Левиафан

Стараясь не смотреть на разбросанное по полу оружие, я направился к двери. Главное сейчас – чтобы никто из местных со мной не заговорил, иначе я точно не сдержусь. Осторожно приоткрыв дверь, я первым делом нашёл глазами всех людей поблизости. Они занимались своими делами: трое перебирали оружие, сидя за столом, заваленным коробками со всевозможными боеприпасами, ещё двое несли какие-то ящики, ещё компания склонилась над неким крупным аппаратом, похожим, на бурильную установку. Одним словом, все выглядели вполне естественно. Кроме одного. Он сидел на лавке прямо напротив моего нового дома. Просто сидел. Не нужно было много ума, чтобы догадаться, что он ожидает меня. Молодой человек не был мне знаком, и это сильно разозлило меня. Гелий, Лиса или, на худой конец, Бледный, сейчас были бы очень кстати… А, может быть, и нет.

Резко захлопнув дверь, дабы оборвать поток агрессии, нарастающей от вида этого присланного за мной бойца, я начал бегать глазами по комнате. Плита, холодильник, кровать, тумба с огромным зеркалом, дверь… До сих пор я её не замечал. Трёмя широкими шагами я подскочил к ней и дёрнул на себя. Белоснежная ванна, унитаз, стены, покрытые чёрной плиткой, раковина, навесной шкаф с зеркалом на дверце… Открыв его, я схватил обеими руками все пластиковые и бумажные упаковки с таблетками, какие смог, и, выйдя из полутёмной комнатки обратно в главную, присел и ссыпал всё на пол. С того момента, как проснулся, я старался не допускать мысли о Тетре и лагере до сознания, чтобы окончательно не потерять контроль над собой, и, мне казалось, что у меня это неплохо получается. Но теперь, когда я начал брать коробки одну за другой, выискивая на них тип препарата, я понял, что состояние моё быстро ухудшается: руки начали трястись, внутри всё напряглось от ярости, воздуха не хватало.

Наконец, я увидел надпись мелким шрифтом: �Обезболивающее�. Не идеал, но уже что-то. Наспех разорвав коробку, я выдавил из блестящей пластиковой упаковки три крупные розоватые таблетки и, крепко сжав их в руке, рванул обратно в ванную комнату. Вода из-под крана была так холодна, что, набрав её в рот, я сразу почувствовал режущую боль в зубах. С размаху забросив таблетки, я не без труда проглотил их и замер. Практически сразу язык начал неметь. За ним горло и пищевод. Лекарство подействовало моментально – от этой мысли по телу побежал адреналин, и руки у меня рефлекторно сжались в кулаки.

Подняв глаза на чуть приоткрытую дверцу белого шкафчика, я изо всей силы ударил в висящее на ней прямоугольное зеркало кулаком. Больше я уже не мог себя сдерживать: горячей волной ярость накрыла меня целиком и полностью. Мне хотелось убить кого-нибудь. Не при помощи оружия, а своими руками, и не одного! Всё равно, кого. Крепко сжав зубы, я начал бить по шкафчику, с как можно большей скоростью выбрасывая кулаки вперёд один за другим. Дрожь сразу ушла, но за ней мышцы начало сводить – их хотелось напрягать изо всей силы раз за разом. Громкие звонкие удары качающейся на маленьких петлях дверцы о деревянную коробку порядочно оглушали меня, но от этого жар внутри становился только злее.

Я не мог остановиться. Я продолжал бить, чувствуя, как пульс всё сильнее стучит в висках, заставляя терять ощущение реальности. На зеркале начали появляться тёмные разводы крови, но само оно осталось абсолютно целым. Я понимал, что это к лучшему: пока я не разобью его, остановиться я не смогу, а значит, не стану искать новую цель, на этот раз, живую. И я продолжал бить. Со стенок шкафчика начала мелкими тонкими кусочками сыпаться краска. Тут я, наконец-то, почувствовал онемение. Руки начали понемногу замедляться, каждый удар стал пружинистым, разгоняющим колючую волну от пальцев до локтей, потом до плеч.

Я резко остановился. В голове поднялся высокий звон, который, не будь он таким неприятным, можно было бы назвать звуком озарения. Передо мной начали всплывать бессвязные образы – очевидно, с таблетками я перебрал. Но всё было лучше, чем убить кого-нибудь в лагере.

Немного постояв на месте, я повернулся и, ступая как можно осторожнее, чтобы не поднимать в ногах колючих нервных импульсов, двинулся к двери. Казалось, что внутри меня всё превратилось в единый плотный неподвижный ком. Пальцы не слушались, пришлось приложить немалые усилия, чтобы повернуть ручку. Но настоящие проблемы начались, когда я вышел наружу и попытался закрыть за собой дверь. Теперь уже не только руки, но и всё тело было ватным, а каждое прикосновение вызывало мелкое дребезжание, словно я был подключён к слабой электрической цепи…

…я вдруг обнаружил, что уже добрался до самого медпункта. Здесь, к счастью, широкие пластиковые двери были открыты…

–

Вам что-то нужно?

Передо мной стояли две женщины в белых халатах. Одна из них была совсем ещё подростком, наверняка, помощницей той, что постарше. Лиц их я рассмотреть не мог – перед глазами появились белые пятна, смазывающие чуть ли не половину всего, что я видел. Звон в ушах стал просто оглушительным, а разум отчаянно пытался собрать выхваченные из разных частей окружающего пространства картинки…

–

Что с Вами произошло?

На этот раз я обнаружил себя лежащим на одном из операционных столов. Тело всё ещё было ватным, однако ощущение вибрации отпускало меня. Сложность заключалась в том, что я не знал: это ослабевание препарата или его кульминация.

Оба врача, лиц которых я по-прежнему не мог рассмотреть, склонились надо мной, ожидая ответа.

–

Внуш-ш-шение. – язык не слушался меня, щёки кололо.

–

Внушение? Вы под внушением?

Я медленно кивнул, не понимая даже, кто из присутствующих со мной говорит.

–

Что Вы должны были сделать?

На миг мои мысли прояснились, последствия воздействия обезболивающего улетучились, и в голове прогремел уже знакомый рычащий голос:

–

Убить всех!

На удивление легко я громко повторил за ним.

–

Убить всех!

Доктора, как мне показалось, переглянулись.

–

Что Вы сделали?

Лёгкость, охватившая меня всего на мгновение, канула, и я вновь погрузился в состояние апатии. Тело окаменело. Нужно было как-то найти в себе силы и ответить.

–

О-обез-з… обез-з – вторая буква «б» никак не хотела произноситься.

–

Обезболивающее!? – доктора снова переглянулись. – Ну, в лагере у Нас есть только одно обезболивающее. Сколько?

Я изо всей силы напрягся, но мысли буквально выскочили из головы. Я никак не мог вспомнить, как произносится эта цифра.

–

Ну, сколько? Одна? – оба врача в упор наклонились ко мне. – Две? Не в силах повернуть голову я повёл глазами в сторону.

–

Что, три!?

Я моргнул посильнее, чтобы дать понять, что это утвердительный ответ, а не просто рефлекс.

–

Это очень много!

То ли в помещении резко воцарилась тишина, то ли я на какое-то время перестал слышать, но мне стало не по себе. Вкупе с почти полным отсутствием зрения потеря звуковой ориентации делала меня более, чем беспомощным.

Вдруг в районе моей груди разошлась мелкая вибрирующая волна, вслед за которой по венам разлетелось что-то горячее. Я буквально чувствовал, как глубоко под кожей, обжигая меня изнутри, разогреваются тонкие кровеносные сосуды. В ответ им судорожно задёргались все мышцы, но, несмотря на предельную неприятность изменений, я сразу почувствовал, что медленно выхожу из оцепенения. Марево перед глазами начало обретать более чёткие формы, пустые пространства стали заполняться, откуда-то издалека донеслись голоса. Ещё несколько напряжённых секунд, и я начал разбирать слова:

–

…думаю, Нам стоит учитывать это средство, если возникнет похожая ситуация. Хотя, три таблетки, это, конечно, перебор – если не нейтрализовать в течении пятнадцати-двадцати минут, препарат начнёт глушить мозг, и органы отключатся один за другим.

–

В любом случае, это временная мера. – из неоткуда появился знакомый мне мужской голос.

Я хотел повернуться и найти того, кому он принадлежит, но тело всё ещё меня не слушалось.

–

От внушения этим ведь не вылечишь.

–

Я знаю, но Высший сам взялся за таблетки. Я хочу сказать, он понимает, что он под внушением. – в женском голосе звучала просьба.

–

А так, разумеется, быть не должно. – судя по отстранённому тону, мужчина серьёзно задумался.

