Рукопашник

Не дожидаясь повторного приглашения, моджахед с воплем «Ки-я-я-я!!» всадил ребро стопы в грудную клетку ненавистному шурави. Вернее, попытался всадить. Русский ловко ушел с траектории удара и, стремительно сорвав дистанцию, молниеносным тычком кулака раздробил афганцу скулу. Полевой командир шлепнулся наземь, но сознания не потерял и из положения лежа попытался достать кагэбэшника пяткой в пах. Однако вновь безуспешно. Сероглазый непринужденно блокировал удар согнутым коленом.

– Слабовато. Я, признаться, ожидал большего, – разочарованно покачал головой он. – Вставай, «супермен». Попробуй последний разок. Ты уж извини, некогда с тобой возиться.

Абдула, стиснув зубы, поднялся, изо всех сил врезал кулаком в ненавистное славянское лицо, завизжал от боли в вывихнутой руке[1 - Судя по всему, спецназовец применил прием, называемый в среде рукопашников из российских спецслужб «кий» или «бильярд». Суть его вкратце такова: рука атакующего попадает в специальный захват, и когда она начинает по инерции возвратное движение – исполнитель резким толчком вдоль захваченной конечности выбивает кость из сустава. Побочным эффектом является нокаут или нокдаун, вызванный ударом плеча противника в боковую часть его же челюсти. – Здесь и далее примеч. авт.] и снова очутился на земле в состоянии тяжелого нокдауна. Окружающий мир заволокла темная пелена. Тело размякло, перестало повиноваться.

– Прощай, придурок, – спокойно сказал сероглазый и подошвой сверху-вниз резко ударил моджахеда в горло. Тело Абдулы, содрогнувшись, застыло.

– Чересчур долго валандался, Воронцов, – ворчливо заметил старший группы. – Мог покончить с чуркой первым же ударом!

– Виноват, товарищ майор, – сконфуженно пробормотал капитан.

– Да чего уж там! – отмахнулся «волкодав». – Проехали! А теперь за работу. Тащите емкость с напалмом. Займемся проклятым зельем!!!

1

4 декабря 2000 года. г. Москва

– Кумар[2 - Наркотическая ломка.] на подходе! Того гляди, скрутит, зараза! А деньги, блин, закончились! Выручи, Жорик, будь другом!!! – умоляюще обращался Василий Добрынин, студент одного из престижных гуманитарных вузов, к своему сокурснику, некоему Георгию Кисейко, известному в среде институтских наркоманов как розничный торговец героином.

От природы Василий был рослым, крепким парнем (вдобавок обладателем черного пояса по школе Киу-ка-шинкай) и тем не менее выглядел он в настоящий момент на редкость жалко: дрожащие руки; неуверенные, заторможенные движения; сузившиеся до размеров острия иголки зрачки, униженное выражение нездорово-красного лица…

Тощий, плюгавый Кисейко смотрел на него с нескрываемым превосходством.

– Когда отдавать намерен? – сквозь зубы процедил он.

– Завтра!!! На крайняк послезавтра «предка» на бабки растрясу!!! – суетливо пообещал Добрынин.

Жорик глубокомысленно сощурился.

Разговор происходил в квартире Кисейко, которую тот, выходец из далекой провинции, снимал за немалые деньги неподалеку от метро «Новослободская». Наркоторговец барственно развалился в кресле. Неплатежеспособный клиент стоял перед ним навытяжку: помятый, трясущийся, несчастный…

Размышлял Жорик долго, не менее пяти минут. Между тем упомянутый Василием «кумар» стремительно набирал обороты. Подскочила температура. Суставы, кости безжалостно перемалывались невидимой мясорубкой. На глазах «черного пояса» выступили обильные слезы.

– Ну так выручишь?! – прерывая гнетущее молчание, по-собачьи проскулил он и, не удержавшись, лязгнул зубами.

– Кхе, кхе, – многозначительно покашлял Кисейко и наконец заговорил, вальяжно растягивая слова: – Видишь ли, любезный Вася, насколько я понял, ты хочешь получить товар в кредит!.. Кредит подразумевает доверие, но доверия-то у меня к тебе, увы – нет!!! Вчера ты рассказывал, как отец три дня назад заметил у тебя на руках следы от уколов и учинил стра-а-ашенный скандал?! Помнишь?!

Добрынин судорожно кивнул.

– Ну так вот – мани он тебе больше не отстегнет! Ни под каким соусом! – подытожил наркоторговец. – Поэтому ты, мил человек, отныне банкрот! А благотворительностью я не занимаюсь! Уж не обессудь! – Жорик театрально развел костлявыми руками.

