Енотомешалка

– Это… наша лучшая… сотрудница… – выдавил из себя начальник.

– Действительно лучшая, – продолжая беззастенчиво раздевать глазами девушку, сказал толстяк. – Красотка, а тебе не надоело здесь работать? – обратился он.

Смерив насмешливым взглядом начальника, Ира ответила:

– Еще нет.

– А хочешь не работать?

– Это как?! – удивилась Ирина.

Важная шишка рассмеялся коротким, противным смехом, а через секунду и вся свита заливалась хохотом.

– Приходи завтра в пять часов в отель «Великий», там я тебе и объясню как это! – сказал толстяк, отсмеявшись и подмигнув напоследок глазом, двинулся дальше. Свита, выждав секунду, отправилась следом. Начальник, проходя мимо смерил взглядом новую сотрудницу, но ничего не сказал, а шедшая последней девушка немного приостановилась и с ног до головы осмотрев девушку, сказала:

– Военного министра закадрила! Надо ж?! – и посмотрев в глаза, презрительно добавила. – Сучка!

Ира постояла несколько минут в нерешительности, пока процессия, возглавляемая военным министром, не скрылась в лабиринте плит и направилась к открытым воротам. Выйдя в просторный двор, где стояло еще с десяток таких же ангаров, она огляделась. Выхода из завода нигде не было. Тогда она пошла в произвольную сторону и на счастье вышла к стене, за которой шумели машины. Вот только выхода не было – стена справа и стена слева.

– Ну что ж, – сказала Ирина и глубоко вдохнув, ударила кулаком в стену.

Ехавший в этот момент мимо глинобетонного завода водитель, потом на следствии клялся, что слышал взрыв, и видел, как в облаке пыли из дыры выскочила группа из десяти человек.

***

Геннадий поначалу хотел взять машину, но затем решил прогуляться пешком. Разойдясь у выхода из отеля со своими подопечными, он оправился в квартал директоров. Большому кораблю, как говориться, большое плавание.

Прошагав унылые улицы, состоящие сплошь из заборов по обе стороны, он прошел несколько «бедных» кварталов и, насмотревшись на грязных в обносках женщин, вышел в пункт назначения – квартал директоров. Богатый район блеснул перед Геной во всем великолепии – высокие, из стекла и еще из какого-то неизвестного фиолетового металла, здания, повсюду мужчины одетые самым элегантным образом не торопясь, вразвалочку, идут по делам и женщины, как на подбор стройные, сексуальные, аппетитные. Засмотревшись на одну из таких особ, Гена споткнулся о неровность на дороге и растянулся на матово-серой, каменной поверхности, при этом совершенно не ударившись. Поднявшись, он стал аккуратней и перестал вертеть головой, провожая каждую встречную и поперечную похотливым взглядом. Теперь он стал обращать внимание на самих людей. Быстро выяснилось, что в моде на Герриконе 6 нынче: клоками отросшие волосы у мужчин и длинные, вьющиеся (самый писк это кучеряшки) у женщин. Одежда единством не блистала – каждый был одет как хотел, рядом с человеком в смокинге свободно шествовала девушка в юбке больше похожей на пояс и лифчике напоминающем нитку чуть толще капроновой. Гена осмотрел свою одежду – майка, брюки, туфли – ничего особенного на Земле, но на Герриконе 6 могло вызвать подозрение. Тем более в квартале директоров.

На другой стороне дороги он увидел переливающуюся, в лучах внутренних прожекторов, витрину с непонятной, но явно платиновой эмблемой. Рядом стоял манекен в костюме и с тросточкой. Манекен призывно махал рукой, зазывая прохожих в магазин. Геннадий поспешил в магазин, но только он подошел к дороге, как заметил двух мужчин, идущих ему на встречу и оглядывающихся по сторонам. Сыграло профессиональное чутье и директор решил обождать и посмотреть, что будет. Мужчины, по внешнему виду явно не жильцы, «богатого» квартала поравнявшись с Геной, кинули на него взгляд, затем один из них достал из-под свободной рубашки, в которые были оба одеты, плакат и развернул его, а второй, также моментально, достал баночку и, вылив крохотку содержимого на внутреннюю сторону плаката, спрятал обратно. Вдвоем они повесили плакат на стену и, продолжая оглядываться, быстро-быстро скрылись.

Посмотрев на плакат, Гена обомлел. На белом фоне стоял черный человек. В руках он держал огромный молот, который застыл в сантиметре от головы стоящего рядом интеллигентного вида человечка. «Поддержи себя – бей капиталистов!» – гласил плакат. Внизу, был написан текст, кое-как замазанный клеем. Остались лишь первые буквы: «Мити…». Гена подошел и, отколупав пальцами еще не засохший клей, прочел: «Митинг в защиту рабочих состоится сегодня в девять часов на Прилетной площади».

«Вот это новость, – подумал директор – Так тут почва унавожена до такой степени, что и конфетное дерево вырасти может!»

Теперь следовало узнать сколько времени. Конечно же, по великому, действующему вне времени и пространства, закону подлости, прохожих не было. С трудом отыскав женщину, по внешнему виду напоминающую проститутку, он спросил который час. Смерив его оценивающим взглядом, женщина ответила, что восемь часов.

– Подскажите тогда, – продолжал он расспрашивать русую, слегка полноватую, но очень обольстительную особу. – Если встреча назначена мне на девять, это означает…

– Не местный? – угадала она. – Все легко и элементарно. Ты с Земли? Ну, так я и знала, по акценту слышно. Тогда тебе будет еще проще. В сутках двадцать четыре часа. Так? Ну, значит, первые двенадцать часов это время когда работают и ходят по улицам, а вторые двенадцать часов – это комендантский час: появляться на улицы опасно для жизни. Ясно?

