И был им сон…

– Да, – и сказав слово, уже смелее добавил: – я понял.

Сказал-то этой, а глаза не мог оторвать от другой, той, которая Ольга. Бойкая девица удовлетворенно, хоть и с долей сомнения, кивнула и подруги, развернувшись, направились на урок, оставив ошеломленного восьмиклассника посреди пустеющего коридора. Отойдя на несколько шагов, они, оглянувшись на него, дружно засмеялись, от чего Егор совсем смутился и даже немного покраснел.

– Соколов, тебе особое приглашение нужно?

Строгий голос учительницы физики, в котором, однако, можно было услышать и некоторые насмешливые нотки (тоже женщина, и наверняка все видела), вырвал его из оцепенения, и он поплелся за ней в класс. Там, бухнувшись за последнюю парту, отмахнулся от Кузьмы (он же – Вовка Кузьмин, одноклассник и самый близкий друг), сразу что-то с энтузиазмом жарко зашептавшего ему на ухо, и глубоко задумался.

***

Подумать было о чем. Кем-кем, а дураком Егор себя не считал (а кто сам себя дураком считает?), да, в общем, и не был им. Даже в свои пятнадцать лет он хорошо понимал, что так вообще-то не бывает. Вернее, бывает, но ровно наоборот. В смысле, он знал, что иногда старшеклассники гуляют с девчонками на класс или даже на два младше. Не так часто, но и исключением такую вероятность не назовешь. Как для него, пятнадцатилетнего, тринадцатилетние девчонки кажутся соплячками, так же, наверняка, и для семнадцатилетней(!) десятиклассницы он должен выглядеть точно таким же сопляком. Да что там говорить, так оно наверняка и было! А потому все это очень странно и похоже на какой-то розыгрыш или, возможно, девчонки о чем-то поспорили между собой. Такой вариант тоже исключать не стоит. Это даже больше похоже на правду, девки – они такие!

Например, Егор, как и многие другие школьники, во время перемены постоянно оставлял свою сумку на подоконнике возле кабинета, в котором будет следующий урок. И нередко случалось так, что после звонка сумки своей он на подоконнике не обнаруживал. В этом случае он, уже наученный опытом, шел прямо в кабинет завуча школы – строгой дородной женщины с хорошим чувством юмора и явными следами былой красоты, и просил вынести его сумку из женского туалета. То, что девчонки нередко там его сумку прятали, завуч уже была в курсе и поэтому, привычно вздыхая и подтрунивая над Егором, сумку выручать шла. Или, если было совсем некогда, говорила, чтобы он попросил учительницу. Это потом уже Егор, наплевав на все правила, просто сам заходил в женский туалет после звонка и, не обращая внимания на девичьи визги, забирал свою сумку, которая обычно лежала в ближней к входной двери комнате (хорошо еще не в той, где туалетные кабинки) на низеньком шкафчике трюмо в углу. Вот, скажите, зачем они, в смысле – девчонки, это делали? Егор ответа не знал, но завучу, кажется, все было понятно. Тоже ведь женщина и понимает своих!

Но будет очень, – здесь он подумал, возвращаясь мыслями к Ольге, и еще раз добавил – очень жалко, если это обычный розыгрыш. Сердце Егора учащенно забилось: а вдруг все же не розыгрыш, вдруг он ей и правда нравится? Ну, а почему, собственно, нет? Чудеса случаются и, может быть, это как раз тот случай? И здесь словно из тумана в голове отчетливо всплыла его прошлая подружка – Надя, с которой он недавно расстался. Просто подошел и сказал, что ему нравится другая, и он с ней больше не гуляет. Что, если честно, было неправдой, на самом деле она ему просто надоела. В ответ услышал, конечно, что-то про козла, но дело-то не в этом! Егор даже хлопнул ладонью по парте, чем заслужил вопросительный взгляд учительницы и недоуменный – от шарахнувшегося в сторону Кузьмы.

– Напугал, блин! – прошипел тот. – Ты чего?

Но Егор только досадливо отмахнулся. Он в это время мысленно ругал самого себя за тупость. Действительно, рассуждает тут, понимаешь, о разнице в возрасте, о том, что так не бывает, что старшеклассницы не гуляют с младшеклассниками, а то, что его прошлая подруга Надька была десятиклассницей, только не из их школы, забыл напрочь! И правда, дебил! Все мозги после сегодняшней встречи набекрень.

