Огонь священной войны

Время от времени, не удовольствия ради, а чисто для расширения сознания, употреблял легкие и не очень легкие наркотики. Однако наркоманом не стал.

В общем, человек не перетруждался, жил в свое удовольствие и исправно загружал свою черепную коробку всякой чушью.

Так живут многие. Двадцатилетний возраст способствует поиску цели, погоне за тайной, самоопределению в этом мире. С годами это проходит, если только люди не погружаются в трясину злокачественных идей.

Вот так он и жил – безбашенно, по-дурацки. В целом безвредно.

Жил. И исчез.

Увидел Ангела Заката и исчез.

Случайность? Или какая-то закономерность. В этом предстояло разобраться мне…

– Едем к мамаше фигуранта, – объявил я, когда у метро Менделеевская ко мне в машину подсел Робин. – Будем разводить на откровения по поводу ее сынули.

– Да не вопрос.

Я выкликнул моего Робина.

Безобидный с виду, лысоватый, с грустными еврейскими глазами мой ближайший помощник и друг Робин как никто другой умеет пудрить мозги. А это умение сегодня нам пригодится как никогда.

На улице стоял холод – температура ночью опустилась ниже нуля. Весна продолжала игнорировать столицу России. Зато облачный покров растворился в бескрайней синеве неба, и светило холодное солнце. В США в результате невиданного урагана погибло пятьдесят шесть человек. Венецию затопило. В Исландии стояла жара. Погода чудила все сильнее и сильнее. Люди сходили с ума все настойчивее. И возникало ощущение какого-то сдвига порядка вещей, который, как нам еще недавно наивно думалось, установлен на веки вечные. Пространство планеты Земля трещало по швам.

А мы – я и Робин, два донельзя странных человека ехали по своим странным делам, которые вполне могут потрясти земную ось.

Анна Алексеевна Осипова проживала в двухкомнатной квартире в девятиэтажном доме на Алтуфьевском шоссе. Воспитывала сына одна. Отец затерялся где-то на бескрайних просторах России.

Набрав на домофоне универсальные цифры допуска, мы проникли в подъезд и поднялись на девятый этаж. По информации службы наружного наблюдения, которая пасла адрес, Осипова была дома. Одна.

Я вдавил кнопку звонка. Без всяких там плебейски опасливых «кто там?» дверь открыла высокая, не ниже метра восьмидесяти, сухощавая женщина с мускулистыми руками, в футболке и потертых джинсах.

Было в ней что-то неуловимое, что отличало выпускников технических ВУЗов, отдавших годы жизни работе в бесчисленных научно-исследовательских институтах, которые испустили дух с началом в России эпидемии демократии. Так и было – она долгое время проработала конструктором в закрытом НИИ «Кулон», пока не сбежала оттуда из-за безденежья – надо было как-то обеспечивать сыну образование и сносную жизнь.

– Здравствуйте. Мы из Университета связи. Я из ректората, штатный психолог. А это наш сотрудник отдела кадров, – кивнул я на Робина и продемонстрировал заранее припасенный документ – пропуск в Университет с указанием должности.

В ректорате были предупреждены о том, чтобы в случае, если женщина начнет им названивать и проверять нежданных гостей, ей бы ответили – есть такие, точно, посылали. Все-таки у ФСБ до сих пор остается множество возможностей, в том числе для решения таких вопросов. Особенно чекисты были традиционно сильны в высших учебных заведениях.

– Что с ним опять? – недружелюбно осведомилась Анна Алексеевна, приглашая нас в квартиру.

– Не беспокойтесь,– произнес я, стягивая туфли и надевая предложенные пушистые тапочки. – Успеваемость – тут у него все терпимо. Но его несколько дней не было на занятиях.

– Его проблемы исключительно психологического характера. Неразрешенные внутренние конфликты, которые, если не купировать, могут привести к надлому психики, – завел Робин убаюкивающую песню. – Мы не призваны карать. Мы хотим, чтобы он реализовывал на сто процентов свой немаленький потенциал.

