Звезды нового неба

Скажу прямо – за все это время я не наделал в штаны исключительно потому, что уже вторые сутки ничего не ел и не пил. И теперь самым разумным мне представлялось говорить только правду и ничего, кроме правды, какой бы нелицеприятной она ни была.

– Я. – мне пришлось сглотнуть, чтобы вместо хрипа я мог издавать хоть какие-то членораздельные звуки, – я понятия не имею, что это такое.

– Почему сразу так не сказал?

– Я боялся испортить впечатление.

– Что ж, а так ты его испортил гораздо сильнее, – Борис скептически поджал губы, – как я теперь могу верить всему остальному, что ты говорил?

– Все остальное – правда!

– Да ну!? А вот я сейчас глазик-то тебе вырежу, а потом скажу, что ты сам по неловкости на вентиль напоролся, и это тоже будет правдой. Камера наблюдения в этом шлюзе не работает, а свидетели подтвердят мои слова, – он подался вперед, словно и впрямь собирался вспороть мою глазницу, а двое его коллег даже не пытались его хоть как-то урезонить, наблюдая за происходящим со скучающим видом, – еще один несчастный случай.

– Я. – я снова сглотнул, но это не помогло, – мне больше нечего добавить. Если останусь жив – сделаю все, что смогу.

– Слышь, Боров, en voila assez, – долговязый посмотрел на часы, – босс сейчас до диспетчерской доберется и начнет задавать вопросы.

– Ладно, – Борис задумчиво пожевал губами, – будем считать, что тебе повезло, поскольку моя благоверная нахватала столько кредитов, что мне теперь еще долго за ее фантазии расплачиваться придется. А с двойным окладом это все же в два раза быстрее. Но ты имей в виду, – он напоследок еще разок качнул ножом, – твой несчастный случай никуда не делся и может приключиться в любой момент.

Он оттолкнулся, перелетев к люку на противоположной стороне шлюза и словно начисто позабыв о моем существовании. Его тощий напарник дернул за рукоятку и распахнул перед ним дверь. Я подождал, пока остальные со своими пожитками выберутся из тамбура, после чего осторожно, чтобы не совершить еще какой-нибудь глупости, также проплыл через люк и даже умудрился при этом об него не зацепиться.

Рассмотреть окружающий меня интерьер я толком не успел, поскольку чьи-то руки схватили меня за ворот и запустили в сторону следующей двери.

– Боров! Лови гостинец! – крикнул мне вслед долговязый.

Лысый старик подхватил мое беспомощное тело и, не особо церемонясь, затолкал его в проход. Таким образом, от поворота к повороту, мимо труб, кабелей и воздуховодов, они вдвоем препроводили меня до самой рубки. Не думаю, что такая забота была вызвана искренним беспокойством о моей безопасности, просто на данный момент это был наиболее быстрый способ моей доставки к месту работы. Со мной обращались, будто с грузом, причем не особо ценным. По прибытии на место меня засунули в одно из кресел и пристегнули ремнями, чтобы я никуда ненароком не улетел.

Только сейчас я смог, наконец, хоть немного осмотреться. Что ни говори, а старая истина «тяжело в учении – легко в бою» все же родилась не на пустом месте. Обстановка в рубке до боли напоминала интерьеры, досконально изученные в ходе многократных тренировок на тренажере. Мне даже на душе полегчало, а то после воспитательной беседы, проведенной со мной Борисом, у меня аж сердце слегка пошаливать начало.

Впереди всю стену занимал большой, но пока черный экран, на который выводилась информация для всех членов экипажа. Далее располагались рабочие посты команды – два впереди и еще два во втором ряду. Со своего места я не мог видеть, но точно знал, что сзади у стены установлены еще четыре кресла на тот случай, если на борту окажется более четырех человек. Левое переднее место предназначалось для пилота, и было оборудовано парой джойстиков. Остальные терминалы могли настраиваться для решения любых задач и являлись полностью равноценными. Меня поместили в правое переднее кресло, которое, по- видимому, здесь традиционно занимал связист.

– Кончай головой вертеть и настраивай свое хозяйство, – лысый нырнул в кресло пилота и отработанным движением застегнул ремни, – отчаливаем через десять минут.

– Есть! – хмуро отрапортовал я и обратил свой взор на оказавшийся в моем распоряжении терминал.

Как выяснилось, моему настроению еще оставалось куда ухудшаться.

Да, на занятиях в университете мы работали на тренажерах, прошедших через руки десятков других студентов и вдоволь от них натерпевшихся, но даже им оказалось не под силу сотворить с аппаратурой то, что предстало перед моими глазами.

И сам экран, и сенсорные панели были покрыты слоем грязи, толстым настолько, что в нем вполне могли обитать мыши. За этим рабочим местом ели, пили, прямо на нем что-то резали и бог весть чем еще занимались. Несколько раз, наверняка, на него исторгали съеденное накануне и даже не особо затрудняли себя протереть монитор после этого, так что теперь кое-какая важная информация вполне могла остаться незамеченной за темными потеками неизвестного происхождения.