–

Вот именно! Машины действуют безошибочно. Но что, если при определённых условиях мыслительные процессы восстанавливаются к первоначальным!? В это трудно поверить, но живой пример сейчас прямо перед Нами. Ведь он не мог сильно привязаться к Тетре за то короткое время, что провёл в компании Гелия. А без глубокой привязанности сдержать внушение, пусть даже таким образом, просто невозможно. Самосохранение и здравый смысл здесь никак не помогут.

В палате установилось молчание. Воспользовавшись паузой, я задумался над покалыванием в голове. Может, это оно? Восстановление? Эти ощущения преследуют меня с самого момента моего пробуждения в чёрной пустоши, и, действительно, я осознаю, что нахожусь под внушением. Верить в то, что роботы плохо меня обработали, было бы глупо. Или всё дело в том, что я был готов к такому, и знал, что моё спасение состоит в том, чтобы заглушить мысли, не дать им зацепиться друг за друга!?

Это не так уж трудно, если разобраться: электрохимический сигнал идёт по нервам, как по цепи, от одного звена к другому. Обрываешь мысль о своём присутствии в лагере Тетры, и желание убить каждого встречного ослабевает. Ведь до прибытия в карьер я не испытывал отрицательных чувств к своим, значит, под внушением я должен был впасть в бешенство именно в этом месте. Но вот я перестал думать о том, что я здесь, и я, словно бы, уже не здесь – цепь оборвана, до ярости сигнал не доходит. Я, конечно, с большим трудом удержал себя от непоправимого, но при всех этих мыслях почувствовал гордость за свои действия…

–

Что Вы можете сделать? – снова раздался мужской голос.

–

Просканируем мозг, определим, какая его часть отвечает за агрессию в отношении Тетры, и попытаемся её удалить. На перестройку психическим воздействием уйдут годы – роботы связывают нейроны очень крепко, поэтому вариантов у Нас не так много, как хотелось бы.

–

Это рискованно?

–

Учитывая, что я никогда таких операций не проводила!? Да. Плюс, погрешность сканирования – Мы рискуем повредить здоровые участки… Просвистел тяжёлый вздох.

–

Значит так, просканируйте мозг, и расскажите мне, насколько сложна будет такого рода операция! Тогда и решим, что делать. Я не могу подвергнуть Высшего риску, если есть другой способ решения проблемы.

Особенно, теперь, когда он чудом вернулся в столь сложный для всех час. Он ведь создал Нас, не забывайте об этом!

–

Мы помним. – уверенно отозвалась женщина.

–

Хорошо, держите меня в курсе!

Зашуршали тихие размеренные шаги, чуть слышный металлический скрип ручки и лёгкий стук закрывающейся двери.

–

Так, нужно до конца нейтрализовать обезболивающее. Справишься!?

–

Да.

Теперь в помещении звучали только женские голоса. Тонко запикал какой-то электроприбор. Перед глазами у меня всё поехало, и я не сразу понял, что это двигается стол, на котором я лежу. Напрягшись, я поднял голову. Первое, что мне бросилось в глаза – это ремни, я был накрепко пристёгнут к ложу. Хоть мера предосторожности и была оправдана, мне она совсем не понравилась. Мой стол толкала одна из работниц медпункта, та, что помоложе. Положив голову обратно на чересчур мягкую подушку, я закрыл глаза, пытаясь сдержать тошноту, вызываемую мелкой вибрацией стола. В таком положении мне пришлось оставаться столь долго, словно меня везли в соседний город.

Наконец, стол остановился, и я обнаружил, что меня вкатили под нависающий полукругом крупный прибор. Послышалось быстрое стучание пластиковых кнопок. Стенки аппарата загорелись мягким белым светом, и через пару секунд он начал медленно опускаться, закрывая меня, как в капсуле.

–

Вы готовы?

Голос врача, бравший начало где-то снаружи округлого аппарата, прозвучал глухо, но достаточно чётко. Не зная, кому адресован вопрос, я решил на него не отвечать. Неожиданно прямо передо мной возникло лицо врача.

–

Высший, всё в порядке?

Пока я собирался с силами, чтобы ответить «Да» на оба вопроса, она направила маленький ручной фонарик прямо мне в левый глаз. От зрачка до самого центра мозга прошла тонкая обжигающе холодная нить, однако рефлекторного закрытия век за ней не последовало. Фонарик в руках доктора быстро сменился шприцем, которым она незамедлительно уколола меня в районе ключицы.

–

Сейчас станет лучше.

