–Ну что съешь, то съешь, а остальное выбросишь. – Мои слова словно ножом полоснули по ему.
–Ты что, я тогда Лёльке отдам, у неё маленький ребёнок, пусть они поедят.
–Это твоё право. – Я принялся уплетать, купленное для нас. Без моего внимания не осталось то, что Клим поел совсем не много.
–Тебе не нравится?
–Нет, Алексей, всё очень вкусно. Но я перед твоим приходом уже поел и в меня просто больше не лезет. Ты ешь, не смотри на меня. Я с тобой за компанию чаю попью. – Смотрю как он берёт эти ужасные «тампаксы», в которых нет ни грамма чая. – Постой, там же есть хороший чай, завари его. – Останавливаю я его.
–У меня нет заварника.
–Да просто в кружке завари. Всё лучше, чем это. – Я забрал у него эту пачку и отставил её в сторону.
Клим принялся заваривать чай. А я снова уставился на его спину, и ягодицы. «Ну ни*уя в нём нет такого, чем бы он мог мне понравиться, но бл*ть чем-то же он меня зацепил?» – рассуждаю в мыслях. Я заканчиваю есть. Клим допивает чай, отмечая, что вкуснее чая никогда не пил, чем вызывает улыбку на моём лице. Молчание немного затянулось.
–Клим, расскажи мне о себе. – Пытаюсь хоть как-то разрядить обстановку разговором.
–А что тебе рассказать? Сам видишь…
–Я не об этом. – Я показал на своей щеке. – Шрам, откуда он? – Парень отвёл взгляд.
–Мне неприятно об этом вспоминать. – Очень тихо ответил он.
–Откуда ты? Где твои родители? – Перевёл я тему.
–Детдомовский я. А эту квартиру получил по программе. Когда-то здесь было чище, когда я сделал ремонт, но сейчас не получается.
–Клим, посмотри на меня. – Он поднимает свой взгляд. – Тебе нечего стыдиться. И, знаешь, твой шрам даже добавляет тебе некоего шарма. Я серьёзно. Кстати, его можно подправить у пластического хирурга… – Мои слова вызвали у парня истерический смех. Я понял, что в очередной раз сморозил глупость. – Ты только скажи… – попытался исправить я ситуацию.
–Нет, не нужно. Спасибо!
–Это в детдоме тебя так? – Он снова уткнулся в свою чашку с чаем. Тихо кивает головой. Больше об этом я спрашивать не стал. По его лицу, точнее, по тому, как он реагировал на вопросы, касающиеся этого шрама, было видно, что ему очень тяжко вспоминать об этом. – Какой детдом? – Спрашиваю я. Он называет адрес. Потом уходит в комнату. Ожидание затягивается.
–Клим, ты куда пропал? – Зову я его.
–Алексей, – слышу его голос из комнаты – ты мог бы мне помочь?
–Да, конечно. – Спешу на зов, вхожу в комнату и предо мной стоит раздетый Клим. Не сразу понимаю в чём нужна помощь, но оцениваю его тело и размер члена, коим одарила парня природа. Я поедаю его глазами, но прикасаться не рискую.
–Ну и чего же ты остановился? Давай, ты же за этим приехал. – Видя моё замешательство, произносит он с отрешённостью в голосе.
Этими словами он меня убил, почти буквально. Я онемел, остолбенел и завис одномоментно. Я даже дар речи потерял. Нет, конечно, я хотел этого парня, и я бы, конечно, трахнул его, но вот чтобы так… Я на ватных ногах подошёл к нему и зашёл сзади. Парень дрожал несмотря на то, что на градуснике 32 градуса. Я взял что-то типа простыни и аккуратно накрыл его со спины, укутав.
–Клим, ты чего?
–Ну а зачем ты всё это делаешь? Явно не из альтруистических побуждений. Ты ведь хочешь меня трахнуть? Так вот я. Готов. – Он попытался скинуть простынь, но я её удержал. – Если ты беспокоишься о том, здоров ли я, то да, я здоров. Я не так давно проверялся.
–Клим, не говори так. – Каждое его слово как копьё, пронзало меня насквозь, от чего становилось как-то больно. Ведь где-то он был прав. И снова это удушливое чувство собственного ничтожества накрывает меня. Я нахожу в себе силы и захожу спереди, чтобы запахнуть простынь. Его глаза были влажными, и он был готов расплакаться. Но пока ему удавалось стоически удерживать слёзы.
–Клим, не нужно этого делать вот так. Прошу тебя, оденься. – Я говорил почти шёпотом. Мне было паршиво. Снова я всё испортил, поставив всё на деньги. Он больше не мог сдерживать свои слёзы, и они крупными каплями потекли по его щекам. Я не знаю, почему он плакал. Наверно, от того, что ему было очень стыдно, я не знаю. Но это не ему нужно было сейчас лить слёзы, а мне. Я сука, дебила кусок так привык всё покупать и брать то, чего хочу, что за всё это время отвык от слова нет. Я перестал видеть в людях человечность. И сейчас этот парень, чистая душа, к которой я тянулся, стоял передо мной, а я бл*ть всё испортил.
–Я бы хотел сейчас остаться один. – Выдавил он из себя шёпотом.
–Клим, можно я приду завтра? – В ответ я он направил на меня опустошённый взгляд. И сейчас в нём уже не было того света и чистоты, которая была ранее. «Сука и здесь насрал» – мысленно ору на себя. – Клим, напиши мне или позвони в любое время дня и ночи. – Оставляю визитку. – Я буду ждать. – Я медленно вышел. Ехал я с непонятным для меня чувством горечи. Давящее чувство в груди, непонятная резь в глазах. Не помню, как доехал домой. Но впервые в жизни, я не принял вечерний душ, а просидел всю ночь на террасе.
Утром Татьяна застала меня сидящем уже в кухне в полутьме. Она с пониманием отнеслась к данной ситуации и включила свет в комнате. Я сидел с начатой бутылкой коньяка, рядом стоял наполненный стакан, в котором уже давно растаял лёд. Но я так и не притронулся к нему. Вот я имею бабла, хоть бульдозером греби, а по душам поговорить-то не с кем. Столько знакомых, столько «друзей», но всё это фальшивка. Есть, конечно, Клим, но он наверно больше не подпустит к себе. От всего этого было так паршиво, хоть плач, но я не умел. Родители отучили меня плакать, жёстко пресекая мои попытки выражать таким способом своё недовольство.
–Татьяна, – зову я её. Женщина в годах. Всегда выполняла свою работу отлично. Работает у меня уже лет пять. Она входит.
–Вы звали, Алексей Юрьевич?
–Да. Татьяна, хочу у вас спросить. Почему человеку иногда так хочется плакать? – Она молчит. Я понимаю, что субординация и всё такое, да и я по отношению к ней всегда был весьма неприветлив. – Сегодня вы можете говорить мне открыто и это никак не отразится на вашей зарплате и работе.
–Это любовь, Алесей Юрьевич.
–Любовь – вторит мой голос. «Как мало я о ней знаю. Никогда не испытывал такого.» И тут меня осенило. «Любовь. Бл*ть.» Вскакиваю со стула, обнимаю Татьяну, чего никогда себе не позволял, по причине того, что считал её недочеловеком. Целую её в щёку. – Спасибо. – Кричу ей на бегу и исчезаю за дверью. На часах половина седьмого утра. Лечу домой к Климу. Света в окнах нет. «Спит» – думаю. Взлетаю на этаж. Дверь закрыта. Стучусь. Никто не открывает. Напротив, из двери показывается разъярённое лицо женщины.
–Ты чё бл*ть шумишь? Ребёнка разбудишь. Тебе чё тут надобно?
–Клим дома, не знаете?
–На скорой увезли его?
–Как увезли, куда увезли, зачем увезли? Когда? – Сердце заколотилось так, что в ушах зазвенело.
–Не знаю. Болен он был. Обострилось у него что-то там.
–Куда увезли? – Дрожит мой голос.
–Да скорее всего в третью.
–Спасибо. – Я пулей вылетаю из подъезда. Звоню в справочную, узнать, где третья больница. Судорожно ищу на карте. Стрелой лечу туда, не взирая на то, что стойки амортизаторов жалобно стонут от тех выбоен. Врываюсь в приёмный покой. Спрашиваю у регистратора привозили ли молодого парня? Нет, сегодня никого не привозили. Какая-то медсестра говорит, что сегодня дежурит первая, всех больных везут туда. Узнаю, как туда доехать. Лечу туда. В разговоре с медлительной дежурной едва сдерживаю себя, чтобы не перейти на крик и маты. Узнаю, что, да привезли ночью молодого парня лежит в хирургии, в палате называют номер. Говорит, что ожидает доктора. Вихрем влетаю в палату. От следующей картины, я аж вскипел. Лежит мой Климушка весь в поту и в бреду. Один забытый и оставленный. Вылетаю в коридор.
–А нука на*уй быстро позвали сюда врача. – Ору на всё крыло. – Быстро бл*ять врача в десятую палату. – Дежурная с перепугу вместо доктора вызвала охрану. – Тот подбегает ко мне и протягивает свои клешни. – Бл*ть, хоть пальцем прикоснёшься ко мне, и я сделаю так, что ты больше нигде работать не будешь. – Он ретируется, видно понял, что я серьёзно настроен. – Ты дура бл*ть, – снова ору на дежурную сестру – зови врача, х*ле ты сидишь бл*ть. – Дежурная снова набрала номер. Врач с сонными глазами неспешно выруливает из ординаторской. Не дожидаясь, пока это сонное тело доплывёт до меня, подхожу сам. – Ты сука там спишь, а у тебя пациент умирает бл*ть. – Я ору, не стесняясь в эпитетах. – На*уй лишу диплома бл*ть и засажу так глубоко, что на зоне штопать рваные жопы будешь всю оставшуюся жизнь. – Быстро в палату бл*ть и все анализы сделать.
Он натягивает свои очки.
–А вы, собственно, кто?
Я беру его бейджик, чтобы прочитать имя.
–Толя, ты бл*ть не те вопросы сейчас задаёшь. Поверь, Толя, если парень в десятой палате не выживет, я же тебя живьём рядом с ним закопаю. – Эти слова оказали нужное воздействие. Всё-таки видно люди по моему внешнему виду смогли понять, что я не простой человек.
Началась вся эта движуха. Медсёстры, колбы, оборудование. Через какое-то время врач вышел из палаты. Я ходил по коридору и нервно перебирал пальцами. Он нерешительной походкой подошёл ко мне.
–Толя, если нужны лекарства, препараты, обследование, ты скажи, я заплачу за всё. Цена не имеет значения.
Он нервно потёр свой лоб. Видно, подбирал слова, потому как не хотел быть заживо погребённым. Хотя мы оба прекрасно понимали, что это всего лишь аллегория, но испытывать судьбу он явно не хотел.