Судьбы людские

«Расценивать себя ниже того,

что ты стоишь, есть, по словам

Аристотеля, трусость и малодушие».

    М. Монтень. Опыты.

На состоявшемся в 60-десятые годы минувшего века Всемирном акустическом конгрессе в Копенгагене случилась сенсация. На одном из пленарных заседаний худощавый молодой человек, скромный преподаватель одного из ленинградских вузов, которому не исполнилось и 30-ти лет, потряс аудиторию своим выступлением. Ни много, ни мало он опровергал теорию маститого американского коллеги, председателя конгресса.

Сразу после доклада дерзкого выскочку советские участники подвергли остракизму. Его обвинили в том, что сообщение не было согласовано с руководством, что острые моменты не сглажены. Как осмелился он замахнуться на общепринятую теорию всемирной знаменитости? Ему запретили участвовать в дальнейших дискуссиях. Недвусмысленно дали понять, что в случае ослушания будут неизбежные сложности с защитой докторской диссертации. Умеют приструнить непокорных в научном сообществе.

Многие вообще удивлялись, как мог попасть кандидат наук на столь представительное собрание. Чиновники от науки оправдывались тем, что доклад Л. Мерцалова, так звали возмутителя спокойствия, отобрал организационный комитет конгресса, в большинстве состоящий из иностранных ученых. Лишь по этой причине его в последний момент включили в состав официальной делегации.

Советские участники нервно ожидали отпора на заключительном пленарном заседании. Два дня прошли как в лихорадке. С Леонидом никто из соотечественников не разговаривал, его откровенно сторонились как чумного больного.

Молодой ученый терзался сомнениями по поводу выступления. Нет, в правильности математических выкладок он не сомневался, но вряд ли кому в голову придет проверять их сейчас, когда затронуты священные устои. Даже впечатления от первой заграничной поездки как будто потускнели. Из гостиницы не хотелось выходить. Возмутитель спокойствия не собирался идти на заключительное заседание. Полагал, что ничего хорошего его не ждет. Скорее бы уехать домой и, может быть, в работе удастся забыться от несбывшихся надежд. Надежд на то, что специалисты по достоинству оценят полученные результаты.

Руководство делегации настояло на его присутствии при закрытии конгресса. Чашу позора молодой ученый должен испить до конца. Мрачный, с поникшей головой, пристроился Леонид в дальнем конце зала. Хотелось, как можно меньше встречаться с теми, кто подходили к нему после доклада. Задавали вопросы. Одобрительно похлопывали по плечу.

Весь президиум конгресса в сборе. Не видно лишь председателя. Тот известен независимым характером и бурным темпераментом. Советские участники замерли в тоскливом ожидании.

Наконец, плотный коренастый мужчина занял председательское место. Его появление встретили бурными аплодисментами. Это был действительно уважаемый человек. Как только он начал говорить, в зале установилась благоговейная тишина.

Но она стала, буквально, звенящей после слов, которые вряд ли кто ожидал услышать:

– Леди и джентльмены! Я должен сделать заявление. Пару дней назад здесь выступал молодой профессор из России с трудной фамилией. Он существенно развил теорию распространения ультразвуковых волн. Я и мои ученики только что закончили проверку его выводов. И должен сказать, черт побери, как это ни обидно, он прав. Математическое обоснование красиво и безупречно. Как вы знаете, то, что создано мною, пригодно для таких идеальных сред, как вода и другие жидкости. А сделанное русским ученым охватывает более широкий класс веществ, каковыми являются твердые материалы. Мы только обдумывали подходы к решению столь сложной задачи. Рады, что это удалось сделать, и мы можем заняться другими проблемами. А их, как вы хорошо знаете, у нас в акустике много.

– Я от души поздравляю моего молодого коллегу с успехом и желаю удачи на трудном пути научного познания.

Зал, онемевший на несколько минут, взорвался овациями. Степенные ученые мужи и немногочисленные женщины, стоя приветствовали старшего товарища. Им не нужно было объяснять, сколько мужества потребовалось, чтобы сказать короткую, но драматичную речь. Признать, да еще публично, что тебя обогнали в негласной гонке за лидерство. Такое мог позволить не только выдающийся ученый, но и очень незаурядный человек. Немного в этом зале людей, способных совершить благородный, но далеко не простой шаг. Те, кто были честны хотя бы перед собой, понимали, как непросто решиться на подобное действие. Поэтому так горячо приветствовали они того, кто прилюдно осуществил полный достоинства поступок.

А баловню судьбы повезло вдвойне. Ему удалось создать и оригинальную теорию, и быстро получить заслуженное признание, чего иные не могут дождаться всю жизнь.

Многие оглядывались, ища виновника торжества. Трудно было разглядеть того в темном дальнем углу. Кто-то догадался подтолкнуть молодого человека к сцене, где расположился президиум. Некоторые из членов советской делегации поспешили создать почетный эскорт, но их вовремя остановили.

Аплодисменты возобновились с новой силой и достигли апогея, когда председатель пожал руку смущенному молодому человеку, и сказал:

– Я искренне рад за Вас! Мне, как и Вам, удача улыбнулась на заре научной карьеры. Верю, что Вас ждет блестящее будущее.

Оно не заставило себя долго ждать. Уже на обратном пути, в самолете, руководитель делегации предложил Леониду Григорьевичу, теперь к нему обращались так, собрать научные публикации. По совокупности трудов защитить диссертацию на соискание ученой степени доктора физико-математических наук. А то неудобно, когда иностранцы обращаются к нему как профессору, а он всего лишь кандидат наук.

Казалось бы, человек не изменился. А с ним обращаются уже по-иному. Вчера не заслуживал внимания и доброго слова. Сегодня общее почтение и стремление выступить, если не в роли учителя, то хотя бы в качестве старшего товарища, напутствующего молодого ученого на столбовую путь-дорожку в науке. Любой хамелеон позавидует подобным способностям.

Трудно устоять перед искушением, когда вчерашние хулители изливают водопад лести в неподготовленные уши. Так и хочется поверить, что ты действительно гениальный, способен разрешить самые сложные проблемы. Претендовать на большие научные должности, быть достойным высших ученых степеней и званий.

Но берегитесь, Леонид Григорьевич! Те же перевертыши в миг растопчут вас, не дай Бог, сделать неверный шаг. И никакие заслуги перед наукой не спасут от людей, способных менять маскарадные маски с непостижимой для всего живого скоростью. Это присуще только «высшему разуму».

Пропуск во взрослую жизнь

«Всякий из нас считает себя в той или

иной мере чем-то единственным…».

    М. Монтень. Опыты.

В нашей стране до сих пор раздаются упреки в адрес ветеранов за то, что те не сумели заработать достойные пенсии. Чтобы доказать абсурдность голословных обвинений, без цифр не обойтись.

За 1966—1985 годы, т.е. когда трудились нынешние пенсионеры, темпы развития экономики СССР, по данным Н. Байбакова (председателя Госплана СССР в 1965—1986 гг.), были следующими: «рост национального дохода – в 3,8 раза, объема промышленного производства – в 4,3 раза, капиталовложений – в 4,1 раза, основных производственных фондов – в 6,8 раза; реальных доходов – в 2,6 раза, внешней торговли – в 4,7 раза, почти в 3 раза увеличилось производство товаров народного потребления». Эти цифры вполне сопоставимы с теми темпами, которые демонстрирует ныне Китай. Еще более бурными темпами страна развивалась в довоенные и послевоенные годы.

Известный своим критическим отношением к советскому прошлому Д. Медведев тоже вынужден признать:

«Престиж Отечества и национальное благосостояние не могут до бесконечности определяться достижениями прошлого, ведь производственные комплексы по добыче нефти и газа, обеспечивающие львиную долю бюджетных поступлений, ядерное оружие, гарантирующее нашу безопасность, промышленная и коммунальная инфраструктура – все это создано большей частью еще советскими специалистами, иными словами, это создано не нами».

Это общая картина. Для большей наглядности позволю показать, как работали нынешние пенсионеры на собственном примере. Уже за год до завершения учебы я начал работать по месту будущего распределения – в Институте механики полимеров Академии наук Латвии. Специалистов по акустике и ультразвуковой технике в Риге не готовили, и мои знания оказались очень востребованными. Меня даже не отпустили, согласно существующим правилам, на подготовку дипломного проекта в Ленинград. Тот стал побочным продуктом интенсивных исследований, в которые повезло сразу включиться.

