– Значит, мы приняли верное решение. Надо только будет всех людей с того поезда в наш пересадить. Если что, дополнительный вагон прицепим.
Так и поступим. Командуйте от моего имени, Тимофей Васильевич, – с этими словами император покинул купе, а я последовал за ним.
Глава 2
Река Липня
Выйдя из купе, Николай направился в свой вагон, я же пошел по коридору в противоположную сторону. Мне надо было срочно посетить генерал-майора Ширинкина, чтобы обсудить и спланировать наши действия в Твери.
Пока шел до купе Евгения Никифоровича, вспомнил, как нашел еще одного специалиста-фанатика – капитана запаса Авенира Авенировича Чемерзина. Точнее, не только его. Но обо всём по порядку.
Ещё в январе месяце после возвращения из Англии и получения плюшек, но до создания центра, в один из вечеров задумался я над тем, а не сделать ли нам автомат с учетом имеющихся технических возможностей в этом мире, ну и людского потенциала. В голове сразу же всплыла фамилия Федорова и его самозарядная винтовка-автомат. После долгого изнасилования своего мозга удалось вспомнить, что сейчас уже, кажется, творят Токарев и Дегтярёв. Попросил Ширинкина узнать информацию об этих людях.
Каково же было удивление, когда выяснилось, что двадцатиоднолетний Дегтярёв Василий Александрович служит в оружейной мастерской ораниенбаумской Офицерской стрелковой школы, где я был частым гостем. Поехал знакомиться с тем человеком, который в моем мире создал ПТРД – противотанковое ружье, ДП-27 – пулемет Дегтярева пехотный, крупнокалиберный пулемет, тот самый ДШК-38 и знаменитые пистолет-пулемет ППД различных модификаций и ручной пулемет РПД-43, ротный пулемет РП-46, авиационные и танковый пулеметы. Стал Героем социалистического труда и получил четыре Сталинских премии.
Познакомились. Немного пообщался, отметив для себя приличные знания и навыки по оружейному делу. Начальник школы подполковник Филатов Николай Михайлович в личной со мной беседе отметил «золотые руки» слесаря-оружейника, из-за чего молодому солдату доверяют ремонт даже пулеметов. Он же с иронией рассказал, что пришло письмо от капитана запаса Чемерзина с предложением испытать на полигоне школы панцирь для солдат, который не берет пуля. Николай Михайлович посмеялся, а я взял на заметку. И уже через несколько дней беседовал с изобретателем бронежилета в этом мире.
Авенир Авенирович оказался фанатиком от науки, но с практическим уклоном. Окончив математический факультет и Михайловское инженерное училище, он преподавал математику, занимался химией, и ряд опытов натолкнул его на мысль об изготовлении панцирей или кирас из особо прочной легированной стали, которые могли бы держать пули и осколки. Используя хром, никель, платину, серебро, иридий, ванадий и многие другие металлы и добавки, Чемерзин создал сплав, который, по его словам, крепче стали в три с половиной раза и в два раза легче. В результате миллиметровую пластину из его сплава пули из различных револьверов не пробивали с трех шагов.
С учетом того что деньги на свои опыты он в своей основе брал взаймы и долг накопился немаленький, изобретатель хотел предложить военному ведомству боевые панцири, кирасы для сохранения жизней офицеров и солдат, разумеется, не бесплатно. Когда Авенир Авенирович озвучил стоимость самой дешевой кирасы, закрывающей только грудь, я невольно присвистнул. Цена кусалась, и вряд ли военные такое примут, а вот для царствующих особ и их охраны сплав Чемерзина надо обязательно использовать.
Спустя три месяца Николай и Елена имели панцири по фигуре весом около четырех килограммов, защищающие грудь, спину и бока, совершенно не заметные под одеждой. Эти произведения искусства уверенно держали пули из всех имеющихся револьверов и пистолетов с пяти метров, винтовочную также держали, но контузия или перелом ребер были бы обеспечены.
Личников императора одели в бронежилеты подешевле, но также уверенно державшие выстрел из любого револьвера накоротке. Кроме того, пластинами из сплава Авенира Авенировича забронировали три кареты для передвижения императора с семьей.
Я подкинул Чемерзину схему бронежилета для войск из двадцать первого века, и он теперь колдовал над своими сплавами, чтобы значительно снизить себестоимость «панциря», сохранив при этом уровень защиты.
Что же касается Дегтярева, то кроме него я нашел Токарева Фёдора Васильевича, который в звании хорунжего был заведующим оружейной мастерской в Двенадцатом Донском казачьем полку. А капитан Фёдоров оказался вообще под боком. Закончив в августе девятисотого года Михайловскую артиллерийскую академию, служил в артиллерийском комитете Главного артиллерийского управления в должности докладчика оружейного отдела.