– Отлично вас понял, – ответил Гена, удивленный услышанным.

– Ну, тогда до встречи! – попрощалась Эстелла, на прощание мило улыбнувшись.

– До встречи! – ответил Гена.

Они еще не знали, как перехлестнуться их судьбы.

Добравшись до отеля, директор взял аэромобиль, или как все называли машина, и, сказав «Прилетная площадь», зачем-то добавил:

– Как можно быстрее.

Об этих словах, он потом пожалел… Машина, взмыв высоко в небо пронеслась за считанные секунды над огромными заводами, кварталами работников, с такой высоты кажущиеся игрушечными, и тысячами голов устремленными вверх для того, чтобы взглянуть на того безумца, который решил нарушить один из важнейших законов. На Прилетной площади машина приземлилась без пяти минут девять. Открыв дверь, из нее выбрался бледный, как бумага человек и, согнувшись пополам, опустошил желудок. Распрямившись, Гена посмотрел в глаза тем десяткам людей, что стояли посреди площади, которую революционеры преодолели прилетев. Только Гена назвал бы этот участок не площадью, а полем.

Около сорока человек, судя по одежде, простые рабочие, собравшись вокруг постамента, выстроенного из трех ящиков, слушали оратора, когда на них с неба свалился Гена. Осмотрев его одежду, люди зашептались и спустя минуту оратор, так и продолжающий возвышаться на ящиках спросил:

– Ты кто?

– Да я, собственно, с вами заодно, – ответил Гена, немного смущенный большим вниманием к своей персоне.

Раздался гул голосов, и вся толпа придвинулась к нему. Среди десятков вопросов и сотни упреков, Гена успел расслышать: «Как это с нами?!», «С капиталистами дел не имеем?!», «С нами гад, а у самого машина! Поразвлечься решил?!».

Толпа напирала, Гена сделал шаг назад. Затем еще один. Затем еще.

Неизвестно, чем закончился бы прилет Геннадия на местный митинг, если бы в происходящее не вмешались УБСники. Рослые, сильные ребята, в черно-красной форме с золотым орлом на плече, появились совершенно неожиданно. Люди продолжали наступать на Геннадия, когда кто–то сзади крикнул:

– Шарики!

Люди, мгновенно позабыв о директоре, кинулись врассыпную, а Геннадий остался на месте, недоумевая, что за «шарики» и чего им нужно.

Шариками, оказались те самые УБСники, а нужно им было одного – наказать несанкционированных митингующих. То, что все бросились врассыпную, не помогло. Шарики, словно дождь, посыпались с воздуха, с легкостью выпрыгивая на спины бегущих из парящих на небольшой высоте аэромобилей. Вскоре площадь наполнилась лежащими на бетоне со связанными руками митингующими, и, бродящими от одного к другому, УБСниками. Машины опустились, и из них выскочило еще около двадцати сотрудников органов правопорядка.

Гена стоял возле своей машины не шелохнувшись, пока к нему не подбежали два молодца (как раз те, что не успели пообедать – то друга выручай – подчиненная красавица сбежала, то работать надо – митинг несчастный разгонять!). Схватив под руки директора, они ничего, не спрашивая и не церемонясь, кинули его туда, где около часа назад побывала Ира, а именно в кузов, отделенный от передней части решеткой. Забравшись в машину, они приказали трогаться.

– По какому праву? – хотел возмутиться Гена, но один из молодцов перебил его, обращаясь к приятелю:

– Прикинь?! Он еще и права качать пытается?! – обернувшись к директору, молодой человек продолжил. – Ты мужик вообще обнаглел или как? Мало того, что схвачен с поличным на незаконной демонстрации, так еще и предъявить что-то хочешь? Мы тут ща притормозим, отдубасим тебя как следует, а потом скажем, что так и было. Нравиться идея?

Гена, лишь на секунду присмирел. Быть битым ему конечно не впервой, но все равно не хочется. Но как показала многоопытная жизнь – с людьми надо разговаривать так, как они разговаривают с тобой. Поступать кстати тоже. Быстро прикинув все шансы, он просчитал возможные варианты и решил рискнуть.

– Эй, Бритый! – так Гена решил обратиться ко второму, молчаливому УБСнику. – Угомони своего приятеля, а то я его угомоню.

Бритый – высокий, широкоплечий с начисто выбритой головой парень, в глазах которого, не было ни крупинки ума, от такой наглости повернулся. Приятель – как две капли воды похожий на Бритого отсутствием волос, размахом плеч и глупостью лица, также раскрыл рот, для того, чтобы что–то сказать, да так и остался сидеть.

– Чего рот раззявил, бестолочь? – брал быка за рога директор. – Сказано, умолкни пока цел!

– Ты кто такой? – с натугой от одолевающей бури чувств, спросил Разговорчивый (так про себя окрестил его Гена).

– Тот, кто тебя, идиота, посадит если не на вечно, то очень надолго!

– Что ты несешь?! – вспылил болтливый УБСник. – Удостоверение!

– Да, ладно, – махнул рукой Гена. – На кой тебе мое удостоверение? Можешь даже остановиться, избить, а завтра тебя расстреляют.

– Удостоверение гони, сволочь! – закричал орган правопорядка.

– Да ты езжай, езжай, – как можно безразличней ответил Гена. – Что уж теперь волноваться?