Книга «Пятого взмаха»

Он нагнулся и сорвал василек, понюхал его. Тот пах, как и положено васильку.

– Нашел время букетики собирать, – занудил в привычной манере Степан. – Надо шоссе искать.

Лаврушин на миг застыл. А потом прикрикнул:

– Прячься!

– Что?

– Быстрее!

Теперь и Степан слышал нарастающий низкий гул.

Друзья едва успели укрыться за деревьями. Над лесом неторопливо проплыл пузатый, желтый, похожий на жирного шмеля патрульный вертолет с эмблемами «тигров Кунана» на боку и на плоском брюхе.

– Разлетался, – нахмурился Степан, провожая вертолет недобрым взглядом.

– Патрульный… Ну что – двинули?

– Двинули.

Все рассчитано. До шоссе – километр. А там любая машина обязана остановиться по требованию офицеров Службы спокойствия. В городе они находят охраняемый сектор, там есть магистраль Тубула Грозного, названная в честь безвременно ушедшего из жизни соратника Кунана. Злые языки говорили, что тот оставил сей мир не без участия хозяина. Там возвышается роскошный трехэтажный особняк с хрустальным водопадом. В этом особняке земляне обретут убежище.

Идти было трудно. Лес был дикий и запущенный. Приходилось переступать через гнилые коряги, поросшие тонконогими поганками и мхом. Лаврушин бросал опытный взгляд – для него, заправского грибника, здесь был настоящий рай: грибов видимо-невидимо, а желающих их собирать нет.

– Мухомор, – ткнул носком Степан гриб, действительно походивший на мухомор.

– Ну да, полосатый, – едко заметил Лаврушин.

– Ну и полосатый.

– Вот черт, – Лаврушин едва не упал – споткнулся о ржавый, в форме коленвала, кусок металла. Похоже, след былых сражений.

Вскоре они забрели в колючие заросли. Лаврушин, медведь неуклюжий, опять споткнулся и оцарапал о колючки лицо.

Заросли вскоре закончились. Друзья преодолели овраг с радостно журчащим внизу прозрачным ручейком, в котором возился зверь, похожий на енота. Вышли на проселочную дорогу. Она была ухабистая, размокшая, вся в лужах, разбитая траками.

– Чертова чаща, – выругался Степан, почувствовавший облегчение, что они выбрались. Он испачкал колено в грязи. По щеке Лаврушина шла царапина.

– Помолчи, – поднял руку Лаврушин и огляделся. Что-то ему не нравилось здесь. Что?

А не нравился ему запах машинного масла.

Сбоку, из зарослей, раздался лязг, и на дорогу, разбрызгивая лужи и грязь, стремительно поползла боевая машина.

***

Неприятности – вещь мистическая. Они то ходят косяком, как селедка в море. То забывают о тебе на время. Одних они преследуют с садистской настойчивостью всю жизнь. Других оставляют в покое, но в момент наибольшего расслабления вдруг обрушиваются паровым молотом и раздавливают беднягу.

Лаврушин сразу понял – неприятности начались. Он имел на них нюх. Теперь они пойдут одна за другой.

Броня боевой машины отливала синевой, на куполе щерились два ЭМ-пулемета и скорострельная малокалиберная пушка. На броне сидело двое солдат.

– Стоять! – пронесся усиленный мегафоном грубый голос. – Стоять или стреляем!

Желания стоять у землян не было. И его не могла пробудить даже недвусмысленная угроза.

– Бежим! – крикнул Лаврушин и, пригнувшись, сорвался с места.

Земляне неслись, не обращая внимания на колючие кусты, на свист ЭМ-пулемета и срезающие кусты пули. Над лесом летели ругань и угрозы. Бронемашина поползла в кустарник, и вдруг забуксовала правой гусеницей, провалившись в подземную пустоту. Она начала вращаться на месте, ломая кусты. Когда выползла обратно на дорогу, беглецов и след простыл. Солдаты не горели желанием преследовать их пешком.

Земляне бежали, сколько могли. Наконец, Лаврушин упал на землю и часто задышал, как дворняга в жару. Степан обхватил ствол березы руками и тоже не мог отдышаться.

– Что творится, а? – наконец немножко восстановив дыхание воскликнул Степан.

– Наверное, «тигры» проводят какую-то операцию, – предположил Лаврушин. – Ищут кого-то?

– А почему палят по своим? Или на нас форма не та?

– Та форма, – Лаврушин задумался. Но в голову ничего не приходило. Он вынул небольшой планшет компьютера, нажал на кнопку, вывел на экран карту местности, ткнул в нее. – Мы сейчас здесь.

– И что?

– Надо уходить в Дикий Лес. Нам к шоссе теперь дорога закрыта.

Дикий Лес располагался в стороне противоположной от той, куда надо землянам. Когда-то там были сельхозугодья. После последней Большой Войны с ядерными бомбардировками люди стали оставлять поселки, деревни, города. Лес наступал на пастбища и ржаные поля, поглощал их, отвоевывал то, что люди забирали у него на протяжении веков. Окончательно он утвердился, когда появилась искусственная пища. На большей части территории планеты воспряла кишащая животными чащоба. Дикий Лес у Джизентара тянулся на сотни, если не тысячи, километров – розовая мечта земных экологов. В Химендзе была своя прелесть.

Дикий Лес являлся прибежищем отрядов «Союза Правдивых» и диверсионных групп Лесной Федерации, действовавших вблизи Джизентара. А еще там скрывались беглые преступники и религиозные отшельники – места хватало всем. Вот только форма «тигров» там не лучшая рекомендация. По ее хозяевам сначала стреляют, а потом спрашивают, какого лешего им в лесу понадобилось.

– Чего мы там делать будем? – спросил Степан. – Жить и рыбу ловить?

– Вот, – Лаврушин прочертил тонкой компручкой на экране маршрут, загоревшийся красной пульсирующей линией. – Выходим в этой точке к обитаемому рудному поселку. Там берем машину, пользуясь служебным положением.

– Ха, – хмыкнул Степан.

– А там в город. И на явку, – закончил Лаврушин с нарочитой бодростью.

Он чувствовал себя участником дурного шпионского кино, когда произносил такие слова, но так уж судьба распорядилось, что вокруг такое кино, где все по-настоящему. В том числе пули, бритвой срезающие ветки.

«Плохо все», – подумал Лаврушин. Его переполняло ощущение какого-то диссонанса. Он всегда чувствовал, когда все начинает идти не так – будь это хоть научный эксперимент, хоть отношения с женщинами. Вот сейчас как раз такой случай – все не так.

– А если, – начал Степан, но договорить не успел.

Голос был каркающий, грубый, привыкший отдавать приказания и ругаться так, что уши вянут:

– Ну-ка, дерьмоглоты, ручонки поднимите!

Из кустов с треском, как дикие кабаны, вывалились двое здоровенных детин. Один высокий – больше двух метров, и кулаки, что глиняные горшки. Другой широченный, кривоногий, с тремя шрамами на выпуклом лбу. Одеты они были в форму «золотой роты тигров». Если «тигры» считались головорезами, то «золотая рота» – головорезы из головорезов. Безжалостные, отчаянные цепные псы с острыми зубами и мертвой хваткой, они не имели ни родных, ни привязанностей. Их кидали в самое пекло. Особенно они прославились там, где не нужно забивать голову всякой ерундой типа жалости и милосердия.