Хроники Ворона. Книга первая

Неудивительно, что Динкель ее заинтересовал. Он был необычайно, всесторонне талантливым человеком и с первого дня, как появился в «Цюрильоне», покорил этим всех других артистов: безупречный жонглер на сцене, вне ее он был еще и безупречной душой компании, когда волновал сердца своими напевами или под остроумные шутки оставлял без штанов всякого, кто рискнет сесть с ним за карточный стол. Кроме того, те артисты, которые знали Динкеля лучше других, говорили, что когда-то у себя на родине он был великим матадором. Но Флави никогда не верила этой смешной шутке.

А еще наблюдательная Флави знала: хромой жонглер был красив. Но далеко не той ухоженной, чистой и смазливой красотой, которой славился Эмиль. Это была суровая и понятная немногим красота побывавшего в десятках морских сражений, однако все равно остающегося на плаву судна: корпус его был в пробоинах, но при этом обращал на себя внимание тем, что некогда был построен талантливым корабелом из какой-то особенно благородной древесины.

Кроме того, Динкель ее любил, и она это чувствовала. Настоящей, отзывчивой любовью. И во имя этой любви был готов пойти на все.

Флави проснулась рано, когда Эмиль еще спал. Ее мучала бессонница. Она лежала на боку и сверлила глазами свою любимую заколку в виде бабочки, которая лежала рядом.

«Я должна была поблагодарить его тогда. Теперь мне этого уже не сделать, иначе это даст ему надежду. Жаль».

Флави развернулась и посмотрела на Эмиля, который спал как младенец, с умиротворенным и блаженным видом. Дыхание его было абсолютно чистым, никакого намека на храп.

«Я все еще с ним. Я всегда буду с ним. Хоть он и не прыгнул ради меня за борт».

***

Старый пастух Гремио говорил своему хозяину, что нельзя оставлять быка на пастбище вместе с коровами. Но тот был непреклонен.

«Нет у него, видите ли, денег на постройку отдельного пастбища. На самих быков у него деньги есть, а на то, чтобы вбить в землю несколько досок, – нет. Правильно, не ему же их ловить».

Гремио, разочарованно мотая головой, наблюдал, как здоровенный, размером по меньшей мере с двух взрослых коров, бык носится по всему пастбищу словно обезумевший, гоняясь за самками.

«Надо было мне, дураку старому, потолще цепь на него нацепить. Странно, что он еще клин не вырвал. И как мне его теперь успокаивать?»

В какой-то момент Гремио заметил, что бык догнал одну из коров и, как принято говорить у крестьян, начал ее «охаживать». Тут старый пастух и решил действовать. Он открыл калитку и, очутившись на территории пастбища, насколько мог быстро побежал к месту, где им для удержания быка на привязи был вбит – как оказалось, тщетно – кол.

Гремио довольно проворно вырыл из земли длинную металлическую жердь с утолщением на конце, предназначенным для того, чтобы не позволить звену цепи высвободиться в случае натяжения, и пошел, сжимая в руках этот незамысловатый предмет, в сторону занятых любовными утехами парнокопытных.

Приблизившись к укороченной стараниями огромного быка цепи, один конец которой все еще покоился на его шее, Гремио отыскал другой конец, который, освободившись от соседних звеньев, просто лежал на земле. Затем старый пастух принялся по новой закреплять на кол ржавую цепь, и когда он уже собрался приступить к тому, чтобы повторно вбить его в землю…

Бык закончил.

Могучее рогатое животное увидело несчастного Гремио, который совершал в этот момент сразу две ошибки: во-первых намеревался опять лишить быка свободы, а во-вторых был мужчиной, а значит – конкурентом.