Убедив с большим трудом Николая в необходимости создания автоматического оружия хотя бы для спецподразделений в армии, полиции и жандармерии, собрал эту троицу и отправил их к генерал-майору Мосину – начальнику Сестрорецкого оружейного завода. Надеюсь, здесь он не умрет от пневмонии через год, тем более пенициллин уже есть. А вот надежда на то, что эта четверка создаст в ближайшее время автомат, у меня есть? и большая. Подкинул я им несколько идей-схем типа автомата Судаева. Дешево и просто. А так и пистолет ТТ пригодится, и от «светки», то есть СВТ-38/40, я бы не отказался, а еще лучше РПД-43, в крайнем случае ДП-27.
Дойдя до купе Ширинкина, постучал в дверь и зашел. Довел до главного телохранителя распоряжение императора, после чего начали обсуждать наши действия в Твери.
Первоначально планировалось, что поездка в Москву будет осуществляться на трех составах. Первый повезет сотню кубанцев Собственного его императорского величества конвоя под командованием месяц назад «вновь испеченного» генерал-майора Мейендорфа Александра Егоровича, три бронированные кареты, лошадей и прочее. Во втором составе будут следовать императорская семья, включая Михаила и Ксению с мужем, личники, кое-кто из министров, слуги. Третий поезд вез слуг и всякое имущество, которое могло понадобиться при коронации.
Узнав, что поезда пойдут друг за другом, Николай потребовал, чтобы первый состав опережал движение царского поезда на одну станцию. Уговорить его не делать этого не удалось. По поводу открытой охраны и ее усиления новый император придерживался такого же мнения, как его отец и дед, которые считали, что наличие телохранителей – признак трусости императора Всея Руси и его закрытости от своего народа. И вообще, не царское это дело – с охраной ходить. Даже смерть родителей, брата, сестры и три, а точнее? уже четыре покушения на него самого не сильно повлияли на отношение Николая к охране его императорской тушки.
И вдруг такое изменение в поведении императора. Ширинкин даже не выдержал и поинтересовался у меня:
Тимофей Васильевич, что случилось? Почему его императорское величество принял такое решение?
– Евгений Никифорович, если бы я знал ответ. Я такое состояние, которое было у императора, называю предвидением беды. Как бы никакой реальной угрозы и нет, а человек интуитивно чувствует, что вот-вот произойдёт что-то страшное и непоправимое. У самого такое иногда бывает и несколько раз уже жизнь спасало.
– Что же, для меня это к лучшему. А то помните, как он меня отчитывал за то, что состав с конвоем пойдет перед императорским поездом, да еще с бронированной платформой с пулеметами впереди?!
– Помню. Надо будет отправить из Твери в Клин депешу, чтобы состав с конвоем дожидался нас там. Спокойнее будет.
– Согласен. А теперь слушаю ваши предложения по нашим действиям в Твери.
После обсуждения моих предложений пришли к общему знаменателю: состав с конвоем остановить в Клину, перед царским поездом от Твери пустить состав с имуществом для коронации. Слуг из него пересадить в два вагона, которые присоединить к царскому составу. На паровозах разместить снайперов – Лешего и Шило. Вместо лакеев в «товарном» составе отправить десяток личников и остальных братов-инструкторов.
После суеты в Твери наш состав отправился в путь следом за поездом-ловушкой. Я находился в купе у Ширинкина, но разговор между нами не клеился. Оба больше молчали, напряженно ожидая чего-то. И это что-то случилось. Звук взрыва, резкое торможение поезда и его остановка.
Вместе с Евгением Никифоровичем выскочили из купе, а потом из вагона. Поезд-ловушка стоял впереди метрах в четырехстах. Ни паровоз, ни один из вагонов не сошел с рельсов. В воздухе перед составом рассеивался дым от мощного взрыва. А между тем на насыпи дороги впереди состава собиралась группа личников в алых черкесках, среди которых выделялись черные мундиры братов-инструкторов. Судя по всему, казаки пытались перебраться на другой берег реки через разрушенный взрывом мост. Как хлыст ударил выстрел из карабина, затем еще один, еще. Потом послышались частые выстрелы, как мне показалось, из пистолета «Маузер К96». Снова выстрел из карабина, и тишина.
