Перестройка 2.0

Я спокойно повторил свое предложение проследовать по натоптанному маршруту.

Нет, я оценил их правильно. Уж в этот раз, поверьте, я был настороже. Повторения американской истории я допускать не собирался. Компания была слаженная, роли распределены заранее, как и порядок действий. Короче, они бросились на меня все одновременно – быстро, умело. Было видно, что опыт у них имелся. Ну, так им казалось, по крайней мере. Для меня же они просто застыли как в густом сиропе – в самых разных позах, но все устремленные ко мне с решительными лицами. Любо-дорого посмотреть – картина маслом: «Решительный штурм лоха отважными героями подворотен»!

Я не торопясь обошёл эту скульптурную группу, плотно заматывая носовым платком правый кулак, чтобы не сбить костяшки пальцев. Начал я с главного – рослого и даже красивого, если бы не портящие лицо подростковые прыщи, парня лет 18-ти – 19-ти, с наколотым перстнем на пальце левой руки. Значит, скорее всего, уже успел побывать в местах, которые почему-то принято называть «не столь отдаленными», хотя порой они расположены далековато.

Нет, я не ветеран дворовых сражений. Старался их по возможности избегать. Да и силачом никогда не был. Однако случалось в моей жизни всякое, в том числе драки. Куда ж без них? К тому же, класса до восьмого я ходил в секцию бокса. Вершин, правда, не достиг, а потому и бросил. Чего задаром по голове получать, если чемпионство тебе не светит? Так что, кое-какой опыт и некоторые навыки у меня все же были.

Резко, с разворота, ударил в нос и одновременно в губу главному «авторитету». Сильно не старался, боясь убить. Ведь мое время ускорено, значит, и сила удара повышается в разы. И так гарантированно кровь брызнет оттуда и оттуда. Но не сейчас, лишь когда я разрешу, дав мысленный отбой ускорению. Следующий удар в ухо наверняка увеличит его в размерах. И напоследок – хук в солнечное сплетение. Да, не забылись навыки, хотя о боксе сейчас только сломанная переносица напоминает. Кстати, надо бы ее в этой жизни выправить!

Так, этому хватит, я перешел к следующему. В общем, не буду я описывать сцену избиения, скажу лишь, что досталось всем прилично, но разнообразно. Я дал волю своей фантазии. При этом я старался никому ничего не ломать, зубы не выбивать и т.д. Мне нужно было преподать урок, а не покалечить. Да и честно говоря, жалко было этих глупых ребят, обманутых блатной романтикой. Они хотели красивой жизни, но кого-то из них ожидали лишь тюремные нары и сломанные судьбы. Совершенно ничего красивого в такой жизни нет. Подумав об этом, я даже немного отвлекся, задумавшись о том, как мы в юности были уверены, что надо попробовать всё, чтобы потом в старости было о чем вспомнить. Наивная ошибка, свойственная многим молодым людям! Горькая ирония этого юношеского лозунга заключается в том, что большинство из того, что мы тогда отчебучивали, в старости вспоминать вовсе не хотелось. Наоборот, хотелось это забыть, как будто и не было ничего. Почему? – Да просто потому, что становилось стыдно за те выходки, что по дурости младой мы себе позволяли. Они ведь только молодым придуркам кажутся крутыми. Да и вообще, в старости ты чаще вспоминаешь, куда же положил свои очки, нежели что ты там вытворял в возрасте незрелого помидора.

Закончив, я отошел в сторону, щелкнув воображаемым переключателем. Вот только что они с решительными и уверенными лицами неслись разобраться с залетным фраером… И вот они уже падают с криками боли на грязный асфальт, в свете уличного фонаря брызжа кровью из разбитых носов, губ и бровей. Да уж, ничего себе! Эффектная картина получилась!

Впрочем, хватило с первого раза не всем, что и понятно – ребята молодые, здоровые, горячие, привыкшие, что их все боятся. Многие просто не поняли. И всё повторилось сначала. На этот раз никто вставать не спешил – лежали, стонали, охали, приходили в себя.

Я подошел поближе:

– Ну и что мы тут разлеглись, девочки? – вспомнил я американские фильмы. – Не на пляже в Гаграх. Давайте, вставайте, продолжим беседу.

– Слышь, мужик, – приподнимаясь и сплевывая кровь, прохрипел вожак. – Ты ваще кто такой?

– Я-то? Я твой личный ночной кошмар. А вот кто ты, щенок?

– Ты, слышь, извини. Мы, того, ошиблись малёхо.

– Вставай, есть разговор, – протянул я ему руку.

Он подумал и принял помощь. А я подал ему все равно уже испорченный платок.

– Вытри кровь, и давай отойдем.

Отойдя в сторонку, мы сели на лавочку под кустами акации. Прямо, как на первом свидании – романтика! А запах какой, ум-мм!

– Обзовись, – начал я «серьезный базар».

– Федя я, ну, то есть – Фёдор, – поправился новый знакомец. – Погоняло «Кошак».

– Кошак?! – хохотнул я.

– Да, бл…, фамилия у меня – Кошаков.

Я ухмыльнулся и кивнул на наколку-перстень:

– Бывал у хозяина?

– Было дело. – Он помолчал, но все же добавил: – Малолетка на Костроме.

Я кивнул, как будто для меня все это было хорошо знакомо.

– Баклан[14 - Баклан (тюремный жаргон) – отбывающий срок за драку. Статья 206 УК РСФСР – хулиганство.]? – задал я следующий вопрос.