Ладно, примирительно сказал Егор сам себе, был не прав. Вернее, почти прав, но не совсем. Скажем так: иногда, в его конкретном случае, подобные исключения происходят. И этим трем, которые подошли на перемене, наверняка об этом известно. Это немного успокоило Егора в том смысле, что, может, на перемене был и не розыгрыш, а самый что ни есть подарок судьбы. Если уж одна десятиклассница в него втюрилась и до сих пор записками о себе напоминает, то почему бы не втюриться и второй? Всем нам приятно думать о себе как об особенных, чем-то от других людей отличающихся. И Егор не был исключением.

Почему-то слово «втюрилась» в отношении Ольги Егору не понравилось и он поморщился. Он уже очень хотел, чтобы она в него на самом деле влюбилась – по-настоящему, по-взрослому! И, наверное, поэтому подростковый сленг показался ему здесь совершенно неуместен. Но и слово «влюбилась» он пока произносить остерегался, не спугнуть бы! Не то, чтобы он был суеверным, но, как говорится: на всякий пожарный!

Скажем сразу, что Егор, как и, наверное, большинство людей, особенно в столь юном возрасте, был о себе довольно высокого мнения. С его точки зрения, он был красивый, высокий, умный. Насчет последнего, ладно, это еще можно оспорить. А вот то, что он высокий и красивый – это достаточно объективно, первое – в силу своей очевидности, а второе неоднократно подтверждено представительницами противоположного пола. Но, даже учитывая все это, не настолько он был самовлюбленным идиотом, чтобы думать, будто все девчонки спят и видят, как бы с ним замутить.

К своим пятнадцати годам Егор, как это ни странно, уже успел сформировать точку зрения по данному вопросу, и до сих пор опыт только подтверждал это его наблюдение. Он понял и принял как данность, что есть девушки, которым он нравится – он в их, так сказать, вкусе, и они на него постоянно западают. Но есть и такие, которые к нему совершенно равнодушны, словно его существование их вообще не колышет. А есть еще и третья категория, которым он почему-то всегда активно не по душе. И, согласно закону подлости, среди вторых, а особенно – третьих чаще всего попадаются те, которые очень нравятся ему самому. Нравятся, но при этом совершенно ему недоступны, хоть ты наизнанку вывернись! А к нему, наоборот, то и дело липнут те, которые не нравятся уже ему самому. Жизнь несправедлива, правда? И вот сейчас, как ему только что объявили, он понравился девушке, которая ему не просто нравится, а такой, красота которой сразила его наповал! Такое совпадение, что даже подозрительно. Вот он и подозревает подвох, которого, может, и нет вовсе.

Конечно, мама часто повторяет о том, что любовь зла, полюбишь и козла, но это их, взрослые расклады. В его возрасте любовь пока еще являлась чувством бескорыстным. Да и что с него взять, какая выгода? Родители – обычные работяги, денег у него не водится, кроме тех двадцати копеек, что дает ему мама на завтраки в школьной столовой. «Хотя, стоп, – подумал Егор, – о чем это я вообще, какие деньги»? И тут же, сам себе в ответ: «Как какие деньги, а вдруг она в ресторан захочет»?

Откровенно говоря, Егор в ресторане пока еще ни разу не был, обходясь со своими очередными подружками походами в кино и на танцы, а в основном вообще – традиционным для их возраста брожением по улицам города. Однако Егор обдумал этот вопрос со всех сторон и решил, что все обойдется, никто их в ресторан не пустит, разве что днем пообедать комплексным за рубль двадцать. А какое может быть свидание с комплексным обедом? Это даже не смешно.

– Тьфу ты! – досадливо шепнул он вслух собственным мыслям. Думает о какой-то ерунде. Причем здесь все это? Сейчас-то что делать?

Учительница кинула предупредительный как выстрел взгляд в его сторону, а Кузьма вновь возбудился и пробубнил заинтересованно:

– Ты чего, а?

– Отлезь! – отмахнулся Егор, – не до тебя.

Кузьма обиженно засопел и отвернулся. Ничего, потом поговорим, надо будет с ним посоветоваться. Хотя, рассуждая логически, о чем с ним советоваться, что он может понимать в таких делах?

Нет, так-то Вован, если разобраться, конечно, пацан нормальный, надежный, но с девчонками ему фатально не везет. Егор даже, жалея друга, не раз пытался ему помочь, сосватать кого-то, но, видимо, было в Кузьме что-то такое, ему невидимое, но для девчонок очевидное, что не оставляло для него никаких шансов. Один-единственный раз подфартило Кузьме в прошлом году, когда староста класса Фомушкина предложила ему дружбу, и он даже ходил с ней на свидания, пока не выяснилось, что это она из чувства пионерского долга решила таким образом повлиять на отстающего и хулиганистого одноклассника.

Вовка в тот раз, помнится, только раз глянув на пионерскую грудь старосты, выдающуюся на фоне всех без исключения сверстниц, и являющуюся предметом их тайной зависти, был сражен сразу и наповал. Счастье его, однако, продлилось недолго, как и быстро потерпевшие полное фиаско планы эту грудь хотя бы потрогать. Фомушкина гулять с ним вечерами гуляла, до дома провожать себя дозволяла, разговоры разговаривала, помощь свою в усвоении учебного материала предлагала, но не то, что до груди своей допустить, она даже и поцелуев с Кузьмой, похоже, не планировала. Ну, или рассчитывала на более длительный и упорный приступ со стороны ошалевшего поначалу Вована. Он же дураком не был, довольно быстро раскусил ее хитрые пионерские планы и разочаровавшись до глубины души ее коварством, отношения с ней прекратил, с видом опытного ловеласа рассказывая всем вокруг, что она ему, дескать, надоела – прилипла к нему, понимаешь, как банный лист! Народ слушал, кивал, но, в основном, в его версию не верил, зная его в этом плане совсем с другой стороны.

К сожалению, никакого другого опыта в любовных вопросах у Кузьмы не было, так и старел друг нецелованным. А поэтому и дельного совета в сложившейся ситуации дать не мог в силу собственной некомпетентности. Так что получалось, что Егору рассчитывать надо лишь на себя самого. А в себе он почему-то сейчас был совсем не уверен – робел.

Не то чтобы сам Егор был сильно компетентным в любовных делах, но на фоне товарища он выглядел почти специалистом. Опыт нескольких «гуляний» с девчонками и связанных с ними свиданий, поцелуев, обниманий и душевных записок солидно смотрелся за его плечами, и заставлял остальных с уважением прислушиваться к его мнению по такому волнующему юные души вопросу.

Так что, в сухом остатке получается, что посоветоваться ему и не с кем, поскольку его достаточно скудный опыт в этом вопросе все же явно превышал опыт практически любого из его знакомых. Ну, если, конечно, не принимать всерьез их хвастливые рассказы о собственных похождениях, рожденные в основном их же собственным подростковым воображением и частично почерпнутые из разных фильмов, книг, либо из таких же фантазий друзей.

Пока Егор рассуждал, прикидывал так и этак, прозвенел звонок. А на перемене, очень важная от порученной ей миссии пятиклассница вручила ему записку от Ольги. Чуть подрагивающими пальцами он развернул четвертинку тетрадного листа в клеточку и прочитал выведенные красивым девичьим почерком слова: «У нас сегодня вечер будет в 6 часов. Приходи, если хочешь. О.».

Сердце отчаянно заколотилось, Егор дважды перечитал текст, и аккуратно сложив записку, задумчиво убрал ее в карман. Он знал, что сегодня у десятиклассников вечер, посвященный предстоящему Новому году, и что там будет играть школьный вокально-инструментальный ансамбль. Объявление об этом висело на первом этаже. Вот только как он, восьмиклассник, будет чувствовать себя среди десятиклассников? С Надей, например, они только по улицам гуляли, иногда заходя к ней домой, когда родаков не было, чтобы нацеловаться всласть в тепле и уюте.

Однако мысли о том, чтобы игнорировать приглашение, у Егора даже не возникло. Но надо было кого-то взять с собой для храбрости. Пожалуй, как ни крути, лучше всего подойдет Кузьма, его самый преданный друг, поскольку остальные могут на такое дело и не подписаться.