– Евгений Никифорович, я туда, – произнес я и сбежал с насыпи, еле удержавшись на ногах, после чего рванул вдоль дороги к поезду-ловушке. Оглянувшись назад, увидел, что Ширинкин не рискнул повторить мой манёвр, а начал движение по шпалам. Из императорского вагона выпрыгнуло на землю несколько конвойцев, а потом на лестнице вагона показался Николай, которого словами «опасно», «не надо покидать вагон» пытался остановить подъесаул Хмара, чей бас слышен был даже мне, а я удалился метров на сто.
Наконец я оказался перед паровозом состава-ловушки. Как и предположил, поезд остановился метрах в двадцати от взорванного моста через небольшую речку. Взрыв был таким мощным, что от малого каменного моста остались только устои, а от пролета длиной около пяти метров узкая, чуть больше метра металлическая дорожка с перилами, которая чудом держалась на устоях. Самого пути не было, он грудой камней и исковерканных рельсов и шпал запрудил речку.
С левой стороны от дороги, за речкой метрах в ста увидел шестерых кубанцев, тащивших от леса к насыпи, судя по всему, два трупа. Еще четырех личников и Лиса с пятью братами видно не было.
– В лес, в погоню остальные ушли, Ермак, – услышал за своей спиной.
Обернувшись, увидел Лешего, который с перевязанной кое-как головой осторожно спускался по ступенькам из паровозной будки.
– Что случилось, Леший?
– Двигался в кабине паровоза, наблюдая через бинокль за обстановкой вдоль железной дороги. Подъезжая к мосту через речку… Матвеич, как речка называется?! – обернувшись к паровозу, крикнул старший урядник Лесков, чью грудь украшали два знака отличия ордена Святого Георгия третьей и четвертой степеней, а также две медали за храбрость.
– Река Липня, Владимир Михайлович, – донеслось из паровоза, а потом в окне появился машинист лет тридцати. – Ой, извините, ваше высокоблагородие. Не видел, как вы подошли. Что же это такое творится, ваше высокоблагородие?! Ужас! Мосты уже взрывают. Да еще как!!! От пролета ничего не осталось. А это вам не бомбу кинуть!
– До Клина далеко? – пресек вопросом я словоизвержение машиниста, ставя в голове заметку по мощности и профессиональному исполнению взрыва, словно сапер с большим опытом сработал.
– Верст шесть с небольшим будет. До вокзала все семь, – ответил словохотливый машинист.
– До Твери задним ходом дойдете?
– Как-нибудь дойдем.
Тогда проверяй свой локомотив и готовь его к дальней дороге задом, – попытался я пошутить, на что Матвеич ответил мне грустной улыбкой.
– Продолжайте доклад, урядник, – это уже было сказано Лешему.
– Слушаюсь, ваше высокоблагородие, – Лесков попытался принять стойку смирно, но охнул и перекосился.
Я подскочил к своему названому брату.
– Что случилось? Где болит?
– Наверное, пара ребер треснули, – казак приложил ладонь правой руки под грудь, неглубоко вздохнув. – Кто же знал, что этот железный конь так резко тормозит. Вот и приложило башкой да ребрами о какие-то железяки в будке, когда на ногах не удержался. Ладно, оптический прицел на карабине целым остался.
– Давай-ка сюда садись, – произнес я, усаживая Лешего на ступеньку лестницы в кабину локомотива. – Дальше рассказывай.
– Когда подъезжали к этому мосту, через бинокль разглядел вон там, у леса… – Леший рукой показал на опушку леса, от которой кубанцы тащили трупы, – группу из четырех человек, один из которых стоял на коленях перед подрывной машинкой. Дальше схватил карабин и выстрелил во взрывника, а затем крикнул Матвеичу, чтобы тот тормозил. Потом упал, взрыв. Когда после полной остановки поезда встал на ноги, то увидел, что двое бегут к лесу, а третий что-то делает у машинки. В общем, я в него только с четвертого выстрела попал. Головой хорошо приложило и боком тоже. Если бы он не встал, стреляя из маузера по конвойцам и братам, которые выпрыгивали из вагона и бежали к мосту, я бы его не достал. После каждого выстрела скрючивало от боли.
– Молодец, Леший. Готовься солдатского Георгия второй степени минимум получить, а то и чего повыше.
Пока Лесков докладывал, я снял у него повязку с головы, которую Вовка намотал сам себе. Ничего особого страшного не было, большой шишак и рассечение. В это время до нас добрался Ширинкин. Увидев генерала, Лесков попытался вырваться из моих рук и вскочить, но я его удержал, а Евгений Никифорович, махнув рукой, мол, сиди, продолжайте, прошел дальше и ошарашенно застыл перед разрушенным мостом. Быстро забинтовав Лешему голову, я подошел к Ширинкину.