Первое, что бросалось в глаза – весьма почтенный возраст футляра. Потемневшее дерево, покрытая зеленой патиной медь и потрескавшаяся кожа – признаки старины, однако, не могли скрыть тот факт, что сам ящик был сработан исключительно добротно и крепко. Серьезно потратиться на такую, вполне утилитарную вещь могли себе позволить только весьма обеспеченные люди, что заметно сужало круг возможных адресатов данной посылки.
– Хватит уже на него таращиться, сержант, открывайте!
– Содержимое защищено весьма сильной укрывной пеленой, – предупредил Войкок, подтягивая футляр к себе.
– Надо полагать, – хмыкнул полковник, – ничего, разберемся. Открывайте!
Густая мутная завеса словно дожидалась, когда ее выпустят на свободу, и немедленно заволокла почти весь салон, не позволяя ничего толком разглядеть даже на расстоянии вытянутой руки. Огоньки под потолком потускнели и лихорадочно заметались, мельтеша по стенам чересполосицей размытых теней.
– Ай-ай-ай, как нехорошо! – послышался звон стеклянных пузырьков, которые перебирал полковник, доставший из-под сиденья свой походный арсенал, – А как тебе такое?
Он несколько раз качнул резиновую грушу и окатил распахнутый ящик мелкой водяной пылью, распыленной из выбранного флакона. Заполнявшая экипаж мгла немедленно съежилась и исчезла, будто ее и не бывало. Что ни говори, а Кассоди не зря щеголял золотыми пуговицами, он прекрасно знал свое дело.
Снедаемый нетерпением сержант подался вперед, рассматривая открывшееся их взорам содержимое футляра.
– Вот уж действительно, – заключил он чуть погодя, – та еще мерзость!
Внутри ящика, в окружении мягкой подкладки из тонкого шелка лежала большая кукла в красивом и явно недешевом платьице.
Но отнюдь не богато украшенный вышивкой и блестками наряд привлекал к себе главное внимание.
Любой брошенный на куклу взгляд неотрывно впивался в ее фарфоровое личико, искаженное жуткой гримасой уродства.
Сморщенная левая щека обнажала кривые желтоватые зубы, словно скалящиеся в зловещей ухмылке. Растянутый ею рот почти доставал до уха, сползшего ему навстречу. А зажатый меж ними глаз и вовсе таращился куда-то в пол, так и норовя вывалиться из оголившейся глазницы.
Сильней всего поражала невероятная детализация кукольного лица. Были прорисованы мельчайшие детали, вплоть до отдельных волосков бровей, мелких морщинок в уголках глаз и крохотных родинок. И чем дольше Войкок всматривался в уродливый фарфоровый лик, тем сильней ему казалось, что он вот-вот оживет и заговорит…
– У Вас есть какие-нибудь соображения насчет возможного адресата? – сержант даже вздрогнул, когда Кассоди его окликнул.
– Что? Эм-м-м, нет, ни единого, – он помотал головой, пытаясь избавиться от наваждения, – это Кривая Чума, да?
– Она, родимая! И кто-то из зараженных сумел прокрасться в самый высший эшелон, если судить по качеству изготовления и отделки. Одно только платье чего стоит!
Войкок снова склонился над футляром. Несмотря на испытываемое отвращение, его снова и снова странным образом тянуло к кошмарной кукле.
– Есть какие-то намеки? – в руку сержанта легло толстое увеличительное стекло в латунной оправе, – смотрите внимательно, вдруг что-то да найдете.
Он взял в руку лупу, которая так и норовила выскользнуть из вспотевшей ладони, и навел ее на изувеченное лицо. Где-то на краю его сознания забрезжило смутное подозрение. Движимый тревожным предчувствием, сержант заслонил ладонью искаженную часть кукольной головы, пристально всматриваясь в ее нетронутый уродством правый глаз. Подозрение плавно переросло в пугающую догадку.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: