– Аллё-на…
– Я не Алёна.
– Аллё-на…Это я так разговариваю.
Вот под эту чушь я и приволок её к себе в общагу. Мой сожитель по комнате ушёл спать куда-то, оставив нас вдвоём.
Она в начале недоумевала, куда я её привёл, но её мысли на этом не акцентировались. Тем дело в общем и закончилось, что я её соблазнил. Хорошо было то, что это б+ыл выходной и нам не надо было в институты.
В общем день мы провели вместе. А в дальнейшем начали встречаться. И благо, деньги были, я снял нам малосемейку где-то на Алтуфьевском шоссе, по тем годам дальше был если только посёлок Восточный, метро тогда там ещё не было, и приходилось ехать на автобусе. Так наша совместная жизнь началась с анекдотов.
Прикалываясь я звал её «Никакая Маша» или если коротко, то «Аллё-на», а я отзывался на «Витёк», а позже на «Митёк», когда появились неформалы, именовавшие себя «Митьками». А иногда, проигрывая ей в дурашливых баталиях, сокращал ещё больше имя нарицательное этого домашнего любимца и говорил ей: «Всё, сдаюсь. «Никака!»».
Нас очень ещё связал языковой момент. Она изучала немецкий язык в институте, а его знал я очень хорошо, ну как родной. Всё же дед природный немец, мать – соответственно на половину и я сам на четверть. Мы с ней и говорили на немецком. Она изучала в институте китайский язык и факультативно изучала японский. Иероглифы одни и те же, правда у японцев ещё есть две слоговые азбуки, да и сам язык сильно отличается. Она их изучать стала с ноля. И я, имея некоторую тягу и способности к языкам, составил ей пару. Учить иероглифы мне, было не тяжело имея отличную зрительную память. В дальнейшем между собой мы три дня в неделю общались на китайском и по два дня на японском и немецком. Так мы отучились почти год.
Весной в стране сначала медленно, а потом очень бурно начались процессы обновления. На место руководителя КПСС в стране пришёл достаточно молодой и энергичный политик. До него, в стране была реальность стабильного застоя. Конечно, всем гражданам хотелось чего-то нового в качестве своей жизни, которая у каждого одна. Кто бы на тот момент сказал, что этот демагог и политический импотент реальный враг народа, суть которого тот же Сергей Мавроди( тот, который говорил, мы не халявщики, мы партнеры) с его МММ, только калибром много больше, а как личность ничтожен и много меньше. По факту человек сделал то, к чему стремились заграничные враги нашей Родины и не понёс за это наказание. А где же декларируемое равенство перед законом. Вот с этого момента я и понял: спасение утопающих дело рук самих утопающих, а бумага, она всё стерпит. Что в принципе меня и подготовило к тому, что на закон я стал смотреть как на помеху, тем более, что они – законы, по сути перестали работать. Дичь времён Октябрьского переворота – грабь награбленное. Но это будет позже, пока же мы просто учились.
На следующий учебный год, я уже сам работал как тренер по каратэ и от желающих попасть в спортзалы не было отбоя, что активно подогревали боевики из видео салонов.
Ещё через год, когда в страну стали приезжать первые иностранные специалисты, я сдал экзамен на свой первый чёрный пояс, а через пол года, выполнил норматив кандидата в мастера спорта.
В стране цвёл бардак под сладкоголосые речи демагога: «Решением важнейших…».
К моей радости отмерла и система распределений после институтов молодых специалистов. Поэтому мне стало не нужно возвращаться на свою малую родину.
Мы всё также жили с «Никакой Машей – которая Аллё-на». Только перебрались в другой конец Москвы – в Олимпийскую Деревню. Это уже хоть только две автобусные остановки от метро. Передо мною встал вопрос, что делать дальше. В принципе менять пока я ничего не хотел. Деньги зарабатываю, жильё есть, языками занимаюсь, «Аллё-на Никакая», тоже есть. В принципе, чего ещё надо. Но я решил взять некий тайм-аут в жизни, но не терять при этом времени совсем напрасно. К этому времени я получил свой институтский диплом. Когда учился я боролся за институт и выполнил таки, мастера спорта по борьбе.