Дело дошло до курьеза. На защиту диплома вместо положенного месяца меня отпустили всего на семь дней. Когда я объявился в Альма-матер, назначенный кафедрой руководитель дипломной работы впервые увидел меня после 10 месяцев отсутствия (6 месяцев практики и 4 – на диплом). Он сообщил, что преподавательский состав кафедры всерьез обсуждал возможность переноса моей защиты на следующий год. В ответ с юношеским задором я начал говорить о том, что процедуру защиты мне нужно завершить за неделю. Возмущенный до крайности нахальством студента, руководитель отправил диплом, не читая, на отзыв в авторитетную закрытую фирму, почти уверенный в отрицательном отзыве.

Там, не имея опыта в обхождении с «великими мира сего», я подлил масла в огонь, отведя оппоненту срок для подготовки отзыва всего в один день. Удивительно, как взрослые люди терпели выходки зеленого юнца. Единственное объяснение – уважение к серьезности тематики, которой занимался коллектив, куда я попал по распределению.

В то время для изготовления корпусов некоторых видов ракетного оружия начали активно использовать полимерные материалы. Они обладали целым рядом преимуществ по сравнению с металлами. На начальном этапе разработчикам композитных конструкций (так они назывались, поскольку из стеклянных или углеродных нитей создавали ткань, потом слой за слоем пропитывали различным связующими, получая настоящий пирог) казалось, что они будут очень долговечными.

Вскоре выяснилось, что сложные химические процессы все же приводят к старению рукотворных материалов. Первыми забили тревогу военные. Они задали простой, но естественный вопрос. Как долго сохранится работоспособность, а, соответственно, и надежность новых корпусов изделий?

В разговорах и в письменных документах для соблюдения секретности тогда пользовались этим незатейливым словом. Стоимость объектов исследования оценивалась тоже в условных единицах. Например, говорили, что она эквивалентна цене нескольких «чаек» – элитной машины, на которой разъезжали министры и приравненные к ним руководители. Все оперировали привычным термином. Хотя никто не представлял, какова же реальная стоимость машин, используемая для денежного эквивалента. Ясно одно. Изделия дорогие, их поставили на боевое дежурство. А как определить, когда ресурс по надежности иссякнет, никто не знал.

Извечный вопрос контроля работоспособности колесницы, телеги, машины, самолета, ракеты всегда упирается в деньги. Потребители довольны, когда холодильник или другая бытовая техника функционируют дольше гарантийного срока. Но вряд ли кто-то согласится проверять по собственной воле возможность полета на самолете с полностью выработанным ресурсом.

Готов доказывать на любом уровне, что существующие методы неразрушающего контроля позволяют дать почти стопроцентную гарантию надежности любого агрегата. Но они требуют средств.

А в России, впрочем, как и в других странах, скорее пожертвуют жизнью простых людей, чем потратятся на достоверные методы контроля. Вот и падают самолеты, сходят с рельсов поезда, тонут корабли и происходит многое другое, что вполне можно предотвратить. Замечу попутно, что неприятности происходят, за редчайшими исключениями, на тех видах транспорта, которыми пользуются лишь рядовые граждане.

Даже когда ущерб от катастрофы многократно превышает стоимость контроля, не торопятся использовать уже существующие методы для предотвращения будущих неприятностей. Что это – халатность или полнейшее равнодушие к сохранению человеческой жизни и материальных ценностей? Ответ предлагаем сформулировать на основе собственного опыта.

Военным нужна надежность. Всемогущая в советские времена Военно-промышленная комиссия (ВПК) поручила разобраться с проблемой старения новых конструкционных материалов нескольким научно-исследовательским институтам. В их число попал и латвийский Институт механики полимеров, и та организация, где рецензировали мою дипломную работу. Через день я получил требуемый отзыв. Самой высокой оценкой стала просьба прислать более подробные результаты для тщательного изучения, а в дальнейшем и возможного сотрудничества.

Защита дипломного проекта, на основе которого я получил первое авторское свидетельство на изобретение, прошла отлично. Имея реальные достижения, в этом можно было не сомневаться. Но приглашение в аспирантуру к самому Л. Мерцалову явилось полной неожиданностью.

Как описать состояние молодого человека, получившего награду, о которой и не мечтал, и вынужденного от нее отказаться. Даже мой кумир растерялся после отрицательного ответа. В Риге у меня была жена и маленький ребенок, и уезжать еще на три года я не мог себе позволить. Расстроенные оба, не сразу сообразили, что существует вариант заочной аспирантуры.