Убийство в Невском переулке

– Болезненная бледность и безумный взгляд…

– Ладно, зови, – махнул рукой Путилин и вернулся к своему горемычному креслу, едва не пострадавшему от начальственного невоздержанного поведения.

Через несколько минут – за это время хозяин кабинета собрал бумаги на столе в одну стопку – раздалось несколько ударов, и распахнулась дверь. Дежурный чиновник вошел первым, обернулся к молодому человеку и произнес:

– Проходите, господин Путилин вас ждет.

Порог переступил высокий, болезненного вида человек, двадцати двух-трех лет. Сразу бросилось в глаза его узкое удлиненное лицо со впалыми щеками, бледными до прозрачности, с черными пробивающимися волосками на подбородке. Карие глаза с какой-то поволокой смотрели из-под длинных ресниц.

– Добрый день! – поздоровался начальник сыска после повисшего в кабинете неловкого минутного молчания.

Дежурный чиновник вышел и тихо прикрыл за собой дверь.

– Что вас привело ко мне? – вновь нарушил молчание Путилин.

Молодой человек в самом деле был не в себе. Наконец, он опустил правую руку в отвисший карман серого суконного пальто и сделал несколько шагов, остановившись только тогда, когда его путь преградил стол.

– Арестуйте меня, – совсем тихо выдавил он.

– Простите? – Иван Дмитриевич не совсем уловил его слова и хотел убедиться в истинности произнесенной речи.

– Я – убийца.

– Садитесь, – указал рукою на стул хозяин кабинета и продолжил: – Как мне к вам обращаться?

– Важно не имя, а то, что я совершил злодеяние, и вина жжет меня изнутри, – он указал рукой на грудь. – Больно вот тут.

– И когда вы его совершили?

– Два дня тому, – незнакомец хотел достать что-то из кармана, но его попытки были тщетны. Наконец, сжав обескровленные губы, он нахмурил и без того пересеченный глубокой морщиной лоб, взял себя в руки и, выудив из кармана, положил на стол трехвершковое толстое металлическое кольцо. – Вот этим я ударил Катю.

– Где произошло печальное событие?

– У Николаевского моста.

– Что же там с вами стряслось?

– Разрешите присесть?

– Будьте любезны.

Молодой человек опустился на стул, словно внезапно обессилев.

– Так о чем это я? – он поднес руку ко лбу. – Ах да, меня зовут Василий Осипов, с детства Васенькой кличут… Извините, но скажите, о чем это я?.. Да, да… Николаевский мост, два дня тому. Вы простите, но я плохо себя чувствую, знобит что-то.

– Может быть, Василий, вам надо отдохнуть?

– Нет-нет, я должен вам все рассказать. Два дня тому моя любезная Катя сказала, что не будет больше жить со мною. Это как удар молнии среди ясного неба. Я был расстроен, схватил первое попавшееся под руку и ударил ее в висок. Она так, бедняжка, и обмякла. И чтобы она никому не досталась, я ее в прорубь…

– Василий, вы говорите, два дня прошло.

– Два, точно два… Я эти дни по городу ходил, с собаками спал, чтобы теплее было. И кольцо в кармане таскал, боялся к нему прикоснуться, даже когда руки мерзли, в карман не опускал…

– Как фамилия Кати?

– Не помню, – он поднял руку с отогнутыми двумя пальцами, – два дня силился вспомнить, но никак. Словно кто стер.

– Понятно, – Иван Дмитриевич дернул шнурок, закрепленный у правой ножки стола, чтобы вызвать дежурного чиновника. Тот не заставил себя ждать.

– Отведи Василия Осипова в камеру, – распорядился Путилин, – и позови мне кого-нибудь из агентов.

– Так точно.

– И повнимательнее, – указал Путилин глазами на молодого человека. – Пусть отдохнет и отогреется от зимней стужи.

Чиновник взял под руку Осипова.

– Пройдемте-с.

– Да, я готов.

Оставшись в одиночестве Путилин задумался: правду ли говорил назвавшийся Василием Осиповым молодой человек или наговаривает на себя в болезненном приступе? Только этого не хватало! Заявлений о пропаже девиц не поступало, хотя, если молодые жили вместе, то кто ж заявление подаст, кроме самого убийцы? «А почему, собственно, я называю его душегубом? Оснований нет, поэтому надо сперва проверить, а уж потом и решение принимать».

Раздались громкие удары – в очередной раз дверь кабинета испытывали на стойкость.

– Войдите, – произнес Путилин с глубоким вздохом.

– Иван Дмитрич, разрешите? – в кабинет проскользнул агент Иван Соколов, тридцати одного года, высокого роста, а если быть точным, то двух аршин и шести вершков, чуть выше самого Путилина. Глаза до того синие, что, глядя в них, казалось, смотришь в безоблачное небо, но хватка, как у волка, если накопает что-либо по делу, никогда не отступится, пока не выяснит для себя все обстоятельства случившегося. Сколько помнил Путилин, Соколов всегда носил короткие волосы, скрывая тем самым раннее облысение.

Начальник указал рукой на стул.

– Видел молодого человека, что провел час в дежурной комнате?

– Так точно.

– Он утверждает, что совершил убийство. – Иван Дмитриевич поднялся с кресла, Соколов вскочил, но начальник жестом указал, чтобы тот продолжал сидеть. – Подозреваю, даже уверен, что он болен, и поэтому верить его словам нет резона. Его зовут Василий Осипов. Он не помнит, где проживал, поэтому поезжай в адресную комиссию и уточни адрес. Потом узнай, с кем он жил, с кем встречался, в общем, обо всем, и в том числе, была ли у него знакомая по имени Катя. Жива ли она? Если будет возможность, то постарайся с ней встретиться. Понятно?

– Так точно, – Соколов вскочил, – разрешите?

– Да, ступай, надеюсь результат получить к вечеру…

Дверь мягко закрылась, и Путилин остался сидеть в своем излюбленном кресле, размышляя о поворотах жизни, которые порой преподносят неприятные минуты. Молодой человек, наверное, студент одного из университетов, то ли тронулся головой от усердного учения, то ли в самом деле стал душегубом. А ему, статскому советнику, теперь разбираться с этим делом…

Путилин взял железное кольцо, взвесил в руке. Да, таким можно отправить к праотцам, если попасть в висок, как он говорит. Осмотрев кольцо со всех сторон, статский советник заметил какие-то рыжие следы, но у него не было полной уверенности, что это кровь…

Вновь он возвратился ко вчерашним донесениям о происшествиях в городе.

Столица с каждым днем разрасталась, в город прибывали все новые люди. Когда-то окраина была за Фонтанкой, а теперь возвышаются дома и за Обводным каналом…