Через свои спортивные связи и родителей моих учеников, с учётом моего институтского диплома и звания мастер спорта, а также занеся толику денег меня приняли на второй курс ГЦОЛИФКа (кто не знает Государственный Центральный Ордена Ленина институт физической культуры, который позже стал РГАФКом). Так я и стал художником среди спортсменов и спортсменом среди художников.
Так, что теперь в альма-матер я ездил теперь уже на Сиреневый Бульвар.
Зато приняли меня сразу на второй курс, правда, кое-что из предметов по специальности я до сдал, а общеобразовательные предметы мне просто перезачитывали, у Маши тоже дело шло к диплому. Так мы и пожили пять лет.
И вот к концу моего второго курса второго института, что-то вдруг совсем пошло не так, как будто кто-то сглазил.
Часть 2. Понеслась судьба по кочкам.
Глава 8. «АЛЛЁ-НА, Маша, да ты и в правду Никакая!»
У моей Маши, да той самой, «Никакой Маши», дело совсем уже подходило к получению диплома её очень престижного института и тут эта «Аллё-на» залетела. Да и Бог бы с нею, залети она от меня. Так вот ведь всё было совсем иначе. И залетела она вместе со свой подругой одногрупницей, нет, вы не подумайте чего. Виновником залёта стал некий хрен ну прям «московский Кент по имени Доцент» который преподавал у них научный коммунизм.
А дело было так. Они шли по коридору и от великого ума трындели между собой, вот учим мы учим сей дивный предмет, а ему даже нет теоретического применения, прямо как в том анекдоте, когда бабка спрашивает: «Милай, а Маркс на мышах его опробовал, опыты ставил?». А позади идёт доцент и слышит, как они между собой обсуждают:
– Вот что такое, как строят социализм или коммунизм, так в тех странах вместо изобилия сплошные дфициты.
– Нет это, что, зато в них всех рулит тоталитаризм и государство что не возьми, через одно – культ личности местного вождя Виниту и типа красный монарх во главе страны до самой смерти.
Вот вам и гласность с перестройкой, и приключилось же с ними это, как раз тогда, когда научный коммунизм последний год преподавали.
И стоило им это членства в комсомоле и экстренного отчисления из института.
Возвращается эта дурында домой вся в слезах, в истерике, и заявляет, что жизнь для неё кончена. Перспектив в жизни больше нет. Возвращаться к родителям, так лучше сразу к предкам через петлю.
– Ну ничего, говорю, переживём. Наше к нам всё равно придёт, а не наше – судьба не приведёт.
– Нет, ты ничего не понимаешь. Сам кто? Банкир? Папик? Никто! Вечный студент!
Всё ухожу я от тебя дальше сама пробьюсь, и жить буду как человек.
– Да куда же ты пойдёшь. Что, сейчас-то можно с горяча сделать? – Спрашиваю её я.
– Пойду жить своей жизнью и деньги зарабатывать сейчас и сразу.
– Да и кто ж тебя с распростёртыми объятиями ждёт, прямо вижу стоит очередь.
– Будет стоять и очередь, и у очереди, отвечает мне, – пойду зарабатывать на Тверскую.
Тут я как стоял, так и сел, глазами как олигофрен лупаю, челюстью как последний лох хлопаю.
А она, вещи собирает, и заявляет мне.
– Всё решено, и не держи меня, а то всё равно сбегу.
Я челюстью щелкаю и чего-то сказать пытаюсь: «Аллё, Аллё – на, ни…себе в натуре». В общем дар речи потерял, какие-то предлоги собираю и падежи перебираю.
Она мне:
– Всё давай совместно нажитое делить.
Тут деньги она мною заработанные, пополам и поделила, хорошо, что хоть пополам. Что там была её стипендия, по текущим делам, так, на прокладки.
Собрала свои вещи и умотала. Хорошо, что хоть мои кисти, краски, спорт инвентарь не поделила. Да и на фига, бы они ей сдались, хотя может быть из принципа?.
Говорю ей:
– Да-а-а, началось наше знакомство с анекдотов, так анекдотом всё и оказалось. Тогда расскажу тебе ещё один, напоследок, будет эпитафией наших отношений:
Встречаются два друга, один другого спрашивает:
– Как дела?
– Да, говорит: «проблемы вот, с родителями…»
– А, ну это бывает. А дочь как?
– Да, отвечает: «и с дочерью проблемы…».
– Ну, она же у тебя совсем взрослая, помню, вроде в институте училась?