Чужая кровь

– Внучка у меня там, в гости, да бабка. Я же с Навли еду, пенсию там забираю. Свою и бабкину, сынок… Да вот стряслось что-то. Что стряслось-то, сынок? Что, поумирали все, что ли? Все закрыто, пусто.

– А ты что, телевизор не смотришь? – удивился Яков.

– Телевизор-то? Нет. У нас ни у кого телевизоров-то почти нет, радио «Маяк» больше, и то оно все для молодых. А молодые сейчас где? Из всего хутора пятнадцать дворов с людьми, даже почта не приходит. Всего-то я да сосед мой, Семен Велесович, ходоки, а остальным и дела нет, что в мире творится. Вот ты мне скажи как на духу: что случилось?

Яков пожевал губами.

– Да как тебе сказать… Ты машины по кюветам видел?

– Не видел, а что, авария? – обеспокоился дед. – Я-то по полевой еду, она вдоль дороги идет, за лесополосой. Вот откуда там саморезу взяться? Да еще вот такому? – дед достал из кармана семидесятый саморез черного цвета и, протянув его шляпкой вперед, показал. Бойцы мельком кинули взгляд на предмет. – По шоссе шумно и машин много, собьют еще старого, а сегодня, как назло, ни одной, и в райцентре ни души… Может, радиация какая пошла?

Бойцы переглянулись. Как объяснить дремучему человеку, что такое гнус, откуда он, что ему надо? И вообще, зачем они этого старика взяли? Пожалели, думали, испуган, по-человечески захотели помочь, а смысл?

– Хуже, отец. Болезнь пошла, – ответил Яков. – Мы тебя подвезем к твоему хутору, а там и дальше поедем.

– Вот спасибо, касатики! А что за болезнь? Излечима аль нет? А как переносится? Ветром али водой? – тут же насторожился старик. – Мне старуху свою да Варвару поберечь надо.

– Гнус. Слышал про такое? – спросил Яков.

– Гнус? Ну дело знакомое, мошка кровососущая, тьма ее в сезон у нас на выпасе. Но это еще цветочки, а вот таежный гнус, ежели ты без специальной мази пошел, вживую съест. Мы по молодости, помнится, поехали по комсомольской путевке в Снежногорск, что по речке Хантайке с Енисеем роднится, так там и керосином мазались поначалу, помогало, а потом умный человек надоумил дымком от гриба да муравьиной кислотой отгонять, а там и попривыкли как-то, и так пошло, – дед довольно посмотрел на водителя и сидящего справа от него Трофима, который уже не пялился на гостя, но явно вслушивался в его голос.

– Не тот этот гнус, дед, – подал голос Сагитай, разглядывая карту дорог в планшете. – Тут у вас полевая должна быть на Хутор.

– А как же, вот сейчас будет указатель. Все как у людей, – поспешил ответить словоохотливый дед.

– Так ты давно уже дома не был? – спросил Сагитай.

– Со вчерашнего. Тут же почти сорок километров. День туда, там у сестры ночую, с утра обратно. Я же еще крепкий, мы по молодости по полста километров проходили и в ус не дули, вот однажды…

– Погоди, дед, погоди, – остановил его Сагитай. – Сестра что говорит?

– Не было сестры… – растерянно ответил дед. – Она у меня бабка крепкая, мы с ней, когда детьми были, на спор, кто вперед теленка убежит, спорили. Так вот она…

– Дед, хватит, – потребовал Сагитай.

Ему совершенно не хотелось выслушивать Захара всю дорогу. