Магия в крови

– Погодить надо. Если сейчас на нее… Не слажу.

– Что он говорит? – прошептал Дук.

Бреси, дольше общавшийся с Вачем и успевший привыкнуть к его манере изъясняться, перевел:

– Говорит, эта ведьма сильная, если он сейчас с ней начнет драться, она его одолеет. Так что же делать, друган?

– Погодить, – повторил Вач, удобнее перехватывая топор.

Дук уже не слушал его – он смотрел на лицо хозяина. Тот снял свою шапку, и по плечам рассыпались черные, блестящие от масла косы. Рана на левой щеке пылала, в воздухе от нее расходились золотые круги.

Шаман швырнул женщину около алтаря и что-то сказал ей. Пленница закричала. Ни Вач, ни Бард ничего не увидели, но Дук ощутил, как черный ужас пополз от нее во все стороны. Будто в ответ по зарослям пронесся шелест, послышалось уханье. Хозяин высоко занес топор и ударил по ноге того, кто лежал на алтаре.

Дук различил алую дымку, что плеснулась от старика, – его боль. Она смешивалась со страхом женщины, и все это напоминало пожар: красные всполохи страдания сквозь дымные клубы страха. Из-за их насыщенности Дук Жиото ощутил рвотный позыв и согнулся, схватившись за живот.

Клубы гнилостного света заплескались, беззвучные крики мертвецов наполнили пещеру. Ведьма вытянула перед собой руки, в одной был нож с лезвием в форме полумесяца.

От раны на щеке шамана пошел дымок – она горела, кожа вокруг плавилась. Ведьма исступленно заухала.

Черное и красное стянулось к лицу шамана, смешалось с золотым сиянием, исходящим от щеки. Ведьма шагнула к нему и ткнула ножом в рану – шаман не сопротивлялся. Кровь брызнула сквозь пелену, но очень медленно: струя повисла в воздухе, расширяясь и удлиняясь. Головы шамана уже не стало видно, ее место занял клуб плотной темной субстанции. Струя изогнулась и закружилась; потом все это распалось на части, обратившись очень крупными, размером с кулак, сгустками крови. Они парили, толкали друг друга мягкими боками. Тело шамана стояло неподвижно, вместо головы его был шар из сгустков.

По круглому зеркалу пробежала рябь, плеснулся гнилой свет. Он стянулся в сине-зеленую струю, которая ударила туда, где смешались кровь шамана, боль и страх жертв. Пространство там свернулось, как прокисшее молоко. Дрожа и переливаясь всеми оттенками красного, сгустки кружились, образовав то набухающий, то съеживающийся шар над застывшим, как статуя, колдуном. Вдруг сгустки в центре шара задергались, задрожали и устремились прочь, превратившись в стенки туннеля огромной протяженности – начинаясь от широкой каемки по окружности шара, туннель этот пронзил границы пространства, вытянулся, казалось, на бесконечные лиги. В дальнем его конце висела смолисто-черная густая тьма. Оставляя за собой струи пламени, там летели какие-то машины, парили горизонтально огненные колеса, шевелились крылатые тени.

Ведьма, бешено ухая, упала на колени, вытянув руку с ножом к горлу женщины, которая сжалась под алтарем. Вач метнулся вперед и выскочил на зеркальный круг.

Дука мало интересовали богатеи из города, но на плече толстого висела сумка старика. Жиото бросился за Вачем. Изумрудная поверхность оказалась очень скользкой, ступни толстяка разъехались. Он упал на четвереньки, подрубил ноги шамана, тут же вскочил и увидел, что ведьма с ножом наступает на него. Шаман взвыл, и стенки туннеля, состоящие из бесчисленных красных комков, изогнулись.

Туннель стал смещаться, чернота с огненными машинами, в которую он вел, исчезла, мелькнули горы, долина – словно противоположный конец туннеля опускался и наконец вгрызся в землю. Там полыхнул багровый огонь, затем возникла каменная стена.

Вач, вспрыгнув на алтарь, обрушил топор на ведьму, но та успела отпрянуть, и лезвие прорубило ее плечо. Ведьма упала, клокоча, будто птица. Кривой нож зацокал по зеркалу.

В зарослях вокруг зашумели крылья.

Туннель сломался, и каменная стена в его конце оказалась прямо перед Дуком. Кровяные сгустки напоминали алые камни, из которых складывались стенки туннеля. Они дрожали и осыпались – проход разрушался. Оглянувшись, Дук увидел, что Вач расправляется с ведьмой, а Бреси, подхватив ее нож, перерезает веревки, которыми привязан старик. Светловолосая женщина неподвижно лежала под алтарем.