– Ну! – сплюнул он кровью.

– Меня Егором зовут, я вон в том доме хату снимаю.

– Да я в курсе, – ответил Федя Кошак.

– Будем знакомы? – предложил я, протягивая руку. Все же с местной гопотой лучше быть в хороших отношениях. Да и мало ли пригодятся для чего?

– Надо бы обмыть знакомство, – ухмыльнулся он, вяло пожимая мою ладонь.

М-да, контингент, конечно, неисправимый. Я вообще всегда удивлялся, отчего колонии для заключенных называют исправительными? Я лично не знаю никого, кто бы там исправился. Хотя я и не эксперт в этом вопросе, но с бывшими сидельцами в прошлой жизни общаться приходилось много. Практически все мои коллеги – бомжи из прошлого будущего отсидели не по одному разу. От них я, в общем, и нахватался жаргона и прочих тюремных ухваток.

– Дело хорошее, – кивнул я, – засылай гонцов. И протянул ему красненькую[15 - Красненькая – купюра в 10 рублей в позднем СССР была красного цвета.].

Вот так мы и познакомились с местными представителями мелкого криминалитета. С теми, кто, если всё пойдет как в прошлой истории, станут быками, торпедами и авторитетами грядущих «лихих 90-х» и, в большинстве своем полягут молодыми на полях криминальных войн, удостоившись памятника с надписью «От братвы» – всё, чего они добьются в своей короткой жизни. И завидовать такой судьбе могут только полные дебилы. Которых, к сожалению, всегда хватает.

* * *

В общих чертах я для себя всё решил. Я постараюсь сделать так, чтобы Перестройка в моей стране прошла в щадящем для простых людей режиме. Как именно это сделать, я по-прежнему представлял смутно, но цель уже наметил. Не то, чтобы я был сторонником социалистического образа жизни, вовсе нет, но мне бы хотелось совместить лучшее, что было в СССР с лучшим, что есть в капитализме. А всего плохого там и там, по возможности избежать.

Скажете, утопия? – Конечно, утопия. А разве всё, случившееся со мной, это обыденное событие? Так что, посмотрим. Попытаться-то можно, правда? А там видно будет.

В общем, я начинаю. Кто не спрятался, я не виноват.

Глава V

Генеральный секретарь Центрального Комитета Коммунистического Партии Советского Союза Михаил Сергеевич Горбачев сидел в своем кремлевском кабинете за столом красного дерева в удобном коричневом кресле. Слева, под рукой, возле окна, находился маленький столик с рядом белых телефонов. А над головой висел портрет Ленина.

Время позднее, надо собираться домой. Раиса уже звонила, ругалась, что опять допоздна работает – не бережет здоровье. Михаил Сергеевич улыбнулся, он по-прежнему любил ее, хотя столько лет уже вместе. Дочка Ирина давно выросла, кандидатскую по медицине защищает! Внучка Ксюша подрастает – 5 лет уже! Самые родные люди. Именно для них, в первую очередь, он старается. Его дочь и внучка будут жить в новой стране. Ну и они с Раисой еще далеко не старики, еще увидят новый мир! Горбачев очень в это верил. А еще он очень хотел, чтобы его имя осталось в истории навечно. Чтобы памятники ему стояли по стране, радом с памятниками Ленину. Что ж, у каждого свои слабости.

Он уже хотел нажать кнопку селектора, чтобы вызвать секретаря, как прозвучал голос:

– Здравствуйте, Михаил Сергеевич!

Горбачёв вздрогнул и резко поднял голову. Прямо перед ним, по другую сторону стола, в кресле для посетителей сидел молодой человек и, улыбаясь, смотрел ему прямо в глаза. Генеральный секретарь ЦК КПСС уже открыл рот, чтобы задать вопрос, но глаза незнакомца вдруг расширились до размеров огромной воронки, в которую он и провалился.

* * *

– Здравствуйте, Михаил Сергеевич! – сказал я и увидел, как он вздрогнул, резко поднимая голову. Наши глаза встретились, он быстро моргнул и взгляд его застыл. Уже становящаяся привычной картина.

– Скажите секретарю, чтобы он вас не беспокоил в течение получаса, никого к вам не пускал и ни с кем не соединял.

Горбачев нажал кнопку селектора и повторил сказанное мною. Я посмотрел сквозь стену, включив «рентген» и увидел, что секретарь занялся чтением каких-то бумаг. Итак, у нас есть полчаса. Должно хватить.

До этого я несколько раз открывал телепортационное окно, были и подходящие моменты, но я никак не мог решиться. Всё же, как ни крути, то, что я хотел сделать, было историческим моментом. И я откровенно побаивался той ответственности, которую решил взвалить на собственные плечи. Да, в прошлой истории итоги Перестройки были плачевными и кровавыми. Но не сделаю ли я только хуже? Не увеличит ли мой шаг общее количество зла в мире? Кто я вообще такой, чтобы решать, что лучше, а что хуже?

С другой стороны, а кто такой этот человек с пятном на голове, чтобы решать судьбу миллионов граждан СССР и мою собственную судьбу тоже? Он чем-то лучше меня? Он больше знает и понимает? История показала, что нет. Всё, что он смог сделать – это разрушить, построить ничего он так и не сумел. Разрушить огромную страну, которую не он строил. Разрушить миллионы жизней, включая и мою жизнь. Кто ему дал на это право?