Дорога смерти

– Матвей Геннадьевич, что за херня происходит?

Кашин был озадачен не меньше его.

– Все очень быстро провернули. Штаб межведомственный, подчиняется начальству на самом верху. Видимо, кто-то за нашими спинами обо всем договорился.

– И что теперь?

– Формально ты остаешься в составе следственной группы. Можно сказать, теперь вы с этим Мальцевым из областного управления махнулись местами. Если ты хочешь продолжать, карты в руки. Но теперь только с отмашки старшего следователя. Отныне дело контролируют они. Извини, Володь.

Бегин разговаривал по телефону минут десять. Когда он вернулся в помещение кафе, на их столике уже стояла еда. Рябцев энергично что-то уплетал, тогда как на его бутерброде не было ни следа укуса, а вот на одном из шампуров Бегина было лишь три кусочка мяса. Бегин усмехнулся и переложил шампур на тарелку Рябцева.

– Ты чего?

– Я не съем все. Пожадничал. Помоги. Ну или выбросим, если не хочешь.

Рябцева не пришлось просить дважды. Вгрызаясь в шашлык, он подозрительно косился на Бегина.

– Я тебя не понимаю. Был на коне – ходил мрачный, будто собаки в душу нагадили. Сейчас его подвинули – сияет, улыбается всем, весельчак прям. Ты, может, этого и добивался?

– Я бы не сказал.

– Ну, и что теперь? Не привык, наверное, на вторых ролях работать, а, «старший следователь по особо важным делам»?

Бегин бросил понимающий взгляд на опера.

– Тебе все это нравится, да?

– С чего ты взял? – Рябцев смутился. Какое-то время он ел молча. Доел шашлык, принялся за бутерброд. Бегин ел не спеша, думая о чем-то. Рябцев посчитал, что поизголялся и позлорадствовал над следователем он уже вполне достаточно. Теперь можно и сочувствие проявить. Или хотя бы сделать вид. – Некрасиво, конечно, вышло. Если тебе вдруг интересно, я не в курсе был. Так бы предупредил, конечно.

– Хорошо. Но это все не имеет значения.

– Ну конечно, – хмыкнул Рябцев. С бутербродом было покончено. Ощущая приятную сытость, опер откинулся на спинку стула и снова принялся за самокрутку. Послеобеденная сигарета – дело почти святое. – Дипломатичненько они тебя, конечно, подвинули.

– Дипломатичненько? – отозвался Бегин. – Дипломатия состоит в том, чтобы гладить собаку до тех пор, пока не будет готов намордник. Слышал когда-нибудь такую фразу?

Рябцев вообще не понял, о чем речь.

– Знаешь, по поводу этого следака, Мальцева. Я с мужиками из убойного поговорил. Они же со всеми в областном СК знакомы. Так вот, они говорят, что этот Мальцев вечно по ФСБ-шным делам работает. В паре с чекистами. Не знаю, может, у ФСБ есть на него что-то. Сам ведь понимаешь, когда следак не проявляет самодеятельности и не делает резких движений, операм дышать проще. А может, никакого двойного дна и вовсе нет – может быть, наши чекисты с ним просто сработались, и все.

Бегин внимательно слушал Рябцева. Кивнул, словно понял что-то эдакое. И перешел к делу.

– Ладно. Володь, – Бегин впервые назвал опера по имени. – ты ведь ваш участок трассы хорошо знаешь?

– Смеешься? Как свои пять пальцев. И М-4, и Каширку. Все развязки и повороты. Я по угонам восемь лет работал. Знаешь, сколько тысяч километров по нашему подмосковному асфальту я за это время накатал?

– Давай-ка покатаемся по трассе. Если ты не против. Отсюда до МКАД и назад.

– Зачем?

– Я хочу своими глазами все как следует изучить. И кое-что проверить. Пока что на это не было времени. – Рябцев сморщился, явно не испытывая никакого энтузиазма по этому поводу, и Бегин нажал на больную мозоль: – Ты ведь все еще ко мне приставлен, правильно? Так что допивай и поехали.

Рябцев обреченно вздохнул.