Медленно выдавив всё, до капли, содержимое, девушка исчезла с моих глаз так же стремительно, как и появилась. Оставленный ею, я какое-то время пребывал в полном покое, но вскоре по телу забегали слабые электрические разряды. Мысли начали приобретать большую осознанность, а нервные вибрации пошли на спад. Словно почувствовав это, прибор, нависающий надо мной, засветился ещё и рядами продолговатых бледно-синих лампочек, расположившихся поочерёдно с мягко белыми. Издалека послышался голос:

–

Закройте глаза!

Я послушно сомкнул веки. Скорее всего, это было некоторым подобием эффекта плацебо, но мне показалось, что я ощущаю, как сквозь меня проходят лучи рентгена.

Только я об этом подумал, а прибор уже и погас. Открыв глаза, я обнаружил, что

он с медленным гудением поднимается, как бы намекая, что процедура окончена.

–

Ну, как Вы!?

Надо мной склонились теперь уже оба врача.

–

Та… вроде бы, в порядке. – тихо проговорил я, начиная задумываться над слишком быстрым сканированием и стремительным появлением докторов. Похоже, я всё ещё периодически отключался, выпуская из сознания крупные отрезки времени.

–

Хорошо, тогда посмотрим, что у Нас на мониторе.

Врачи скрылись из виду, и это, надо признать, немного меня расстроило. В их голосах, движениях и аккуратных прикосновениях было что-то заботливое, на миг мне даже понравилось пребывать здесь в таком паршивом состоянии. И теперь они, будто бы оставили меня…

Очевидно, у меня снова произошёл провал, потому что откуда не возьмись в помещении зазвучал уже знакомый мне мужской голос.

–

И что это значит?

–

Это значит, что его мозг перестраивается в шесть целых, восемь десятых раза быстрее, чем при интенсивном обучении, подгоняемом самыми активными ноотропами. – второй голос принадлежал старшему из докторов.

–

Каков Ваш вердикт?

–

При такой, подчёркиваю, не свойственной человеку скорости биореакций он полностью восстановит память меньше, чем за сутки. И без операции.

–

О, это хорошо! – в словах мужчины, и правда, звучала радость.

–

Да, но дело в том, что это не совсем восстановление. Внушение стёрло его память. Безвозвратно. Существовавшие ранее клетки мозга не просто умерли – их вообще нет. Но они появляются заново! Возникает впечатление, что организм воссоздаёт их по какой-то своей памяти. Высший прошёл ассоциативный тест почти идеально.

Никаких тестов я не помнил, похоже, я пропустил намного больше, чем мне казалось.

–

Это энергетический слепок, я уверен. – после мужского комментария возникла короткая пауза. – Не могли бы Вы включить эту штуку ещё раз!?

Где-то рядом защёлкали клавиши, и прибор надо мной снова тихо загудел. Под образованную им арку вошёл высокий мужчина лет шестидесяти, с седыми, но достаточно длинными волосами, в чёрном пиджаке поверх белоснежной рубашки, разрезаемой узким тёмно-зелёным галстуком. Ещё до того, как он посмотрел мне в глаза, я понял, кто он. Вспомнил. Один из членов Совета Тетры, отвечающий за логистику. Он контролировал все процессы, связанные с обеспечением Наших подразделений и агентов деньгами, оружием, техническими и другими средствами по всему миру. В Тетре его так и называли – Логист.

Видимо, почувствовав мои мысли, он опустил голову и внимательно посмотрел на меня. Его немного темнокожее лицо нисколько не изменилось с Нашей последней встречи, и даже с первой. Да, я помнил, что этот человек не стареет – первый признак высокого статуса в Тетре.

–

Я вижу, Вы узнаёте меня, Высший. – он искренне улыбнулся, но, между тем, мне показалось, что глаза его немного покраснели. – Признаться, уже не думал, что ещё когда-нибудь увижу Вас. – то, что он называл меня на «Вы», несколько смущало, я, всё-таки, был гораздо моложе него. – Но оставим любезности до более подходящих времён. Вы прошли серьёзное испытание, с внушением никому ещё не удавалось справиться. Вы идёте на поправку, но я должен кое-в-чём убедиться. Я буду произносить слова, а Вам нужно всего лишь попытаться вспомнить, что они означают. Хорошо!?

–

Хорошо. – всё ещё с трудом ориентируясь в происходящем, я собрался с мыслями и приготовился как следует напрячь свою обновлённую память.

–

Начнём… – немного помолчав, он проговорил уже намного громче. – Муховский.

Муховский – очень большая шишка. Я использовал копию его электронного удостоверения, чтобы проникнуть на секретный объект…

Из конца комнаты послышался голос доктора:

–

Ноль и восемь.