Как издевательство, по периметру монитора была вылеплена рамка из разноцветных комочков засохшей жвачки. Предыдущий хозяин не успел ее закончить, хотя я, будь моя воля, вышвырнул бы его в открытый космос после первого же такого упражнения. Чтобы хоть с чего-нибудь начать, я отковырнул пару бледно-розовых шариков, и они поплыли по воздуху, отскакивая от стен рубки, чем вызвали со стороны Бориса недовольный взгляд в мою сторону. Поняв, что с уборкой придется обождать, я занялся настройкой рабочих программ. Для меня уже не явилось сюрпризом, что и в программной части этого терминала царил точно такой же бардак, как и снаружи. Мне ничего не оставалось, как со вздохом отправить все в помойку и устанавливать необходимые пакеты и утилиты заново.

Честно говоря, я полагал, что Борис лукавил, заявляя, будто наше отбытие должно состояться уже через десять минут. Запуск реактора, все же, занимает немало времени. Памятуя об этом, а также о долгих и неспешных процедурах стыковки – расстыковки, выполняемых пассажирским челноком, я не особо торопился. А потому был немало удивлен, когда всем телом вдруг ощутил, как по корпусу корабля прошла волна дрожи. Драга содрогнулась, встрепенулась, словно отряхивающийся от воды большой косматый пес, и вскоре вибрации утихли, сменившись еле ощутимым деловитым гудением. Реактор был запущен и турбины генераторов вышли на рабочий режим.

Почти сразу же в рубке вместо тусклых резервных лампочек вспыхнуло нормальное освещение, и на главном экране засветились первые сообщения.

– Ну что, капитан, – услышал я за своей спиной голос долговязого, сопровождаемый щелчками замков застегиваемых ремней, – теперь скажешь нам, куда летим?

– Коля велел ни в коем разе не обсуждать данную тему до прибытия на место, – отозвался Борис, колдуя над пультом.

– Да ладно тебе! Он же известный перестраховщик! Pourquoi, вообще, такая секретность?

– Жан, отстань! Прибудем на место – сам все поймешь, – лысый повернулся ко мне, надевая наушники, – эй, юнга, дай-ка мне связь с диспетчером.

У меня еще не все было готово, но организация стандартного канала связи не требовала каких-то специфических инструментов. Я натянул на голову наушники, стараясь не думать о природе покрывающих их пятен, и пробежал пальцами по клавиатуре.

– Наши позывные? – спросил я Бориса.

– «Берта-358».

– «Берта-358» вызывает центральную, – включил я свой микрофон, – «Берта-358» вызывает центральную.

– Вас слышу, «Берта-358», – отозвалось в наушниках, и я кивнул Борису, давая понять, что он на связи.

– Я на втором причале, прошу разрешения на отход.

– Та-а-ак, посмотрим, – голос на том конце линии сверился со своими документами, – пошлина уплачена, за парковку… тоже все в порядке. Хорошо, отход разрешаю. Герметизация в норме?

– Все отлично.

– Створ выхлопа – 90 на 40 и минус 35 на минус 80, дистанция – пять тысяч, переходная орбита – плюс два градуса.

– Принято.

– Отключаю магистрали, – на главном экране погасло несколько зеленых транспарантов.

– Подтверждаю.

– Открываю замки, – где-то в глубине корабля послышался глухой лязг и стук.

– Подтверждаю, – старик коснулся джойстиков, – отходим помаленьку.

Кресло подо мной слегка толкнуло меня в спину, а затем ремни мягко вернули меня на место. Наша драга отчалила от станции.

– Счастливого пути!

– Счастливо оставаться! – Борис стянул наушники с головы и сосредоточился на управлении.

Только сейчас я начал осознавать, что и в самом деле отправляюсь на самую настоящую вахту. На самой натуральной орбитальной драге, в компании с совершенно незнакомыми и в высшей степени подозрительными субъектами. И я даже понятия не имел, куда именно мы направляемся. Это, пожалуй, будет даже круче, чем у Сереги, вот только оптимизма этот факт мне совсем не добавлял.

– Вот мы и на плаву, – объявил капитан и оглянулся назад, услышав, как заскрипело за его спиной кресло, в которое втискивалась громада механика, – ну что, Гильгамеш, как там наше сердечко?

– Работает, – пророкотал тот, не вдаваясь в подробности.

– Вот и славно. Время до перехода – пятнадцать минут, можно немного и подремать пока, а ты, юнга, – он ткнул в мою сторону пальцем, – приготовься потеть и молись, чтобы вся твоя похвальба соответствовала действительности хотя бы наполовину, иначе я тебе не завидую.

Ответить на это мне было нечего, да не особо-то и хотелось, а потому я угрюмо сдвинул брови и отвернулся к своему чумазому терминалу, продолжив его настройку. Молиться, впрочем, я не собирался. В моих словах не было ни капли бахвальства, ну, кроме последнего момента с «транспонированием несущей». И меня даже охватила некоторая злость, накатывавшая каждый раз, когда кто-нибудь ставил под сомнение мои способности или, чего пуще, начинал надо мной насмехаться. В таких случаях я порой совершал невозможные вещи, дабы показать скептикам, насколько глубоко они заблуждались.