Из зарослей летели совы, с их крыльев сыпались сине-зеленые искры. Одна из птиц впилась когтями в плечо Вача, он отбросил ее ударом кулака, подхватил на руки женщину, огляделся – колдовские птицы летели со всех сторон – и прыгнул в остатки туннеля. Его фигура мелькнула между осыпающихся красных комков. Бреси поволок старика следом.

Вскинув посох, Дук попятился. Мертвая ведьма лежала у алтаря, шаман стоял на коленях. Теперь ближний конец туннеля сместился, показав его голову. Рана расползлась, заняла все лицо, там не осталось видимых черт. Заросли вокруг шевелились, дрожали мясистые стебли, извивались, будто змеи, мохнатые лианы. Дук ткнул острием сову, несколько других налетели на него, он отпрянул, споткнулся и полетел спиной назад.

Глава 4

– Так вы знали Геба? – повторила Лара.

Они расположились на широком выступе, гораздо ниже уровня поверхности – полоса серого неба виднелась высоко над головой. Здесь росли редкие карликовые деревца, чахлый кустарник и трава: по склону иногда осыпалась земля, и за множество лет образовался слой почвы, пригодный для растительности. Даже если хорошенько разбежаться, до противоположной стены Разлома не допрыгнешь. Впрочем, и места для разбега не было.

– Я-то не знал, госпожа, мы не знакомы были, нет, – откликнулся Бард Бреси. – Я его увидал, уже когда он мертвяком был, тело только одно, в котором души совсем и не осталось… – он умолк, заметив, каким взглядом она смотрит на него.

Лежащий поодаль Жерант Коско закричал, и Лара бросилась к нему.

– Что ты делаешь?!

Стоящий над стариком Вач прижег факелом отрубленную чуть ниже колена левую ногу раненого.

– Прочь! – Лара оттолкнула Вача и упала на колени рядом со стариком. Жерант дергался, мотая головой, потом глаза его закатились. Кабан отступил.

Дук Жиото и вагант подошли к ним, разглядывая потерявшего сознание господина. Лара плакала. Вач швырнул факел со склона, взялся за топор и направился к растущим дальше деревцам.

– Госпожа, он все правильно сделал, – сказал Дук.

Ларе этот тип со шрамом вокруг глаза отчего-то сразу не понравился. Нет, он вовсе не был уродлив, но в чертах его лица, с виду вполне обычных, присутствовало нечто неприятное. Трое незнакомцев спасли ее с дедом, но – что они за люди? Угрюмый краснорожий толстяк, юнец одного с Ларой возраста, и этот… Она спросила у Дука:

– Где ты взял куртку?

– Выменял у сельского чара, – сказал Дук. – Я, госпожа, понимаете, травы всякие собираю, и у меня оказалось кое-что, ему позарез нужное. Вот и обменялись.

– Это куртка деда. Отдай ее, – приказала Лара.

На лице Жиото мелькнуло недовольство – и тут же исчезло. Со смиренным выражением он стащил куртку и накрыл ею Жеранта. Лара спросила:

– Что нам теперь делать?

Поскольку Вач был не горазд разговаривать, а Бреси болтал, наоборот, много, но бестолково, Жиото решил, что отвечать ему.

– Мы в Разломе, госпожа, но не знаем, в какой его части. Ваш замок… Вы ведь шли к замку? Далеко ли он от Разлома?

– Я не помню. Дед! – она склонилась над стариком. – Ты слышишь?

Он лежал неподвижно, лишь веки подрагивали.

– Если б осталось то снадобье, которое дал чар! – воскликнула Лара.

Дук закивал и, с жалостью глядя на полумертвого от боли господина, произнес:

– «Травяная кровь», да. Она б вашему дедушке сейчас очень бы помогла, госпожа. Мы как до замка доберемся, так можем отрядить кого-то в то селение за ней. Но где он, замок-то? Это колдовство нас забросило невесть куда.

– Если мы поднимемся наверх, то, может быть, я смогу узнать места.

– Ну так давайте подниматься, госпожа. Тут и есть совсем нечего.

– А дедушка?

– А вон, глядите, Вач наш уже все сделал.

Пока они разговаривали, толстяк срубил несколько деревец и соорудил из них волокушу. Мужчины приподняли старика, положили на сплетенные между двумя стволами ветви. И хотя двигались они осторожно, бережно поддерживали раненого под голову, Лара все равно отвернулась от них, даже отошла к краю выступа. Плечи ее вздрагивали. Она поглядела вниз: наклонные стены Разлома где-то далеко должны были смыкаться, но тусклый дневной свет не проникал туда.

Сзади донесся голос того из троих, у которого было простецкое и одновременно хитрое, неприятное лицо:

– Идемте, госпожа. Вач вашего дедушку поволочит.