Дружина окаянного князя

– Какого из? Владимира, который меня считает Ярополковым ублюдком, или Ярополка, который умер до моего рождения?

– А кого ты считаешь своим отцом?

– Да никого.

Князь Святополк встал и подошёл к столу, на котором находился их скудный обед. Тюремщики не собирались его баловать, и он, посмотрев на кашу, которой даже пёс не всякий порадовался бы, со всей силой стукнул кулаком по столу.

– Владя, встань и иди поешь! Мне тоже нелегко, но это не значит, что мы здесь сдохнем!

– Мой духовник уже принял смерть. Епископ Рейнберн умер и теперь его молитвы на небе помогут нам умереть так же достойно!

Святополк подошёл к супруге и обнял её. Владя прижалась к нему и спросила:

– Скажи, а на улице сейчас, наверное, уже весна? Или, может, уже лето? А может, осень? Сколько мы тут сидим в заточении?

– Можно радоваться, что мы хоть вместе, а не по отдельности. Не знаю, что сейчас на улице. Мне кажется, что уже весна подходит к концу и скоро наступит лето. А когда мы отсюда выберемся, то…

– Мы никогда отсюда не выберемся, так как князь Владимир будет жить ещё лет двадцать! Ты сам себя послушай! Не утешай меня. Смотри – мы сидим в полутьме и только свет факела не даёт нам ослепнуть. Наш ребёнок умер, и мы обречены были похоронить его в углу места, где мы заточены. Мы и сами скоро умрём, и всё это из-за чего? Думаешь, из-за разницы в обрядах? Нет, это из-за того, что ты пытался отложиться от князя Владимира и уйти под руку моего отца. Ты хотел сделать это честно и приехал в Киев, а за честность был брошен в темницу. Где твоя дружина, Святополк? Где твои люди? Мы здесь и умрём. Сначала умру я, и ты похоронишь меня в углу, как нашего ребёнка, а потом умрёшь сам. На небе мы окажемся вместе.

Княгиня резко подняла голову и всмотрелась в полутьму.

– Тюремщики, заклинаю вас, лишите нас жизни, я не могу находиться здесь! Здесь, рядом с могилой моего ребёнка, я не могу!

– Владя, ты должна поесть. Знаешь, мой брат Позвизд убедит отца простить меня и выпустить, вот увидишь. Просто не всё делается так быстро. Мы должны быть стойкими!

Княгиня рассмеялась, и князь Святополк невольно подумал, что рассудок его супруги может утратиться. Дочка Болеслава Храброго за последние недели становилась всё более странной. Она часто рыдала, смеялась, пыталась наложить на себя руки, а потом часами сидела и смотрела в одну точку. Иногда пела.

* * *

Звук шагов раздался по подземелью, в котором были заключены Святополк и Владислава.

– Чего-то сегодня рано идёт, – произнёс князь Святополк, поглаживая супругу по голове. – Спросим у него, какая сегодня погода?

– Даже не старайся, всё равно не ответит. Им нравится видеть наши страдания.

Святополк задумался, а знает ли его отец Владимир, что здесь в заточении умер его внук? Может, эти нелюди и не сообщили ему о том, что Владислава разрешилась от бремени, и о том, что младенца похоронили прямо в темнице? Знает ли он об этом или нет?

Кто-то новенький, подумал князь Святополк, увидев незнакомого ему человека с факелом в руках. Лица незнакомца он не видел, но за время, проведённое здесь, стал отличать людей по шагам и по силуэтам. За незнакомцем шли человек восемь, и на них были кольчуги, блистающие в свете факелов.

Значит, всё-таки настали мои последние минуты, подумал князь и подошёл к княгине.

– В ладя, всё, увидимся на небе.

Владислава встала со своего места и рассмеялась, глядя в глаза Святополку.

– А нет никакого неба! Нет! Тьма! Тьма здесь и тьма там – вот что нас ждёт!

Незнакомец остановился возле их решётки и не спеша принялся отпирать замок.

– Княже, – слегка склонив голову, проговорил неизвестный, – князь Владимир Святославович, твой отец, перед смертью простил тебя и велел освободить!

Святополк замер. Вот так просто взять и оказаться на свободе. Просто выйти на свет! Словно заново родиться.

– А какая на улице сейчас погода? – спросил князь Святополк.

– Жара, не то что здесь. Здесь вы, смотрю, даже шубы не сняли, а там так жарко, что и в рубахе потеешь!

Святополк закрыл глаза и несколько секунд простоял так. На улице жара! Значит, почти год прошёл. Тогда была осень, а теперь лето.

Князь подошёл к Владиславе, но та отскочила от него в угол темницы.

– Это всё ложь! Они врут! Нас не выпустят, а отведут и убьют. Убивайте здесь, мы все вместе будем лежать здесь в темноте!

– Княгиня, пойдём! Даже если нам и судьба умереть, то давай хоть увидим свет!

– Свет! Свет! Нет никакого света, только тьма. Святополк, Пётр, – княгиня назвала Святополка его крестильным именем и обняла, – они убьют тебя, а меня оставят ходить над твоим телом! Нет. Пусть делают своё злое дело здесь в темнице. Я хочу умереть первой!

Незнакомец смотрел на это всё молча, а затем протянул князю меч.

– Княже, возьми и опоясайся. Негоже тебе без меча на люди выходить.

Святополк взял в руки меч. Нет, это не его меч, это меч князя Владимира, а до этого это был меч князя Ярополка. Сказывают, его когда-то держал в руках и его дед Святослав Неистовый. Что это может значить?

– Послушай, князь, – небрежно проговорил незнакомец, – меня зовут Путша. Я начинаю подумывать, что я несколько ошибся. Я слышал, что здесь в заточении находится сын князя Ярополка, которому я служил много лет назад, но я вижу перед собой заросшего бородой и грязного человека, а с ним его обезумевшую жену. Может, ты не князь?

Святополк ничего не ответил. Он подошёл к супруге и взял её за руку.

– Пойдём примем свою судьбу, Владислава, какой бы она не была!

Князь и княгиня неуверенно перешагнули через порог своей темницы.

– Послушай, князь, – сказал Путша, – я сам когда-то много дней провёл в заточении и поэтому дам тебе совет. Сейчас, когда мы выйдем на улицу, глаза не открывайте, иначе ослепнете. Надень на глаза повязку, и только когда окажемся в помещении, снимешь её. И княгине скажи, чтобы сделала то же самое.

Князь Святополк взял из рук Путши повязки и завязал глаза Владиславе, а после себе.

– Иди аккуратно, там вон ступеньки.

О том, что они вышли на улицу, Святополк понял по тому, как изменился воздух. Он никогда не был таким чистым и таким чудесным. Здесь и вправду было жарко, сильно жарко, не то, что в темнице, и слышались голоса. Голоса людей. Слегка приоткрыв глаза даже сквозь повязку, он ощутил жжение и тут же зажмурился. Нельзя открывать. Нельзя, иначе ослепнешь.

* * *

Князь Святополк снял повязку и открыл глаза. Он находился в просторной комнате, а на него смотрел пожилой человек лет шестидесяти. Впрочем, даже в помещении свет был настолько ярким, что Святополк тут же прикрыл веки и некоторое время просидел с закрытыми глазами.

– Глазки болят, княже? Так всегда, ничего, к вечеру уже привыкнешь! Чтобы нам обо всём поговорить, тебе зрение не нужно. Твой отец умер вчера, и, надо сказать, ничего он про то, чтобы тебя освободили, не говорил. Не знаю, помнил ли он вообще о тебе или нет.

Святополк открыл глаза и на этот раз смог какое-то время смотреть на Путшу, который сидел напротив князя и потягивал квасок.

– Зачем тогда меня освободили?