Карабасовы слёзы (сборник)

* * *

22 марта того же года.

Глеб и Штейн стояли у парапета набережной. Пили из пластиковых стаканчиков, курили. Вдруг Глеб достал из-за пояса брюк книгу:

– Я возвращаю тебе Толстого, друг. Я не дочитал до конца. Хочу остановиться.

Штейн удивленно вскинул брови, и Глеб продолжил:

– Ты все знаешь. Я не сбегаю. Просто мне кажется, что принимать эти условия развода, даже такой, как я, – не должен! Собственноручно отказаться от сына – это уж слишком! Я не буду ставить точку! Я поставлю многоточие! Правильно?!

Штейн одобрительно улыбнулся и процитировал:

«Стойкие люди учат, что не должно сетовать на жизнь: дверь тюрьмы всегда открыта! Ты принял решение! С этого момента – ты неуязвим!» Неглупый человек сказал – верно! Да здравствуют самоубийцы!!!

* * *

30 марта того же года.

У самой кромки льда, где вода пузырилась и трепетала на мартовском ветру, лежала куртка Глеба, из кармана которой выглядывали документы.

* * *

1 апреля того же года.

В гостиной Рязановых было тихо. Тихо настолько, что тиканье часов казалось боем курантов. Наташа выглядела, как провинившаяся школьница. Мария Николаевна, поджав губы, смотрела в окно. Саша в ужасе кусала ногти и таращилась на мужчину, стоявшего в центре комнаты.

– Куртка и документы – это все! – деловито сообщил мужчина. – Когда в последний раз вы его видели?

– Давно, – ответила за всех Мария Николаевна.

Саша не сдержалась и громко всхлипнула.

– Может, он позвонит или сообщит о себе, – предположил мужчина. – Если хотите, будем подавать в розыск.

– Делайте, как положено! – глухо сказала Наташа.

* * *

1 июля того же года.

Наплыв. Утопленник на берегу.

* * *

10 июля того же года.

Наташа, Сергей и следователь шли по длинному коридору морга. Сергей говорил шепотом, чтобы не слышала Наташа:

– Я прошу вас… Вы должны быть деликатным… Она не совсем здорова…

Все трое вошли в «мертвецкую». Подошли к столу. Следователь привычным жестом откинул простыню.

Наташа покачнулась. Сергей подхватил ее, и она обмякла в его объятиях.

– Вы его узнаете? Это он? – спокойно спросил следователь.

Наташа сделала попытку взглянуть на останки, но ее замутило, и она стала оседать.

– Он! Он! – почти выкрикнул Сергей, страстно желая, чтобы эта пытка, наконец, закончилась. – Я же вас просил!

Следователь прикрыл труп простыней и что-то записал в своей папке…

Усадив Наташу в машину, Сергей тихо и очень заботливо прошептал:

– В твоем положении, любимая, не надо было сюда ходить. Хотя, конечно, это был наш последний долг перед ним!

Машина тронулась в «светлое будущее».

* * *

7 ноября того же года.

Шлепая по лужам, под колючим, моросящим дождем, участковый Мельниченко нехотя обходил свой участок. Дежурство, да еще в непогоду, всегда портило ему настроение, и участковый был зол, как черт. Необходимо было срочно восстановить расположение духа. Для этого как нельзя лучше подходила «Катакомба» – длинная, темная забегаловка, расположенная на вверенной Мельниченко территории. Тут он чувствовал себя, как барин в родовом имении. Все, начиная от охранников и заканчивая директором, готовы были услужить «отцу родному» Мельниченко.

С суровым выражением лица участковый проследовал через длинную кишку коридора «Катакомбы» в самый дальний угол, где его ждал столик, облюбованный давно и, видимо, навсегда.

Официант проворно смахнул со стола крошки и шепотом спросил:

– Как всегда?

– Да нет, родимый! – осклабился Мельниченко. – Сегодня, как-никак, праздник, уже не официальный, правда, но праздник.

– Понял! – услужливо улыбнулся официант. – Постараюсь!

– Да, уж постарайся!

Пока официант суетился, участковый лениво рассматривал посетителей: иногда попадались интересные экземпляры. За соседним столиком сидело двое мужчин: они о чем-то громко спорили – видать, крепко выпили.

Мельниченко невольно прислушался: мужчина, что сидел к нему лицом, в чем-то упрекал собеседника, но тот все твердил:

– Нет, нет, нет! Все было не так!

Потом они перешли на шепот, и участковый уже не смог ничего разобрать.

Появился официант и стал ловко расставлять тарелки с закусками.

Мельниченко, кивнув на мужчин, спросил: