Футуризм и всёчество. 1912–1914. Том 2. Статьи и письма

и на отдельной её выставке в «Свободной эстетике»

, после которой была конфискована часть вещей по требованию полиции, усмотревшей в некоторых из них порнографию. Откуда, как не от Гончаровой, пошли в свет на смех обывателю и не прославлению прилипающей ко всякому новому движению бездарности, – протекающие и растекающиеся раскраски (религиозные композиции, первая выставка «Бубнового валета»), писание с разных точек (её футуристические работы), различные фактуры – очень плохо разобранные и применяемые подражающими ей художниками, писание в различных стилях. Такая грандиозная работа и такой невероятный темперамент показывают мастера большой величины. Здесь не приходится говорить ни о каком будущем, то, что сделано сейчас, имеет исключительное значение. Вещи религиозные я должен был смотреть главным образом в распорядительской, так как они почти целиком были сняты цензором: потому неудобно де таким вещам быть на выставке с названием «Ослиный хвост». Все эти произведения большого художественного значения – не говоря о красоте цвета, выразительности, монументальности, прекрасной живописи, всем качествам, сильно говорящим в пользу декоративного искусства, самое главное в этих вещах – их удивительный духовный подъём. Беру для примера четырёх «Евангелистов»

. Каждый из них написан в своём цвете в таком порядке: синий, красный, серый, зелёный; каждый в отдельности и все вместе они представляют определённую живописную массу – по выражению, характеру и движению фигур они настолько прекрасно скомпонованы, что являют единственный образчик произведения, разделённого цветом и так великолепно связанного линиями и красочными массами. Живопись их вполне свободна и представляет один из лучших образцов, которые я знаю. Единственным конкурентом может быть только Греко в своих лучших вещах, но задачи его, так же как и его живопись, никогда не были столь широкими, как в этих четырёх фигурах.

Удивительно слушать самоё Гончарову, как она смотрит искусство – любит она Греко, Сезанна, Пикассо – говорит «хороший художник», «хороший художник», но в общем чувствуется, что ей решительно всё равно, что она делает значительно превосходнее, и ей даже об этом особенно не хочется говорить – Запад она сплошь отвергает – искусство всё идёт с Востока и оттуда всегда шло, и выходит, что теперь надо бороться с опошляющим влиянием Запада, не говоря уже о Maтиссе, который в её глазах просто приятное варенье, и с Сезанном, Пикассо, кубистами и футуристами, которых она называет современными романтиками и неоромантиками. При таком взгляде совершенно смешной, детской кажется борьба с Репиным, Бенуа, как-то стыдно даже говорить о таких незначительных и отживших явлениях. Когда она это говорит, то это имеет совершенно особое значение – она не словами, а своими произведениями показала своё художественное значение и силу. Ведь её три слова: «Вы стадо баранов», сказанные на пресловутом диспуте футуристов

, вызывают гораздо больше ярости и протеста, чем многолетняя борьба и речи старо-и неодекадентов.

Возможности по поводу павлина и другие работы в разных стилях являются прекрасным образцом того, как она может распоряжаться материалом, способом трактовки, композицией и какую может создать редкую и ценную фактуру

. Из них кубистический белый павлин и павлин под солнцем очень интересны, а также крестьянин с трубкой (подносный стиль)

и несколько непосредственных восприятий, впервые поражающих современной примитивностью.

К Гончаровой я ещё вернусь при разборе «Мишени», на которой она опять играла вместе с немногими ещё участниками этой выставки выдающуюся роль. Теперь же перехожу к Михаилу Ларионову, произведения которого привлекают не меньше внимания, чем произведения Гончаровой.

Прежде всего бросается в глаза отсутствие того, что может быть названо мастерством, когда картины начинаешь рассматривать внимательнее, то это ощущение пропадает. Это происходит оттого, что почти в каждой вещи, если даже отнять присущую всем им живописную по преимуществу трактовку, применяется какой-нибудь новый приём или разрешается особая красочная задача, причём забота о фактуре, т. е. состоянии поверхности картины, является одной из самых очевидных. Это, пожалуй, единственное и самое главное, что отличает картины Ларионова от всех остальных, не только на выставке, но и во всём современном искусстве. Начиная от вещей по существу реалистических, но как-то странно, не будучи кубизмом, к нему примыкающих, напр., «Коробки», он постепенно на своей стене развёртывает ряд произведений из солдатской жизни

, из путешествия в Турцию

, которое не состоялось, над чем очень смеялись. Но это, по объяснению Ларионова, произошло таким образом: он собрался ехать в Турцию, ему что-то помешало, желание же писать турецкую жизнь было настолько сильно, что он начал писать её по представлению.

Затем «Ссора в кабачке»

, «Парикмахер, причёсывающий проститутку»

. Эту вещь надо отметить, так как она является мало того что особенно красивой по комбинации цвета и живописи, – по самому характеру формы удивительной. Её влияние уже на «Мишени» сказалось в вещах К. Зданевича, хотя и совершенно своеобразных, но в живописном отношении находящихся в некоторой зависимости от этой вещи.

В некоторых вещах Ларионова обращает на себя внимание желание как раз трактовать то, что сейчас вызывает самое большое количество нападок: фотографию, кинематограф, газетное объявление. Он пишет наперекор всему в стиле этих вещей, наилучшим образом подтверждая мысль, что для даровитого художника может служить объектом что угодно.

