Ловцы пыли

– Ничего себе! – удивилась Ольга. – Эта штука охватывает спортивные состязания всего мира?

– Практически да… А еще в линии отмечаются возможные результаты этих соревнований… Результаты называются исходами, а рядом с ними указываются их котировки в виде коэффициентов, – он взял распечатку, перевернул страничку, всмотрелся и сказал: – Вот смотрите: за победу Федерера дают один и две десятых, это значит, что поставив тысячу, вы получите тысячу двести рублей, если Федерер выиграет. А на его противника дают кэф три, и если вы поставите на него тысячу, то получите три, две тысячи – ваш выигрыш. Но Федерер почти наверняка победит…

– Это не факт! – воскликнул молодой. – Я тут поставил на Маню Шарапову, думал, немного денег срублю в легкую. Как-никак, первая ракетка мира. А она вышла, два гейма выиграла, потом ножку потерла и отказалась играть, якобы из-за травмы. Ей, понятно, присудили поражение, и мои три тысячи улетели к черту под копыто. А если бы я поставил не три, а хотя бы тысячу против Шараповой, то получил бы шесть тысяч. Шесть! Такой против нее давали коэффициент. Подождите, я вам правила букмекерской конторы принесу.

Через минуту перед Ольгой лежали листы с убористо отпечатанным текстом, озаглавленным «Правила букмекерской сети „Счастливое пари“».

В этот вечер она поняла, что спортивные ставки – это пари между букмекерской конторой и ее клиентами. Условия ставок предлагаются букмекерами в линии, где указываются исходы состязаний с коэффициентами выигрыша. Сама ставка считается денежным залогом, который является и платой за участие в игре, и гарантией того, что обязательства клиентом перед букмекерской сетью будут выполнены.

А еще Ольга узнала, что есть разные виды ставок: «одиночные» – это когда указывается одно спортивное состязание, «экспрессы», объединяющие несколько событий, коэффициенты в такой ставке перемножаются и в итоге могут превышать тысячу. Если такая ставка играла, то человек мог получить со ста рублей больше ста тысяч. Самой интересной ей показалась «система» – комбинация нескольких исходов, в ней указывалось, что сыграет два, три, пять, десять из всех выбранных событий.

Домой Ольга пришла на следующий день. Сев за компьютер, она набрала в поиске «Счастливое пари», вышла на сайт букмекерской сети, перешла на страницу адресов и с удивлением увидела, что филиалы фирмы расположены почти по всей стране. На страничке вакансий было указано три города, в одном из них требовался директор. Она позвонила в центральный офис букмекерской фирмы и на следующий день улетела в Москву для собеседования.

Уходя из дома, Ольга бросила парижское платье к дверям и вытерла об него ноги. Ее ждала неизвестная жизнь.

Глава 4. Отец и сын Моховы

Первого мая в двадцать три ноль-ноль Миша Мохов поставил контору на охрану. Шум подходящего поезда заставил его прислушаться. Юноша решительно повернул к перрону. На платформе дородная старушка сунула ему кулек с семечками. Семечки – это хорошо, это витамин Е. Широкой ладонью Миша выгреб из кармана ветровки мелочь и протянул женщине. Она, щуря глаза, почти на ощупь стала выбирать крупные монеты, но он взял ее ладошку и пересыпал в нее всю мелочь. Постоял на платформе, наблюдая, как люди поднимаются в вагоны. Вот бы уехать! Далеко-далеко… Некуда ехать.

Миша дворами отправился домой. Через полчаса он входил к себе в квартиру.

Почти половину его комнаты занимал разложенный диван без боковинки, но с пристроенными вплотную двумя табуретами со спиленными ножками. Высоту табуретов подогнали под диван, и Миша мог лежать в постели, вытянувшись во весь рост. Впритык стояли убогий шифоньер и письменный стол, на столе высился устаревший монитор, внизу к стене прижался системный блок, около которого клубком свернулись многочисленные провода.

Зверски хотелось есть. Понимая, что на ночь наедаться нельзя, он все же отправился на кухню и съел полбуханки хлеба, запивая кефиром.

Отца дома не было. Наверняка он опять у соседки. Уж он-то точно не голодный.

Миша вытянулся на диване, прислушиваясь к ночным шорохам.

* * *

Миша не любил воспоминания, но куда от них денешься, если всю жизнь живешь в одном и том же доме, ходишь через двор, где мама водила тебя, маленького, за ручку? Как обойдешь автобусную остановку у дома? И в квартире на полу лежит потускневший от времени ковер, а на стене висит такой солнечный портрет красивой матери.

Это был счастливый день. Мама взяла Мишу в магазин, и мальчик сам выбрал себе школьный рюкзак. Еще они купили тетради, пенал, счетные палочки, карандаши, азбуку и красивую книгу сказок.