Глава 2

Оля Лаврентьева, которой, вопреки уверенности Егора Соколова, семнадцать лет еще не исполнилось, хотя до дня рождения оставалось лишь несколько месяцев, несмотря на этот факт, полагала себя человеком достаточно взрослым и вполне самостоятельным. А кто в этом возрасте думает о себе, как о ребенке?

Однако, случилось так, что она никогда ранее не слышала даже о том странном и необъяснимом серьезной наукой феномене, когда женщины иногда влюбляются в тех, кого жалеют. А объяснениями такой несерьезной науки как психология никто в СССР не заморачивался, и о людях с эмоциональной амплитудой зрительного вектора знать не знал[1 - Системно-векторная психология разделяет врожденные психические качества человека на восемь различных видов, векторов. В зрительном векторе самое яркое ощущение от жизни связано с проявлениями эмоций. Именно зрительному человеку свойственно сопереживать, жалеть, плакать, сильно пугаться, искренне радоваться, любить каждый раз как последний раз. (Здесь и далее примечания автора.)]. И потому особенности сложной и противоречивой женской природы она пока еще только постигала по большей части исключительно опытным путем. Поскольку ни в школе, ни дома об этом ничего не говорили, не считая, конечно, безобидных пестиков и тычинок на уроках ботаники. Видимо, разумно полагая, что, поскольку самих их (учительниц и мам) никто ничему такому в юности не учил, то нечего и ребенку голову всякой пошлой ерундой забивать. Придет время, сама все поймет и во всем разберется, так же, как они в свое время. Так оно, в общем, испокон веков и получалось, независимо от того, хорошо это или плохо, через набивание шишек физических и сердечных, то есть – чувственных.

Но, кроме государственной средней школы имени № 1 имени Владимира Ильича Ленина, которую Оля уже заканчивала, была еще и другая школа – школа жизни, уроками в которой служили собственные ошибки учащихся этой всеобщей школы человечества, из которых по умолчанию и предполагалось извлекать для себя такой необходимый в будущем жизненный опыт. Схема, в общем, классическая, давным-давно озвученная гением русской поэзии Александром Сергеевичем: «опыт – сын ошибок трудных». Или, как образно выразился другой гений из Америки: «Кошка, однажды усевшаяся на горячую плиту, больше никогда не сядет на горячую плиту. И на холодную тоже»[2 - Кто-то приписывает эту фразу Марку Твену, но точных сведений о том, что это именно он сказал, автор не нашел.].

А случилось вот что. Случай, надо сказать, неординарный в ее жизни, в том смысле, что произошел сей казус, повлекший за собой цепочку неожиданных последствий, с нею впервые. Однажды Ольга с мамой, которую она сопровождала по ее просьбе-указанию, за какой-то надобностью (причина из Олиной головы вылетела напрочь) зашли к маминой знакомой в районную больницу, где та работала медсестрой, и в приемном покое встретили еще одну мамину знакомую, которая была с сыном, на вид – Олиным ровесником. Это только потом она узнала, что внешность оказалась обманчивой, и мальчишка на самом деле был младше ее на целых два класса и почти на два года. Но было уже, как пел тогда суперпопулярный Владимир Высоцкий, поздно.

Из разговора родителей выяснилось, что этот парнишка сейчас пришел с мамой для того, чтобы лечь в больницу, где ему будут делать операцию (аппендицит, кажется, или еще что-то – такие мелкие подробности в ее голове не задержались). Парнишка был симпатичный, слов нет. Здесь девичье сердце чуть дрогнуло в первый раз, как бы – пробный и потому не очень уверенный, сомневающийся. И хотя, как мы с вами знаем, паренек этот был младше Ольги, ее необычайно поразило выражение мужественного безразличия на его лице (второй, более уверенный, сердечный толчок). Будучи женщиной, хотя и в подростковом еще возрасте, Ольга тут же окончательно для себя решила, что он, наверняка, в душе очень боится. Да и кто вообще, скажите, не боится операций, если резать будут тебя самого, а не кого-то другого? Никакой лапароскопии в те времена не существовало, все было по-честному – скальпелем по пузу, и чем разрез больше, тем удобнее хирургу. А что шов огромный останется на всю жизнь, так никто в те далекие и почти уже забытые времена этому значения не придавал. Как и стальным коронкам на зубах.