Цвет его вещей густой, глубокий и сдержанный.

В особенности поражает прославленная «Солдатская девушка» (Венера), написанная в жёлтом и тёмно-красном. – Кафе, вносят ноту, ранее в искусстве Ларионова не заметную, их охряно-серый тон, совершенно особо выразительный и мягкий

.

Следующим мастером, бесспорно, является Ле-Дантю, прекрасный живописец, имеющий какую-то связь с Е. Сагайдачным в форме и построении, но превосходящий его по красоте, глубине и выразительности цвета, что особенно ясно сказалось в его последующих работах на «Мишени»

. Его триптих прекрасен по композиции и краскам и отмечен довольно редкой фактурой, которой обладают даже не многие современные французы. Остальные его работы: «Охотник», «Косари», «Женская фигура»

– уклоняются в сторону графики, что, безусловно, мало характерно для его искусства, и есть явление случайное. Зато в своём зимнем пейзаже он великолепно сочетал графическое построение с цветом и живописью. В вещах Е. Сагайдачного, близкого к Ле-Дантю наружно, но очень, как мне кажется, разного по духу, графический элемент начинает преобладать, хотя всё это и искупается удивительным цветом. Однако эти цветные построения совершенно исключают то, что является живописью, вещи всё же стройны, прекрасно найдена их форма, что они немного сухи, но не теряют своей яркости и обаяния.

Начиная от мастерских рисунков В. Барта

, очень графических и академических, идёт графика в полном смысле этого слова. По всей этой стене и другой вплоть до двери, исключая вещи К. Малевича, большие, яркие и беспорядочно наляпанные акварели

, с приторно безразличным выражением фигур, с тем скверным польским стилем, которым так изобилуют вещи Врубеля, идёт сплошная графика в цвете. Целую стену занимают однообразные завитушки и полукруги В. Татлина, нашедшего какую-то среднюю между Ларионовым и Сагайдачным, с одной стороны, и Ле-Дантю и Гончаровой, с другой, – в его костюмах

. Удивительно, как эти костюмы попали сюда? Даже похожего ничего нет на этой выставке на магазин хорошего тона, вроде «Союза» или «Мира искусства», а господин Татлин и здесь открыл маленькую лавочку. В таких случаях гораздо проще выставить витрину на улицу и дело с концом.

Следующий за ним Моргунов представляет из себя очень вялого и дряблого художника, но почему-то желающего преследовать те же задачи, что и остальная группа. Живопись он заменил какой-то серо-бурой размазнёй, форма у него вся как-то улетучивается. Влияние мотивов и задач Гончаровой на нём сильно сказывается, но, в общем, у него совершенно другие цели, хотя и очень расплывчатые. Из числа его вещей «Трактир»

и один пейзаж как-то более ярки и определённы. Зато К. Зданевич показывает себя буйным, влюблённым в яркую краску юношей, его «Порт»

и кубистический «Город», совершенно хотя разные по характеру вещи, но являющие и в одном, и в другом произведении яркого свежего художника. Иван Ларионов, глубокий и сильный художник, но, к сожалению, так немного выставивший, что из этих вещей можно говорить только о портрете, писанном хромом и краплаком красным

. По силе выражения эта вещь совершенно особенная.

У А. Шевченко, стоящего немного в стороне от всей группы, чувствуется ещё непорванность со старыми традициями, но все они очень интересны по настроению, и их традиционность даёт им своеобразный тон; в «Мишени» же, к которой я сейчас перехожу, он представлен вещами не только совершенно особого характера, но ушедшими далеко вперёд от прошлогодних.

Новая выставка группы «Мишень» была открыта почти в конце сезона, на две недели

.

В предисловии каталога изложены некоторые задачи, которые ставит себе группа:

1) Отрицательное отношение к восхвалению индивидуальности.

2) Нужно апеллировать только к художественному произведению, не имея в виду автора.

3) Признание копии самостоятельным художественным произведением.

4) Признание всех стилей, которые были до нас и созданных теперь: кубизма, футуризма, орфеизма; провозглашение всевозможных комбинаций и смешение стилей.

Нами создан собственный стиль – лучизм, имеющий в виду пространственные формы и делающий живопись самодовлеющей и живущей только по своим законам.

5) Мы стремимся к Востоку и обращаем внимание на национальное искусство.

6) Мы протестуем против рабского подчинения Западу, возвращающему нам наши же и восточные формы в опошленном виде и всё нивелирующему.

7) Мы не требуем внимания от общества, но просим и от нас не требовать его.

8) Напряжённость чувства и его высокий подъём ценим больше всего.

9) Надо прежде всего знать своё дело.

10) Надо признавать всё созидаемое.

11) Отрицать надо ради самого отрицания потому, что это ближе всего к делу.

12) Считаем, что в живописных формах весь мир может выразиться сполна – жизнь, поэзия, музыка, философия и т. п.

13) Мы не желаем устраивать художественного общества ввиду того, что до сих пор подобные учреждения вели только к застою

.

При рассмотрении произведений группы в этом году я должен, прежде всего, отметить появление вещей, написанных новым приёмом, проповедуемым Ларионовым, – лучизмом. Вещи, писанные этим приёмом, выставили Гончарова, Ларионов, Романович, Левкиевский, Ле-Дантю, отчасти он прошёл и в вещи А. Шевченко.