Ингвар с размаху пнул ящик с инструментами и стремительно повернулся к Мите:
– Не нужны мне ваши деньги!
– Будете выписывать детали за свои? – приподнял бровь Митя, а в душе похолодел. Сейчас Ингвар скажет, что отказывается заниматься Зининым автоматоном, – и тогда… Митя понятия не имел, к кому обращаться за помощью! И окажется он в глазах местного общества пустым человеком, неспособным держать слово.
Таким его и запомнят, когда он… когда он умрет.
Ингвар открыл рот, явно собираясь отказаться, и тут дверь конюшни снова отворилась. Вернулась Ада.
– Митя… Ингвар… – При взгляде на Ингвара самая строгая из сестер опять смутилась. Понадобилось пара мгновений, чтобы она взяла себя в руки, и все это время Ингвар смотрел на нее непонимающим и даже слегка раздраженным взглядом, так что Мите стало Аду еще больше жаль. Не просто дундук – чурбан. Нет, даже не чурбан, а родной брат гаечного ключа! – Простите Дарью, она бывает невыносимой. Она считает, что несет ответственность за всех нас.
– Вы так не считаете? – вежливо спросил Митя.
– Она еще маленькая девочка, и не дело подчинять свою жизнь глупой старой легенде! – зло выпалила Ада.
– Очень… благородно, – задумчиво пробормотал Митя.
Ада стрельнула глазами в сторону Ингвара – он тоже считает, что благородно? Но Ингвару было все равно – похоже, он даже толком не слушал, нетерпеливо ожидая, пока Ада уйдет. Ресницы Ады дрогнули, прикрывая глаза, губы скривила мимолетная болезненная гримаска… Овладев собой, она доброжелательно улыбнулась – и только внимательный взгляд мог заметить натужность этой улыбки:
– Мы с сестрами чуть не забыли – так глупо с нашей стороны! Мы же привели к вам нашу мисс Джексон! Помните, вы хотели – для уроков альвийского? Сейчас она разговаривает с вашей кузиной и ее матушкой, но просила вас с Ингваром быть, как только вы, Митя, вернетесь.
Глава 13
Lle quena I'lambe tel' Eldalie?[10 - Вы говорите по-альвийски? (Квэнья).]
– Вот выдумали еще!
Дверь конюшни захлопнулась за Адой. Проводить не разрешила, наверное, потому, что вызвался Митя. Будь это Ингвар, наверняка бы не отказалась, но раздосадованный Штольц аккуратно пристраивал наполовину обмотанную проволокой трость в ящик.
А элегантно получается. И оригинально. Замечательно бы пошла к тому сюртуку с кожаными вставками, что сделал старый Альшанг. Спросить, что ли, Ингвара, кому и для чего он эту трость делает и нельзя ли и себе такую? Так ведь не скажет, еще и язвить примется.
– Зачем мне эти альвийские мурлыканья? Ладно еще французский, у них публикуют интересные инженерные работы. А цветочных каталогов и модных журналов я, знаете ли, не читаю! – Ингвар наконец выпрямился, давая понять, что готов. – Сами занимайтесь, вам для светской жизни надобно.
– Говорите с отцом, это его решение, – раздраженно буркнул Митя. Ломается, как купчиха на городском балу.
– А вы с ним по-прежнему не разговариваете? – вроде бы безучастно спросил Ингвар.
– Это не я с ним, это он со мной.
– Не разговаривает и не знает, что цыган напал на вас еще до налета варягов? – прилетело ему в спину.
Ингвар стоял у бочки с водой, рассеянно приглаживая влажными руками волосы, и сверлил Митю испытывающим взглядом.
– Вы ведь не случайно тогда нашли тело той рыжей кошки, мадам Сердюковой! Вы все время искали убийцу? Специально? Вы? Почему?
Плещущее в глазах Ингвара безграничное удивление – будто у Мити вторая голова отросла! – показалось обидным. И впрямь, как удивительно: искать того, кто не просто убил… растерзал пять человек!
«Удивительно. Большинство… подавляющее большинство людей, вот хоть тот же Ингвар, убийствам возмутились, жертвам посочувствовали, но убийцу искать не стали. Не их дело». Голос, звучащий в голове, походил на его собственный, но был ледяным и спокойным. Мертвым.
«И не мое!» – мысленно озлился на этот голос Митя и передернул плечами, как от холода.
– От скуки. – Митя полуприкрыл веки, глядя на Ингвара с томной надменностью. Во всяком случае именно это выражение, подмеченное у свитских великих князей, он пытался изобразить. – Может же у светского человека быть, как это называют альвийцы – хобби?
То ли выражение лица, то ли слова подействовали на Ингвара как красная тряпка на быка:
– Это вы людскую смерть хобби называете?
– Почему бы и нет?
– Потому что хобби – это удовольствие, вот почему!
– Да-а… Кой-кого я прибил бы с истинным удовольствием. – Митя мечтательно закатил глаза.
– В прошлый раз вы меня подловили, потому что я не ожидал! – Ингвар набычился и шагнул ближе.
Как мило с его стороны – теперь если сразу кулаком да под вздох… Митя шевельнул локтем, проверяя, не сдерживает ли сюртук движения.
– В этот раз так запросто у вас не выйдет!
Они застыли друг напротив друга, едва не уперевшись носами. Митя бы посмеялся, но пропустить первый удар, потому что в этот момент хихикал, совершеннейший mauvais ton![11 - Mauvais ton (фр.) – моветон, дурной тон, неподобающее поведение.]
Дверь конюшни в очередной раз распахнулась, Маняша шагнула из яркого дневного света в полумрак конюшни и, не поднимая глаз, пролепетала:
– Не угодно ли барышням чаю?
Митя с Ингваром дико поглядели друг на друга, Ингвар растерянным баском ухнул:
– На конюшню?
Маняша вскинула глаза, пронзительно взвизгнула и выскочила наружу. За дверью раздался топот бегущих ног.
– Мышь, что ли, увидела? – растерялся Ингвар.
– Нет. Нас, – фыркнул Митя и, оценив выражение лица Ингвара, все же захихикал. – И даже не надейтесь, что только меня! От меня одного она уже не визжит.
– Ненормальная какая-то… Ладно, идемте уже на эту вашу… бесполезную дурь!
– Не мою. Альвийскую, – кротко возразил Митя.
– Вашу бесполезную альвийскую дурь, – так же кротко согласился Ингвар, запирая конюшню.
– А может, и правда, чаю попросить? – тащась за Митей, продолжал жалобно бубнить Ингвар. – Лесю, она вроде поспокойнее этой… сумасшедшей… А то чувствую, без чая я все эти Andaran atish’an[12 - Приветствие на квенья.] попросту не выдержу!
– Решили отчаяться, Ингвар? – входя в дом, хмыкнул Митя.
– Каламбурист! В прессу свои каламбуры шлите, вон, в «Будильник» или в «Петербургскую газету», – может, там оценят. – Ингвар становился все мрачнее. – Куда хоть идти-то?
Впрочем, голоса они услышали издалека.