Но мальчик, хоть и боялся, держался очень достойно, пусть даже лицо его весьма благородно побледнело. Ну, так тогда Оле показалось или, что вероятнее, она себе это просто придумала – для красоты (третий толчок сердечной мышцы на этот раз был заметно чувствительнее предыдущих). Она с детства была особой мечтательной и увлекающейся, с большой, можно даже смело сказать – необъятной фантазией. За что порой получала поучения от мамы в том смысле, что надо смотреть на жизнь трезво, вместо того, чтобы витать в придуманных мирах. Мама была, конечно, права по-своему – по-матерински. Но кто, скажите, в этом возрасте, слушает мудрые советы родителей? В этом возрасте, именуемом переходным, поучения родителей кажутся такими далекими от современной жизни, в которой родители, будучи уже людьми явно престарелыми и отсталыми, конечно, уже ровно ничего не понимают. Ведь в их молодости все было иначе! Как именно было иначе – никто из молодых этим вопросом не задавался, но иначе было точно.

Это заблуждение с неизбежностью пандемии безумия поражает каждое поколение молодежи, без единого исключения, и проходит, к сожалению, часто лишь тогда, когда что-то изменить уже сложно. А чаще всего – вообще невозможно. Отсюда и народная пословица: если бы молодость знала, если бы старость могла. Народ в своих пословицах всегда очень мудрый и рассудительный, в реальной жизни умеет эти пословицы лишь изрекать с умным видом, но никто практически ими не руководствуется. Сначала потому, что смысл их еще не доходит, потом – потому что слишком поздно дошел.

Парень, между тем, казалось, ее даже не замечал (как потом выяснилось, он вообще не помнил этой встречи, что она ему, в конце концов, на первый раз простила), весь обращенный внутрь себя, видимо, готовясь к предстоящим нелегким испытаниям. И вот тут-то все и случилось!

Четвертый сердечный толчок был просто оглушительным, так что Оля словно бы оторвалась от земли и поплыла куда-то во внезапной тишине, не видя никого и ничего вокруг, кроме его мужественного бледного лица. Между нами, были там еще какие-то звезды и даже как бы Млечный путь, отраженный почему-то в водах океана, а не просто какого-то там моря. Но это уже мы окончательно отнесем к девичьей разыгравшейся фантазии. Потому что ей вдруг стало его так жалко, так жалко, что даже слеза навернулась на глаза: ведь он был так красив и несчастен в этой своей мужественной борьбе с собственным страхом, в которой он явно побеждал!

Откровенно говоря, если бы в тот момент кто-нибудь описал Егору его собственные переживания и ощущения в таких выражениях, он бы, мягко выражаясь, очень сильно удивился. С его точки зрения, он просто тупо стоял и ждал, думая о том, что под общим наркозом, как обещал врач, он даже ничего не почувствует. Но мысли мужчин, даже подростков, порой настолько просты и примитивны с женской точки зрения, что не стоит их вообще принимать во внимание. Главное здесь не то, что там на самом деле чувствовал он, а что за него придумала она. Это и было верным и правильным, вам любая женщина подтвердит.

Ольге вдруг захотелось сказать ему что-то ободряющее или даже (о, Боже!) обнять его и нежно погладить по волосам, успокаивая и утешая, но, конечно, ничего подобного она делать не стала. Хотя привычное к подобным заскокам воображение девушки уже несло ее галопом (нет, лучше – аллюром, так красивее) в страну девичьей мечты, подгоняемое пубертатной плетью молодого организма. Говоря проще: в своих мыслях она его обняла, погладила и утешила, получив за это его робкий поцелуй и полный восхищения взгляд.

В глупой реальности же, их мамы, наговорившись и обменявшись всеми новостями, наконец, разошлись, и Ольга, взглянув последним туманным и уже наполовину влюбленным взором на героического подростка, которого, как она выяснила из разговора, звали Егором, ушла, увлекаемая родительницей, словно что-то учуявшей и с подозрением на дочь посмотревшей. И ночью был Ольге сон.