–

Хорошо. – Логист немного подумал. – Сдвиг.

Это слово мне мало о чём говорило. Оно было как-то связано с глобальными изменениями поведения общества, но я не мог до конца ухватиться за эту идею.

Она была какой-то расплывчатой…

–

Ноль и шесть. – снова раздался комментарий доктора, видимо, что-то измеряющего.

Стоящий надо мной советник задумчиво потянул носом воздух, после чего произнёс следующую фразу:

–

Зелёная волна.

Теперь я вспомнил: зелёная волна, та самая, которую я видел в грузовике, она воздействует на сознание людей, незаметно для них изменяя шаблоны поведения всего человечества. Проход волны Мы называем сдвигом…

–

Один и один.

–

Объект Двадцать Восемь. – продолжил Логист.

Это то место, в которое я пытался проникнуть по удостоверению Муховского. Государственная секретная лаборатория, в которой изучали некий артефакт… – Один и три.

–

Красный купол.

О куполе я ничего не помнил. Я, однозначно, был под ним, но как я выжил – это не известно даже мне…

–

Ноль и девять.

Я приготовился услышать новое слово, но Логист почему-то молчал. Найдя его глазами, я понял, что фразу он выбрал, но не решается озвучить её. Потому что здесь присутствовали врачи. Видимо, дело касалось секретной информации, доступной только высшим ступеням Тетры. Поймав мой взгляд, он посмотрел в потолок, взвешивая всё в последний раз, после чего обернулся на докторов и, в упор наклонившись ко мне, беззвучно прошептал:

–

Левиафан.

В голове у меня что-то пронеслось, неосязаемое, злостное, похожее на короткий порыв штормового ветра, мгновенно осевший в глубинах сознания.

Издалека послышался удивлённый возглас доктора:

–

Скачок до пяти и семи, период упал в четыре раза!

Выслушав комментарий, Логист выпрямил спину и восхищённо уставился на меня сверху вниз.

–

Вы нашли его!

Я плохо понимал, о чём он говорит, но чувствовал, что все названные им ранее слова связаны с последним. Не дав мне возможности прояснить для себя ситуацию, Логист с довольным видом снова наклонился ко мне:

–

Отдыхайте, Высший!

Буквально сразу же передо мной возникли доктора, которые, избегая прямых взглядов, со звоном начали расстёгивать ремни. Советник, тем временем, беззвучно исчез. Освободив меня, девушки стали друг рядом с другом и, одинаково сложив руки у пояса, замерли. Я приподнялся и сел, не понимая, чего они от меня ждут.

Возникла неловкая пауза, прервать которую взялась младшая из врачей.

–

М-м, Вы извините, но для Нас Вы просто ожившая легенда, вот Мы и… – она повернулась к своей коллеге, которая продолжила речь.

–

Да, Мы столько всего слышали о Вас, а потом Вы исчезли, и вот теперь Вы здесь, и я даже не знаю, как с Вами разговаривать. Я усмехнулся.

–

Совсем недавно я хотел убить Вас всех.

–

Но Вы ведь пересилили внушение! – с уверенным отрицанием ответила мне старшая. – Такого ещё никому не удавалось! Ваш энергетический отпечаток оказался настолько сильным, что тело по нему смогло восстановить мозг на клеточном уровне!

–

Откуда взялся этот отпечаток? – я, в принципе, знал ответ на этот вопрос, но мне хотелось убедиться в том, что память меня не подводит. В свете всего услышанного, я не очень-то доверял своему сознанию.

–

Вы сами его создали. Своей непоколебимостью, непринятием не устраивающей Вас реальности и точным осознанием своих желаний, неудержимым стремлением к их исполнению…

Объяснение старшей медсестры быстро перерастало в подобие дифирамба. Заметив свою чрезмерную эмоциональность, говорившая осеклась и неуверенно повернулась к младшей подруге, заставив покраснеть не только себя, но и её.

–

Так, ладно, Мы пойдём, Вам рекомендуется покой. – застенчиво улыбнувшись, старшая провела рукой по лицу, убирая тёмные волосы, и, взяв напарницу за локоть, потянула её к выходу.

Когда дверь за суетящимися от волнения врачами закрылась, я выдохнул весь воздух из лёгких и прислушался к самому себе. Кровь, заглушая всё остальное, неслась по венам таким напором, что казалось, будто внутри меня кто-то ползает.

Я лёг обратно на стол. Действительно, сейчас мне нужен был только покой.