В динамиках что-то последний раз щелкнуло, прошипело, и в радиорубке снова наступила мертвая тягучая тишина.
– Черт! Черт! Чтоб тебя! Работай!
Батон со всей силы треснул кулаком по краю приборной панели.
– Не хер тогда вообще было включаться, сволочь! Слышишь меня?! – Охотник оперся кулаками о стол и низко опустил голову, пытаясь прийти в себя, не в силах окончательно усвоить только что услышанное.
– Крым – остров, – то ли спрашивая, то ли утверждая, смотря куда-то мимо Батона, пробормотал Савельев. – Значит…
– Да. Еще выжившие, – хрипло отозвался из-под капюшона Батон.
– Наши не поверят, – с трудом проглотив едкий ком в горле, едва слышно прошептал метеоролог и, облизнув губы, перевел взгляд на охотника.
Батон и сам еще не до конца поверил в произошедшее.
Выжившие. Глядя на замолчавшую технику, он медленно, словно не своей рукой, откинул на плечи капюшон, стянул с головы шапку и, зажмурившись, пятерней стер с небритых щек выступившую испарину.
Они были не одиноки!
* * *
Благодаря добытым на «Новолазаревской» документам американцы достаточно быстро отыскали технические отсеки на одной из нижних палуб. Пока сидевший на корточках Мичиган деловито сопел, умело управляясь с генераторами, Макмиллан настороженно нацеливал фонарик в неосвещенные участки отсека.
– Как, сможешь починить? – мусоля палочку в зубах, снова спросил он. – Не готово еще?
Шумно выдохнув, Мич закатил глаза и уронил на колени руки, полные инструментов и проводов.
– Мак, если ты меня спросишь об этом еще раз сто, быстрее двигаться я не стану. Что ты суетишься, словно с девкой в толчке кантри-бара? Не видишь – я и так делаю, что могу. Или думаешь, что мне самому здесь чертовски жарко? Тут двадцать лет все в снегу пролежало, так что нужно немного попотеть, извини уж, брат.
– Потей сколько влезет, – разрешил техасец. – Но только мастери побыстрее, о’кей? – Сделав на стене пометку ярко-зеленым грифелем, Рэнди хмыкнул и, подумав, добавил короткое ругательное слово на английском.
– Хватит валять дурака, – не переставая работать, одернул приятеля темнокожий гигант. – Лучше иди посвети-ка вот сюда.
– Момент.
Приблизившись, Макмиллан через плечо Зэфа направил луч света на скомканное мочало разноцветных проводов.
– Вот так.
– И как ты во всем этом разбираешься?
– Просто. Я механик в четвертом поколении, забыл? Вот сюда. Чуть выше, о’кей. Сейчас подкрутим и заменим переходник.
– Что-то ты долго.
– Такое впечатление, будто ты думаешь, что генераторы все двадцать лет работали, а потом где-то обрыв провода произошел. Их запускать надо вручную, бро.
Какое-то время Мичиган молча работал, поочередно выбирая из сумки необходимый инструмент. Перестав шутить, Рэнди терпеливо ждал. Сказывалось царящее на судне непонятное напряжение.
– Ну вот, – закрыв крышку последнего генератора, Зэф подошел к пульту управления и, нажав несколько кнопок, поочередно потянул на себя рукоятки. – Скрести пальцы, бро.
Несколько мгновений ничего не происходило, а потом в помещении разлился слабый, едва заметный свет, сопровождаемый шумом и стуком оживающей техники.
– И это все? – разочарованно оценил Макмиллан. – Да уж, не густо.
– Не торопись.
Вернувшись к инструментам и сменив отвертку, Мичиган что-то подкрутил в одном из генераторов, увеличивая приток мощности.
– Ну же, не подведи меня.
Свечение стало интенсивнее, и одна из ламп звонко лопнула, обдав Макмиллана бледным искрящимся снопом.
– Эй! Осторожней! – техасец пружинисто отскочил в сторону, прикрывая лицо и шляпу рукой.
– Да-а, – поправив шапку, Мичиган поднял голову к потолку и белозубо осклабился, слушая нарастающее гудение внутри корабля. – Давай-давай. Просыпайся, малыш.
– Заработало!
– Но ненадолго, – покачал головой Мич, быстро упаковывая в рюкзак инструменты. – Нам лучше поторопиться.
* * *
Около часа бесцельно поплутав в чреве стального гиганта, Паштет с Треской наконец-то выбрались на верхнюю палубу «Поликарпова», где безраздельно властвовали снег, наледь, буревестники и промозглый антарктический ветер. Холод здесь был такой, что у обоих мгновенно посводило челюсти, а глазные яблоки пронзили сотни игл от солнечных лучей, отражавшихся от покрывавших корабль сугробов. Завозившись, повара стремительно нацепили на носы солнцезащитные очки.
– Ох ты ёшкин-корневище! – сунув было нос в дверной проем, за которым начиналась открытая палуба, Треска испуганно юркнул назад. – Не, брат, я туда не пойду.
– Ты чего это? – обернулся уже вышедший наружу Паштет.
– Небо, – Треска пальцем в перчатке указал сначала в потолок коридора, а затем в пол. – И до земли высоко. Зря мы сюда поперлись.
Поначалу простое задание теперь не вызывало у него энтузиазма. Тем более что дверь с закругленными углами, чуть утопленная в стену, выходила как раз на небольшой участок перед гигантской трещиной, разделившей корабль напополам.
– Ну, ты за двадцать лет совсем в червяка превратился, – фыркнул Паштет. – Давай, идем. Нечего рассусоливать. Тарас тебе бинокль просто так дал?
– Хочешь, бери, – со слабой надеждой предложил толстяк.
– Дудки, это твое задание. Вот и выполняй, – засунув большие пальцы за лямки рюкзака, Паштет посмотрел на небо, в котором высоко кружили клекочущие буревестники, и глубоко вдохнул. – Красота.
Продолжая что-то бурчать, Треска неохотно выбрался из коридора и, встав рядом с напарником, недоверчиво посмотрел на один из трех гигантских радарных шаров-зондов, в тени которого они находились. Было здесь много и другой всевозможной техники, от солнечных батарей и радарных установок до высоких антенн, облюбованных птицами под гнезда, и спутниковых тарелок.
Желая побороть подступившее головокружение, Треска взял бинокль и принялся разглядывать далекий берег с видневшейся лодкой и руинами полярной станции. На его беду, из-за перефокусировки зрения голова закружилась сильнее, и к горлу подскочила дурнота.
– На, сам высматривай, – сняв бинокль, Треска сунул его Паштету.
Подойдя к борту и опершись о перила, он сдвинул очки на лоб и стал разглядывать горизонт, в то время как Треска, не желая приближаться к краю палубы, грузно опустился на угол забранного решеткой вентиляционного короба.
Водная пустыня была такой же загадочной и смертельно манящей, как и снежная. Иссиня-черная у ватерлинии, она постепенно меняла цвет сначала на бирюзовый, а потом, словно вздымаясь у горизонта к небу, на молочно-голубоватый. Обманчиво мирная и безразличная, жестокая и убийственная на деле. Молчаливая снежная Королева. Манящая таинственной улыбкой и сковывавшая душу и тело ледяными тисками низких температур. Бесконечное царство холода и смерти.