***

Трасса прорезала подмосковные леса на сотню километров, постепенно от МКАДа сужаясь от четырех полос в одном направлении до двух. Развязки, эстакады и переходы, билборды и огромные потоки машин – от юрких малолитражек до огромных фур с многотонными грузами, ползущими бесконечным огромным потоком. Автозаправочные станции, автосалоны, строительные рынки, магазины, закусочные, круглосуточные стоянки – и бесконечные съезды и ответвления, ведущие в десятки населенных пунктов, облепивших трассу, как мелкие рыбешки-прилипалы присасываются к громадине-рыбе. Частые высокие заборы там и тут из сетки рабица или металлоконструкций с горами земли, строительной техникой и вечными стройками внутри – мегаполис постепенно расползался во все стороны, подминая под себя все вокруг. Островки безопасности, разделительные полосы, огражденные с обеих сторон металлическими заборчиками со специальной разметкой, и уходящие за горизонт ряды высоких фонарных столбов. Холмы резко сменялись лесами, леса – выраставшими словно из ниоткуда скромными поселками или элитными коттеджными городками, которые так же быстро исчезали позади, уступая место покрытым зеленью полям. Или железной дороге. А может, очередной внушительной транспортной развязке. Или чему угодно еще. Трасса то уходила в гору, то спускалась вниз. Трасса М-4 «Дон» то многие километры тянулась параллельно Каширскому шоссе, то вдруг принималась переплетаться с ним, образуя смахивающие на любовный танец двух гигантских змей причудливые узоры.

Это был целый мир, который жил собственной жизнью и подчинялся своим и только своим законам.

Машина Рябцева ползла по средней трассе в сторону Москвы. Бегин молчал, изучая проносящиеся за окном здания, конструкции и пейзажи. Рябцев не лез к нему с разговорами, помятуя недавний совет следователя – «крути баранку». Он и крутил. Иногда Бегин бросал что-то вроде:

– Заедем вот сюда.

Сначала это был крупный комплекс, состоявший из АЗС, мини-маркета, шиномонтажа и автомойки. Бегин поговорил с сутулым заправщиком в форменной желтой робе с бейсболкой. Рябцев лениво наблюдал через лобовое стекло, как заправщик что-то отвечал Бегину, жестикулируя и указывая куда-то вверх по трассе. Бегин двинулся в мини-маркет, откуда принес два картонных стаканчика с горячим кофе.

– Угощайся.

– Куда теперь?

Они посетили придорожный бар. Бегин купил там бутылку минералки и пошатался по территории, то созерцая трассу, то наблюдая за кучкующимися за одним из столиков дальнобойщиками, то осматривая машины на парковке. Затем он перекинулся парой слов с двумя громилами около внедорожника с тонировкой, которые явно занимались тем, что сторожили стихийную стоянку при кафе. Рябцев нахмурился, начиная догадываться, что стоит за его действиями.

Когда они двинулись дальше, Рябцев не удержался.

– Пытаешься понять, кто крышует местные заведения?

– И это тоже.

– Спросил бы у наших оперов.

– Спрашивал уже, – отозвался Бегин, как ни в чем не бывало. – Никто ничего не знает. Или делает вид, что не знает. Но по М-4 каждый божий день проезжает грузов и ценностей на миллиарды рублей. Это слишком хороший кусок, чтобы никто не пытался его урвать.

Рябцев неопределенно пожал плечами. Он вспомнил про Билолова, с которым встречался меньше недели назад на окраине Москвы.

– Лет десять назад половину этого участка дороги держал один человечек. Авторитетный такой человечек. Но сейчас он завязал с этими делами.

– Добровольно?

– Дорога – кусок лакомый, базара нет. Но есть и более лакомые, так сказать, куски. Например, нефть.

– Свято место пусто не бывает.

– Наши не лезут, пока нет криминала, – отозвался Рябцев. – Сейчас на трассе нет банд, которые мочат дальнобойщиков или грабят челноков, как в девяностые. Нет ряженых в ментовской форме – помнишь, какое засилье этих упырей было лет пятнадцать так назад? Я только начинал. А у нас от них все выли. Рэкетиры, которые жгли магазины по ночам. Вымогатели. Кого только не было. Сейчас все спокойно ведь. Не считая, конечно, наших автоманьяков из банды ДТА.

Бегин покосился на водителя.

– Может, ваши и крышуют?

Рябцев нахмурился. И не то, чтобы он оскорбился: опер жил не «в танке» и знал, как сейчас делаются дела. Но впитавшаяся за годы службы солидарность сказала свое.