Дома, усевшись на ковре, разложили принесенное богатство. Мишина мама, прижав сына к себе и ласково ероша ему волосы, говорила:

– Ну вот, сыночек, ты почти школьник. Завтра последний раз сходишь в детский сад. Как быстро летит время: дети растут, мамы стареют…

Не заметив грусти в материнском голосе, Миша гладил пальцами яркие картинки, вдыхал запах типографской краски, думая, что именно так пахнет школа, а не молочной кашей и свежими ватрушками, как детский сад.

Его отвлек протянувшийся рядом солнечный луч. В нем густо плавали искринки, и Миша окунул в солнечную невесомость руку, надеясь зачерпнуть, вытащить и рассмотреть их, как мошек, и ссыпать песком в коробочку. Но на ладошке ничего не было.

– Ах ты, ловец пыли! – засмеялась мама. – Одну пылинку не увидеть, только когда много. Но когда много, это плохо.

– Почему плохо? Они же золотые.

– Пыль серая, а не золотая. Это солнце ее золотит. Обман зрения. Иллюзия. Пыль вредная, поэтому лучше, когда ее нет.

Вошедший в комнату отец сказал:

– Это простая пыль, вредная, а по-настоящему золотая, очень даже не лишняя.

– Пыль – она и есть пыль, хоть золотая, хоть бриллиантовая. Обман один. Как ты ее поймаешь? – не согласилась мама и повернулась к сыну: – А давай я тебе сказку прочитаю!

И, открыв новую книгу, едва ли не нараспев, она стала читать Мише сказку «Морозко». А за стеной тонким лучиком возникала и рвалась жалящая песня скрипки.

На следующий день из детского сада одного за другим из группы забирали детей, но за Мишей никто не шел. Мальчик остался в группе последним, воспитательница нервничала, то и дело поглядывая на часы, потом сгребла Мишины вещи, схватила его за руку и потащила за собой вниз. Мальчику стало страшно, что родители его оставили в садике навсегда, он отчаянно заплакал, но воспитательница зашипела на него, чтобы он замолчал.

– Будешь выть, – грубо сказала она, – тебя сторож запрет в темной комнате одного!

Миша помнил, как она, жалуясь, говорила страшному чужому дядьке, что не может больше ждать, ей надо домой, у нее там тоже сын, и ушла. Миша остался один на один с этим дядькой в маленькой комнатке с черно-белым телевизором и старым диваном. И он не знал, что ужаснее: то, что родители его бросили, или этот страшный небритый мужчина. На этом диване он и заснул.

И только на следующий день пришел за Мишей отец, у него было потемневшее лицо и какие-то потерянные глаза. Воспитательница не ругалась, она лишь жалостливо посмотрела на Мишу, погладила его по голове и сказала:

– Бедный мальчик!

У Миши не слушались пальчики, и он никак не мог застегнуть левый сандалик. Но обычно строгий отец в тот день не замечал, что сын долго возится. Он сидел, упершись взглядом в стенку, и не торопил сына, как это обычно бывало. Воспитательница присела рядом с мальчиком, молча застегнула покривившуюся застежку. Потом собрала в пакет все Мишины вещи и подала отцу со словами:

– Вот, не забудьте. До свидания.

Ее лицо сердобольно скривилось. Отец ничего не ответил.

Миша радостно подпрыгивал оттого, что его не оставили в садике насовсем – этого он боялся больше всего. И он был доволен, что отец его не ругал, только почему-то страшно было смотреть на отцовское лицо. И Миша спросил о том, что не давало ему покоя:

– Где мама?

– Мама? – переспросил отец не сразу. – Мама? Нету… мамы. Уехала.

– Куда? – удивился Миша.

– Далеко. Отсюда не видать.

В памяти осталось строгое лицо матери в гробу, венки из ядовито окрашенных цветов. И повторяющиеся слова «несчастный случай».

Мать пришла к нему во сне, нестерпимо красивая, светлая, словно через нее просвечивало солнце. Она ласково перебирала его волосы.

Так память изредка подсовывала ему, как конфету, материнский лик, ее добрые глаза и певучий голос. И мир становился лучисто золотистым.

Петр Александрович Мохов день гибели жены запомнил на всю жизнь. Он работал во вторую смену. Ночью, возвращаясь домой, привычно взглянул на окна своей квартиры. Они были темными.

«Спит!» – снисходительно подумал Петр о жене.

Дверь открывал осторожно, чтобы ненароком не разбудить. Тихо прошел на кухню. И удивился: на плите стоял пустой чайник и приготовленный еще днем борщ.

Раздался звонок, и Петр с недобрым чувством метнулся в тесную прихожую с деревянной вешалкой и вышерканным ковриком на полу. Замок вдруг заело, едва ли не выламывая его, Петр успел заметить, что не стоят на привычном месте туфельки жены, нет ее плаща и куртки сына. Наконец ему удалось распахнуть дверь. На пороге стояла бабушка-соседка, живущая этажом выше.

– Петенька, – громко зашептала она и жалеюще сморщилась. – Беда у тебя! На твою Машу машина наехала. На остановке. «Скорая» увезла. Куда звонить тебе, не знали. А у меня все равно бессонница, вот я тебя и укараулила…