– Что ж мне, подыхать теперь?! Да?! – простонал измученный ломкой Василий и вдруг заорал, сорвавшись: – Ну и ладно!!! Подохну!!! Прямо сейчас!!! С пятого этажа вниз сигану!!! Из твоей квартиры!!! Расхлебывайся потом с ментами!!! – Добрынин, пошатываясь, направился к окну.

– Стой, дурак! – властно рявкнул Кисейко, с неожиданной для столь хлипкого субъекта силой хватая Василия за рукав. – Остынь! Не пори горячку!!! Я ж не сказал однозначно: «Не дам дозу». Я сказал: «В кредит не получишь». А это немного разные вещи! За товар расплачиваются необязательно деньгами. Дозу можно отработать… и не одну!

Добрынин замер на месте. В мутных, ошалелых глазах наркомана мелькнула искра надежды.

– Отработать?! Ка-а-ак?!! – сипло выдохнул он.

– Гм, посмотрим. Есть тут кой-какие задумки, – пожевал губами Жорик. – А пока, на! Держи!

Кисейко извлек из кармана крохотный запечатанный целлофановый пакетик с белым порошком.

– Кухня в твоем распоряжении, – великодушно разрешил он. – Шприц в посудном шкафчике. Лечись, болезный!

Взвыв по-волчьи, Василий жадно сцапал героин и, спотыкаясь от поспешности, ринулся готовить инъекцию…

– Сходим-ка на семинар, – когда Добрынин «раскумарился», повеселел и посвежел, предложил наркоторговец.

– К Инквизитору?! – взглянув на часы, удивился Василий. – Но ведь он…

– Пошли, пошли, – по-крысиному оскалился Жорик. – Послушаем его гнилые проповеди! А потом… Потом, возможно, ты получишь первое задание! Пустячное, правда, но все-таки! Форвардс!!!

Преподавателя новой и новейшей истории, сорокалетнего Павла Андреевича студенты за глаза называли Инквизитором. На первый взгляд Павел Андреевич абсолютно не соответствовал подобному прозвищу, попахивающему чем-то мрачным, жестоким, средневековым.

Инквизитор был высоким, полноватым мужчиной с безукоризненными манерами, приятным лицом и открытой, добродушной улыбкой. Он никогда не выходил из себя, не грубил, не повышал голоса и даже не «резал» студентов на экзаменах. Получить у него «неуд» могли только закоренелые болваны да и то лишь с третьей попытки. Первые два раза Павел Андреевич просто возвращал лоботрясу зачетку и вежливо говорил:

– Зайдите, пожалуйста, через неделю. Надеюсь, тогда вы будете знать хоть что-нибудь. Советую полистать конспекты товарищей – тех, кто посещал лекции. Учебник за несколько дней вы, конечно же, не осилите.

И тем не менее добрейшего Павла Андреевича очень многие люто ненавидели. Причина заключалась в идейном содержании его лекций. Рассказывая, к примеру, об истинной подоплеке революций (Великой Французской, Великой Октябрьской и т. д.), он хладнокровно, с железной логикой, со ссылками на источники доказывал: основной движущей революционной силой всегда являлись отбросы общества[3 - Между прочим, когда «вождя мирового пролетариата» Ульянова-Ленина спросили однажды, на кого он делает главную ставку при подготовке революции, то Владимир Ильич в припадке откровенности ответил коротко и ясно: «На сволочь!» (Цит. по: Григорий Климов. Имя мое легион. Краснодар, 1994, стр. 98.)] – педерасты, лесбиянки и наркоманы, которыми тайно руководили масонские ложи, в свою очередь созданные и финансируемые богатыми сионистами. Вот эти-то самые отбросы, а также духовные последователи масонов-сионистов (коих в институте хватало с избытком) и прилепили преподавателю истории клеймо «инквизитора». Особенно бесило их то обстоятельство, что аргументированно опровергнуть утверждения «оголтелого мракобеса» ну никак не получалось! Так, однажды на семинаре речь зашла о царской охранке. Павел Андреевич отозвался о деятельности тайной полиции Российской империи со сдержанным одобрением (не преминув, однако, указать на ряд существенных недостатков), и тут внезапно прорвало Аркадия Нееловича – дальнего родственника одного из известных «правозащитников» ельцинской эпохи. Аркаша в полном смысле слова потерял над собой контроль и заверещал, брызгая слюнями: