Трое у реки

<<<>>>

Очередное Солнце погасло так быстро, что обитатели второй ступени Пирамиды даже не успели ещё решить, кого наверх, а кого на обед. Это вызвало некоторую растеряность, переходящую в мандраш. Верх – верхом, однако стать обедом – кому охота? Второступенные забегали взад и вперёд, но ширина ступени оставляла мало пространства для манёвра. Как это скажут потом, в тёмной глубине веков грядущих – Шаг вправо, шаг влево – обед, прыжок на месте – опаньки, а место-то уже занято!

И забило тут, застучало в глубине Мехового Шлема Моисеева, как это уже случалось не раз, но гораздо сильнее.

(А надо сказать, что по мере угасания Солнц и климат в стране Фараонов стал портиться, в связи с чем привычые с древних времён золотые Шлемы было решено заменить на несколько менее величественные, но гораздо более тёплые Шапки из меха таинственного зверя Пыжика, привозимые из далёких, пока ещё не открытых стран хитрыми хетами.)

Застучало под шапкой Моисеевой, подпрыгнул он, чтобы отвлечь внимание от постороннего в Офисе шума, да так удачно подпрыгнул, что попался на глаза одному из тех, кто маневрировал ступенькой выше.

– Ага! А вот имеется ещё предложение в Президиум – это так теперь, по современному, стали называть совет самых прожорливых обитателей второй ступеньки – А не запалить ли нам вон этого? Эй, малой, как там тебя? Геть к нам, не тушуйся, небось, не скушаем. Ну, может, потом, когда ежели…

– Ммммм-Мойша я, только и успел на лету выдавить из себя Моисей, как цепкая волосатая лапа сверху подхватила его за самые эти, которые были опоясаны набедренной повязкой, и ласково, но сильно опустила его ступенькой выше.

– Ну что, товарищи, кооптируем? – услышал он откуда-то из-за спины – Кооптируем, кооптируем, ещё как кооптируем, – эхом откликнулось спереди и слева.

– А вот и неееее....– услышал он затихающий голос справа и снизу, а потом шмяк и сытое чавканье. Он было хотел испугаться, но в голове забило, застучало, зазвонило колоколами:

– Пророк! Проводник! Учитель!

Он зажмурился, рванулся и… Одним прыжком он преодолел пространство, отделявшее его от вожделенной Вершины. Здесь было пусто и холодно. Ветер, казалось, завывал со всех сторон.

– Ветер перемен! – прокричал он ветру, – И я, Моисей, избраный не теми, кто там, ступенями ниже, но Самим, Единым, Всемудрым, я выведу народ мой на Свободу, даже если придётся для этого не только вывести, но и извести его под корень.

– Перемен, мы ждём перемен! – ответил ему ветер голосом популярного акына.

– Махмуд! Поджигай – раздалось снизу, и он почувствовал, как запылала его обёрнутая хлопчато–бумажным полотном задница. Сказать, что это было неприятно, это значит ничего не сказать, но он стиснув зубы, как грядущий Джордано, поднял оче горе и запел…

В газетах, уже придуманых, но всё ещё публикуемых на желтых папирусных свитках, за что их уважительно называли: Желтая Пресса – так вот, в этих газетах потом писали разное. Одни, что он пел «Барух Ата Адонай», другие, что «Обратно надо, к Карловым Корням», третьи, что про «Озириса с человеческим лицом». Тайна сия велика есмь, и вряд-ли мы её когда-либо разгадаем…

Подпалённая верным Махмудом задница пылала в вышине. Снизу народу казалось, что очередное Вечное Солнце будет-таки гореть вечно.

Часть Вторая. Водолаз на пляже

…Время шло. Обожжённая задница постепенно огрубела, покрылась коркой. Давно сгоревшая набедренная повязка бывшего Младшего Помошника была заменена на новую – последнее слово техники и дизайна, детище закрытых лабораторий Храма Света.

За способность гореть, не сгорая, такие повязки в народе называли «Неопалимая купина», хотя, порой, некоторые граждане позволяли себе вольности типа «Неоголимая», а порой и похуже. Таких граждан сначала ловили и скармливали Крокодилам бдительные Стражи, но постепенно, по мере вымирания Священных Крокодилов и повального уезда Стражей в далёкую страну Эльдорадо, обнаруженную за открытыми неугомонными финикиянами Геркулесовыми Столбами, ловить мерзавцев, или, как их стали по-современному называть, «диссидентов», стало некому, да и незачем.

Моисей, немного осмотревшись и поняв жесткую, но не такую уж и сложную возвратно-ступенчатую механику Высшего Офиса, отмяк, раздобрел, его и ранее заметная плешь стала крупнее, что, впрочем, не мешало ему порой появляться перед народом без положенной по статусу Пыжиковой Шапки, не говоря уже о дедовских змееувитых шлемах.

Народу это нравилось. Впрочем, что нравится народу, Моисей, как назначенный Самим Пророк, Проводник и Учитель, знал и так.

– Главное – это начать. А если народу что-то не нравится, то это – его, народа, проблемы.

Так говорил себе, оставаясь один, ночью, при свете собственной пылающей задницы, неутомимый Мойша. А может, он говорил это не себе, а Ему. А может, и вовсе ничего не говорил, а, стиснув зубы, тихо матерился в потолок, и жаловался, что, мол, «трудно быть богом». И сверху, этажом выше, его понимали, но помочь никак не могли. Или не хотели?