Он и Лилит

А потом ты уехала в Буэнос-Айрес с каким-то богатым скотопромышленником. У меня не осталось даже твоей фотографии.

Пойти, что ли, с бюргерами напиться? Может, это позволит хоть ненадолго забыть… Впрочем, вряд ли…

– Эй, там! Виски за мой счёт. Двойной. Всем. И побыстрее, приятель!

Платье

Ножницы противно скрипели, и тонкий шёлк платья всё время застревал между лезвиями. Приходилось выдёргивать его и повторять рез снова. Мелкие, раскромсаные вкривь и вкось ошмётки падали на пол, постепенно формируя белую, почти снежную горку.

Наконец, с силой дёрнув за последний рукав, она оторвала его от остатка блузки и с ненавистью кинула прочь. Со стороны могло показаться, что несчастный Лаокоон борется с невидимыми змеями, пытаясь защитить себя и детей. Но не было ни змей, ни детей. Только разодранное в клочья платье и растрёпанная рыжая заплаканная девчонка с тупыми ножницами в руках посреди пустой спальни.

…В тот день с утра обещали дождик, а к полудню – переменную облачность. Но, по традиции, случилось как раз наоборот. Понадеявшись на прогноз, Марина выскочила из дома в легком ситце и босоножках, и, ещё не успев даже добежать до автобусной остановки, промокла насквозь. Возвращаться домой было поздно – последняя утренняя электричка уходила через четверть часа, а потом длинный перерыв. Как раз целую пару пропустить придётся. Хорошо ещё, что положила конспекты и книжку, чтобы почитать в электричке, в крепкий пластиковый мешок с портретом Мадонны – подарок одного из туристов, которых она водила недавно по городу.

Вскочив в полупустой автобус, Марина немного отжала волосы – на полу возле сидения образовалась заметная лужа, и тётка, выходящая на следующей остановке, укоризненно посмотрела на Марину, но ничего не сказала.

Вместо неё в автобус вошёл, а точнее, влетел парень примерно одного с Мариной возраста, в джинсах и спортивной куртке Адидас-маде-ин-Чайна. Тоже мокрый, как мышь, он встал в проходе у двери, пытаясь отряхнуть с себя воду. Тут автобус резко дёрнулся на повороте, и парень полетел назад – прямо Марине на колени. Пакет с конспектами выскользнул из рук хозяйки, и тетрадки разлетелись по полу. Он бросился их собирать, натыкаясь на ноги пассажиров. Последней он поднял книжку, прочёл имя автора – Экзюпери, и с интересом взглянул на Марину…

…Вышли они на конечной остановке, у вокзала. Удивительно, но Андрей учился в том же институте, что и Марина, но на другом факультете, куда он недавно восстановился, отслужив два года в армии. После перерыва учёба давалась нелегко, да и работать приходилось тоже, чтобы не сидеть на шее у матери. Это Марине было знакомо, хотя мама и отговаривала её, мол, проживем, лишь бы ты диплом получила.

В электричке немного обсохли. Андрей накинул Марине на плечи свою куртку, и она согрелась, прижавшись к его крепкому плечу. Почему-то, ей казалось, что они знакомы всю жизнь. Такого с ней никогда ещё не было, Это было удивительно, и немного страшно, будто в своём доме она обнаружила давно живущего в нём родного человека, про которого она раньше ничего не знала, но который знал про неё всё.

Андрей ждал её после лекции, хотя они ни о чём не договаривались – просто махнули друг другу рукой у входа в институт и побежали в разные стороны. И снова Марине показалось, будто они так делали уже не раз.

Они были похожи почти во всём – в любимых книгах, фильмах, способах отдыха, выборе друзей. Пожалуй, Андрей был немного сдержанней. Марине это казалось естественным.

Она помогала Андрею по куче разных предметов – и по той общей половине, которую изучала сама, и, нередко, даже по той, которую не изучала. Она писала ему скучные рефераты, подбирала слайды и строила графики. Стала читать дополнительные книжки по работе с компьютером, чтобы его презентации выглядели лучше чем у других, преуспела в этом и была счастлива, когда, после очередного семинара или экзамена он говорил ей – Мы сдали лучше всех.

О себе она почти забыла. Постепенно отметки поползли вниз, хотя, благодаря хорошей памяти и, наверное, способностям к профессии, она удержалась на курсе. Руководитель диплома сначала удивлялся, пытался узнать, что случилось с ней, прежде столь аккуратной и успевающей, но она только отшучивалась. Он махнул рукой, обратив своё время и внимание к другим студентам.

Они переехали в маленькую съёмную однушку – при молчаливом неодобрении Марининых родителей и мамы Андрея. Денег катастрофически не хватало, Андрей должен был учиться, и Марина стала давать частные уроки в дополнение к работе экскурсовода. Тем не менее, они умудрялись рвануть куда-нибудь в выходные и во время каникул.

Это было прекрасно. Спуск на байдарках в Карелии, походы по горному Крыму, песни у костра. Андрей был всегда в центре и всегда лучше всех. Но дальше дело не двигалось. Андрей как-то вскользь обронил, что сначала надо получить дипломы и встать немного на ноги, а женитьба подождёт.

– Ты же меня не за штамп любишь? – добавил он, глядя Марине в глаза, и, крепко прижав к себе, поцеловал в губы. Конечно, Марина с ним согласилась. Да она бы и институт бросила, лишь бы быть с ним рядом. Только маму с отцом было жалко – они так хотели увидеть ее диплом.

Между ними не было тайн. Если не считать одной. Совсем маленькой. Однажды, получив неожиданную премию в своём экскурсионном бюро, никому ничего не сказав, даже маме, Марина купила себе белое шёлковое свадебное платье и чудесную кружевную фату. Тайна хранилась в самой глубине платяного шкафа, за куртками и свитерами.

Незаметно пролетел год, потом ещё.

На последнем курсе Андрею неожиданно предложили годовую стажировку сначала в Варшаве, а потом в Германии, в Бонне. Программа обмена по линии ЕС для будущей элиты новой России, с перспективой получения европейского диплома и последующей работы в дипкорпусе.

Когда Андрей, взволнованный новостью, рассказал об этом Марине, она была счастлива. Её Андрей опять – самый – самый! В этом и её труд, и её любовь и поддержка. Только через несколько дней, когда процесс оформления документов уже пошёл полным ходом, она решилась спросить, а что же будет с ней, с ними, с их планами.

Ей показалось, что Андрей удивился, и даже немного рассердился на неё за столь наивные вопросы. Конечно, всё будет хорошо, сказал он. Всего год, а ещё, наверняка, Марина к нему сможет в гости приехать. Теперь с визами просто. А уж потом…

Перспективы открывались такие, что Марина даже боялась думать об этом. Не дай бог, сглазить, как всегда говорила мама.

Формальности закончились на удивление быстро, и до отлёта оставалась всего неделя. Марина гладила рубашки, когда Андрей подошел к ней, обнял за плечи и поцеловал в затылок, как он делал почему-то всегда, пытаясь загладить мелкие ссоры. Ничего не сказав, он сел за письменный стол и занялся сортировкой бумаг.

– Но ведь я приеду к тебе скоро, вот только диплом защищу, и сразу приеду.

Марина поставила утюг, и взглянула на Андрея. Тот продолжал сосредоточенно возиться с бумагами. Марина подошла к нему, села на ковёр возле стула и положила голову к нему на колени, вопросительно глядя снизу вверх.

– Ну что ты, Рыжик. Конечно, приедешь. Никаких проблем. Это только вопрос времени. Я тебе приглашение вышлю, и денег на билеты. Ты, главное, сама тут доучивайся – и сразу ко мне.

Андрей улыбнулся и снова поцеловал Марину в затылок. Потом обнял, поднял на руки, и, как много раз прежде, они утонули в диванных подушках…

Неделя пролетела в дикой спешке и беготне. Как всегда, в последний момент выяснилось, что новый, всего год назад купленный костюм Андрею узок, да и вообще не подходит для будущего дипломата. Пришлось по салонам искать приемлемую по цене замену. Марина заняла денег у родителей и у коллег-экскурсоводов. Андрей на такие мелочи уже не отвлекался. Он брал уроки английского и немецкого, чтобы быстрее войти в ритм на новом месте.

