Кононова.
– Замечательно, Тимофей Васильевич. Загудин был великолепен, убедителен и дотошен настолько, что японский лейтенант буквально сбежал от него, – командир боевых пловцов улыбнулся, а стоящие рядом офицеры и нижние чины весело рассмеялись. – Крейсер заминировали тремя ручными зарядами. Через двадцать минут они должны рвануть. «Касаги» мили на четыре, от силы пять, уйти успеет. Подождем. Тем более вот-вот «Рион» показаться должен. Атаку миноносок будем проводить, Тимофей Васильевич?
– Подождем подрывов мин, а дальше по обстановке. Понадобится добить – атакуем миноносками. Я теперь больше думаю о том, как «Ангару» отбивать будем.
– А в чем проблема? – поинтересовался капитан шхуны.
– Насколько я понимаю, весь экипаж с медицинским персоналом в руках у японцев. Не думаю, что там сейчас большая по количеству абордажная команда, но после подрыва крейсера «Ангару» привлекут к спасательной операции. Количество японцев на борту значительно увеличится, пускай и не вооруженных.
– Так «Рион» подойдет, и они сдадутся, – произнес Загудин, видимо, еще не выйдя из образа ученого-интеллигента.
– Боюсь, господин мичман, не сдадутся, а будут отбиваться до последнего. Не удивлюсь, если и весь экипаж «Ангары» с медперсоналом госпиталя перебьют.
– Тимофей Васильевич, вы считаете, что такое может произойти?
– Господа, я уже говорил, что японцы мыслят по-другому. Не надо ждать от них европейских традиций ведения боевых действий. Вспомните расстрел в воде экипажа «Варяга». Да, они пытаются перенять наши взгляды на войну, но когда их прижмет, быстро вернутся к своим обычаям, вплоть до отрезания головы у поверженного противника, которое называется «сюкю но агэру», что в переводе означает «взять голову».
– Господи, какая мерзость! – возмущенно произнес кто-то за моей спиной.
– С этой мерзостью японцы живут больше тысячи лет. У них голова врага была доказательством выполненного воинского долга. Победитель отрезал противнику голову и приносил ее в подарок своему командиру как отчет о своих боевых действиях. В шестнадцатом веке даже существовали специальные рекомендации по отрезанию головы поверженному противнику, в том случае, если голова не была отрублена в ходе боя, а противник лежал на земле и еще был жив, – я сделал паузу и обвел взглядом стоявших передо мной. – Поэтому я и опасаюсь того, что японцы и сами не сдадутся, и могут всех пленных перебить. Для них отрубить голову пленному без сэппуку – значит обесчестить врага.
– И что тогда нам делать? Там же больше сотни наших будет, – произнес Загудин, с каким-то недоумением глядя на меня.
– Считаю, что необходимо абордажную группу на «Ангару» отправлять. Кстати, Антон Сергеевич, одну из миноносок укомплектуем нашей абордажной командой, как самой подготовленной для таких действий. Радируйте Александру Васильевичу, чтобы выслал одну из миноносок к нам, еще две пускай укомплектует группами захвата. Оставшиеся две с торпедами должны будут готовы атаковать крейсер «Касаги», если он останется на плаву.
Дальше события помчались вскачь. Минут через десять к нам подлетел торпедный катер. В мыслях всегда его так называл, да и вслух в последнее время. Наша шхуна продолжала лежать в дрейфе, причем таким образом, чтобы корпус корабля закрывал для «Касаги» обзор с его кормы. Минут через пять к правому борту пришвартовалось еще два катера с абордажниками на борту. Командиры миноносок и старшие команд поднялись на шхуну.
С «Марселя» в захвате «Ангары» должны были участвовать пятнадцать человек под командованием боцмана Маслова. Этих ухарей собирали с Балтийской и Средиземноморской эскадр. Как ни странно, большинство из отобранных абордажников на «Рион» и «Марсель» имели казачьи корни. А с группой, размещенной на шхуне, в свое время пришлось даже мне поработать по тактике ведения боевых действий в ограниченном пространстве, коим являлись внутренние помещения корабля. Я в этом был отнюдь не специалист, но знания из будущего, да и подготовка офицера ГРУ позволяли создать хоть какую-то теорию и практику таких действий.
Общее количество абордажников, которые должны были захватить «Ангару», составляло сорок пять человек, или пятнадцать троек. Все они были вооружены парой пистолетов Браунинг М1900 и пистолетами-пулеметами специальными. Это был шестой вариант созданного еще три года назад пистолета-пулемета группой Мосин – Федоров – Токарев – Дегтярев. И он уже был более-менее похож на пистолет-пулемет Судаева.
К пистолетам-пулеметам у каждого бойца было по четыре запасных магазина на тридцать пять патронов, которые размещались в «лифчике» поверх пробкового спасательного жилета. Таким образом, огневая мощь каждого абордажника составляла четырнадцать пистолетных выстрелов и сто семьдесят пять, можно сказать, автоматных. Кроме того, у каждого из штурмовиков было по три светошумовые гранаты.
– Итак, по предварительным данным наблюдения за «Ангарой» имеем три потенциальные огневые точки. Здесь, здесь и здесь, – я указал карандашом на схеме нашего бывшего корабля места, где были замечены посты из двух-трех японских матросов с арисаками. – Плюс ориентировочно до тридцати человек в трюме и надстройках. Рубка и машинное захвачены и контролируется японцами. Боевая задача – высадиться на борт «Ангары» с торпедных катеров, зачистить судно, обыскать его, освободить экипаж, взять судно под контроль и сопроводить его до точки рандеву с нашими кораблями.
Собравшиеся в кают-компании офицеры и три боцмана внимательно слушали меня, бросая взгляды на листки со схемами, которые я быстро набросал.
– Первая стадия операции: после того как подорвется крейсер «Касаги», а «Ангара» ляжет в дрейф, два катера с противоположной от крейсера стороны подходят к госпитальному судну, и их абордажные команды, забросив кошки, поднимаются на судно. Третий катер, а в случае, если атаковать «Касаги» дополнительно не понадобится, то еще две миноноски прикрывают огнем из пулеметов подъем на борт этих абордажных команд, – я взял один из листков.
Посмотрев на схему машинного отделения, мысленно улыбнулся про себя: «Пикассо отдыхает».
– Вторая стадия операции – зачистка судна. Первая команда захватывает рубку, вторая команда – машинное отделение. Особое внимание уделить кингстонам. Здесь и здесь. Японцы могут попытаться затопить судно. Третья команда, поднявшись на борт, чистит каюты и трюм. Работаем волнами. Гранат светошумовых не жалеть. Японцев – тоже. Вспомните, как они расстреляли в воде экипаж «Варяга».
– Ваше высокоблагородие, так это правда? – вырвалось у одного из боцманов из команды «Риона».
– Правда, братец. Такая вот страшная правда. Поэтому хороший японец – мертвый японец. В первую очередь уничтожать офицеров и унтер-офицерский состав. От них можно ожидать чего угодно, – я сделал паузу, чтобы командиры катеров и групп захвата прониклись моими словами. – Для вашей поддержки по сигналу «Рион» быстро подойдет к «Ангаре» на два-три кабельтовых. Его артиллерия и пулеметы не допустят каких-либо действий со стороны тонущего крейсера и его экипажа. Вопросы?
– Что будем делать с экипажем «Касаги»? – задал вопрос один из командиров торпедных катеров.
– Все будет зависеть от того, как японцы поведут себя на «Ангаре». Расстреливать никого точно, господа, не будем, если они не будут строить из себя готовых биться до последнего самураев, шлюпок крейсера должно хватить для их спасения. А дальше пускай молятся своей Аматэрасу, – я замолчал, прикидывая, кого отправить из офицеров старшим с абордажными командами, но меня опередил Загудин.
– Господин полковник, а кто будет командовать абордажными командами? Разрешите мне?!
– Степан Васильевич, мы не можем лишиться такого замечательного ученого-ихтиолога, от которого сбегает японский офицер досмотровой команды…
Меня прервал смех офицеров, а боцманы старались оставаться серьезными, причем двоим было проще, так как они были не в курсе того, что произошло на «Марселе» некоторое время назад.