***

Это был очень красивый, пожалуй даже, самый красивый из всех снов, которые она до этого когда-либо видела. Что странно, этот сон был вовсе не похож на сон. Будто бы она просто перенеслась в какое-то место в совсем другой реальности, в которой все это было правдой и происходило на самом деле. В этом сне (или не сне?) они вдвоем с Егором шли по тополиной аллее, пронизанной насквозь солнечными лучами, взявшись за руки, а вокруг не было ни души. Егор что-то весело рассказывал, а она хохотала, не сводя с него влюбленных глаз. В этом сне он был ее долгожданным принцем, о котором она когда-то в детстве мечтала, как и все девчонки. И пусть белого коня поблизости не наблюдалось, во сне она точно знала, что он у него есть. Да и разве в коне дело? Ведь она давно не ребенок и в сказки не верит. Ну, или почти не верит.

А потом он ее очень красиво целовал, почему-то уже увлекая в головокружительном вальсе под музыку невидимого симфонического оркестра посреди огромного, украшенного яркими цветами и разноцветными лентами зала. А вокруг них, словно летний теплый снег, летал и кружился в вихре музыки тополиный пух, и голова ее так же кружилась от счастья вместе с этим летним снегом!

***

Проснулась Оля наутро полностью и окончательно влюбленной – так, как это бывает только в ранней юности, в пору первой любви, которая одна только и есть любовь настоящая, истинная, единственная, безрассудная, сумасшедшая – такая, о которой слагают стихи, пишут книги, поют песни, снимают кино. И пусть мы, взрослые, знаем, что потом тоже случаются другие разные любови, но знаем мы также и то, что они никогда не могут сравниться с любовью первой, хотя бы просто потому, что они не первые и не имеют уже ни новизны, ни остроты чувств.

Страдала она от этой неразделенной и тайной любви, никому ничего не рассказывая (кроме своего дневника) целых три недели, прежде чем решилась открыться лучшей подруге. Может быть, вы уже и не помните, но эти сладостные страдания первого настоящего чувства так же прекрасны и дороги нам, как и первые поцелуи, и с ними очень трудно расстаться! Так же трудно, как оторвать свои губы от губ любимого. Их хочется длить и длить, разрывая себе сердце страстным желанием ответной любви, и не решаясь сделать шаг, в страхе услышать отказ. Пусть лучше так, пусть лучше неизвестность! Ведь, пока этот шаг еще не сделан, есть надежда, есть вера, есть мечта, есть прекрасные сны. Но если после сделанного шага ты получаешь отказ, то жизнь на этом прекращается, ибо без него не может быть никакой жизни, неужели вы не понимаете этого? Неужели вы этого уже совсем не помните?

Но момент, когда она больше не могла скрывать свои чувства, когда она решилась узнать свою судьбу, проверить, что там, впереди – счастье или горе, жизнь или смерть, пан или пропал – наконец, наступил. Неизвестность и мечты увлекательны и полны чувственности, но глупому сердцу все же хочется знать правду. И однажды на перемене она, наконец, решилась, и рассказала все Ленке Герасимовой, с которой они с детства вместе – и в яслях на соседних горшках сидели, и потом десять лет учились в одном классе. Да и жили рядом, всего через три дома друг от друга. Ближе нее у Оли не было никого, и если она кому и могла открыться, то, конечно, только ей одной.

О, Ленка Герасимова – девушка боевая и не привыкшая тянуть кота за…, скажем, хвост, поначалу удивилась такому необычному выбору подруги. Но потом, рассудив, что любовь зла, полюбишь и… восьмиклассника, тут же пообещав подруге все уладить, отправилась на разведку. Пройдя пару раз мимо Ольгиного избранника, и проведя полный и тщательный визуальный осмотр, она, наконец, решила, что на самом деле все не так уж и плохо, как ей представилось вначале. Мальчонка был высокий, смазливый и выглядел старше своих лет. А потому и подруга рядом с ним не будет смотреться как старшая сестра, и пара из них, пожалуй, получится вполне себе симпатичная. Успокоившись сама и уже увлеченная предстоящей интригой, сулившей отличное развлечение, она пошла успокаивать подругу.