И вот – аэропорт. Зал вылета. Немногочисленные провожающие – группа из их города небольшая, всего семь человек, четверо ребят и три девушки, Андрей, конечно, самый элегантный. Девушки тоже неплохи. Особенно вон та, высокая брюнетка с серьёзным красивым лицом и модельной фигурой.

Когда Марина и Андрей подошли к группе, все уже были в сборе. До отлета оставалось ещё часа полтора, но таможня, паспортный контроль и прочие процедуры требовали времени.

– Не грусти, Рыжик, всё будет хорошо!

Улыбка. Поцелуй. Тепло шершавой щеки. Крепкая рука с чемоданом на колёсиках. Последний взгляд родных глаз из-за сходящихся дверей гейта на Варшаву. Стеклянная стена между. Андрей вдалеке, у стойки таможенного контроля обнимает серьёзную брюнетку и что-то говорит, а та беззвучно смеётся всем своим умным красивым лицом. И потом, обнявшись, они исчезают за поворотом к границе.

…Марина вышла из дверей Аэровокзала на улицу. Ей стало холодно, несмотря на тёплое, почти ещё по-летнему, солнце. Рука нащупала в кармане куртки листок с адресом и телефоном в Варшаве, который Андрей написал вчера вечером, когда все сборы были закончены.

Строчка ровным Андреевым почерком внизу – Милый Рыжик, приезжай. Люблю. Жду. Целую. Твой Андрей.

Они больше не увидятся. Никогда. Острая, как заноза, мысль воткнулась в мозг и застряла в нём ноющей болью. Принц улетел, а Лис остался в пустом саду. «Мы в ответе за тех, кого приручили». В ответе перед кем? Старая наивная сказка.

Пальцы разжались, и листок с адресом, кружась, опустился на пёструю шуршащую кучу. Ветер подхватил его и вместе с другими листьями потащил прочь. Марина повернулась и побрела к остановке автобуса.

…Большие ножницы с красными пластиковыми кольцами она купила в соседнем канцелярском магазине, а пять пачек хорошего снотворного – по маминому рецепту в аптеке напротив.

Раки

Первый раз я увидел её в начале лета. На озере. Я ловил раков у омута, возле большой коряги, когда она пришла купаться. Место это было дикое, туда и пацану-то подойти было непросто, а девчёнки и вовсе туда не ходили, боялись. А тут, вижу, незнакомая, стриженная под ноль девка скидывает с себя всё и в чём мать родила плюхается головой вниз в самый омут. Я чуть сам в воду не слетел. Спрятался за корягой и дрожу. Почему – и сам не знаю.

Поплавала она немного, вылезла, подхватила платье да бегом вверх, по косогору, по кустам и осоке.

Приходила она, обычно, через день. Сначала я прятался, потом перестал. Похоже, это её не сильно напрягло. Напротив. Она стала нырять именно там, где стояли мои сетки. Я не обижался.

Я угощал её свежими раками, сваренными на костре. Она разгрызала красный панцирь своими зубками-жемчужинками, и сок брызгал ей на живот. Она смеялась и кидалась в меня недогрызенными раковыми хвостами.

– Ветки и трава бьют только тех, кто их боится.

– И люди, – добавила она немного погодя.

Её голова лежала на моих коленях, я шекотал одуванчиком её грудь и ветер сдувал белые парашутики.

– Два сосца твои – как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями, – зучали в моей голове забытые слова.

Сентябрьское солнце еще жарило во всю. Бабье лето навевало. Говорить не хотелось. Хотелось тишины и покоя. Я прикрыл ладонью её словно чуть припухшие губы. Потом положил вторую ладонь на её глаза, прекрасные в обрамлении длинных ресниц и маленький, немного курносый носик. Разве бы я смог ударить женщину?

Она затихла довольно быстро. Минуты через две. Я бережно поднял её, отнёс к воде, привязал к ногам заранее приготовленный камень. Когда она уходила в глубину, солнце дрожало на расходящихся по воде кругах. Кузнечики трещали, как ненормальные. Где-то вдалеке мычала невидимая корова.