Робин действительно мог бы стать неплохим психологом. А как психоаналитик – так вообще бы озолотился. Но он стал снайпером. А потом дезертиром. Но это совсем другая история.

Мы расселись в большой комнате стандартной московской двушки. Из мебели здесь был просторный, на полкомнаты, диван, три кресла, полутораметровая плазменная панель на стене, множество полок с книгами, посудой и недорогими сувенирами из разных концов света – алюминиевыми Эйфелевыми башнями, гипсовыми сфинксами, деревянными таиландскими жабами, приносящими деньги. Стены тоже были завешаны всяческими заморскими дарами – папирусами с изображениями египетских богов, шелковыми китайскими рисунками. Все это отражало род занятий хозяйки квартиры – она являлась директором небольшой туристической фирмы.

Она налила чай в большие фарфоровые кружки, стоящие на журнальном столике рядом с блюдцами с вареньем и песочными пирожными.

– Я его воспитывала одна, – голос у нее сухой, даже равнодушный, но нетрудно было догадаться, что за показным равнодушием скрывается буря страстей. Она была похожа на человека в отчаянии, который держится из последних сил. – Дима всегда был чувствительным, умным ребенком. И очень увлекающимся. Началось все с этих мерзких программ обучения. То курсы по раскрытию личности, то сайентологи в школы повадились. И ребенок стал меняться. Хулиганить перестал. Но книжки эти чертовы. Эти Шамбалы, гуру, Блаватская с Эдгаром Кейси.

Она горько вздохнула и зажгла сигарету:

– Не возражаете?

– Нисколько, – произнес Роб проникновенно сочувственным тоном – ох, артист.

– Потом попал в кришнаитскую секту. Сколько сил стоило вытянуть его оттуда. Потом были еще какие-то сектанты – сыроеды, экстрасенсы. Я им потеряла счет. И каждый раз они, с его слов, оказывались продвинутыми людьми, в них он ощущал опору. Малообразованные негодяи превращались в его воображении в мудрых носителей истины. Год назад он взялся за ум. Учился. А потом…

– Что потом? – нетерпеливо спросил я.

– Это как рецидив у наркоманов. Он ничего не рассказывал, но я поняла – снова попал в цепкие когти очередного гуру. Опять стал поздно приходить.

– А вы не в курсе, с кем он связался на этот раз? – осведомился Робин.

– Ну конечно же опять с милейшими людьми, которые мечтают наставить его на правильный путь. Эта конторка называется, кажется, клубом творческого развития «Инсайт».

– И что дальше?

– А потом он исчез.

– Как? Взял и бесследно исчез? – недоуменно осведомился я.

– Почему бесследно? Записку оставил.

– Если там никаких тайн, можно на нее взглянуть? – попросил я.

– Какие там тайны? Одна дурь, – она поднялась с кресла, подошла к полке, приподняла бронзовую фигуру Будды, которая придавливала сложенный вчетверо листок. – Читайте.

«Ты, как и все, погрязла во лжи. Нас спасет только смерть. Забудь обо мне. Но я буду помнить о тебе всегда».

Такой любящий сын. Недаром мать на эмоциях назвала его чудовищем.

– А это точно его почерк? – спросил я.

– Несомненно, – кивнула Осипова.

– А можно осмотреть его вещи? – взял я быка за рога.

– Вы ведь не из ректората, – пронзила меня кинжальным взором хозяйка квартиры.

Я пожал плечами. Конечно, она поняла, что представителям ректората незачем осматривать вещи студента. Но и нам скрываться уже смысла не было. Дальше необходимо было задавать вопросы, которые невозможно объяснить в рамках первоначальной легенды.

Я предъявил полицейское удостоверение:

– Управление по борьбе с экстремизмом полиции Москвы. Работаем по тоталитарным сектам. Ваш сын проходит скорее как жертва.

– Он точно ни в чем не замешан? – напряженно спросила женщина.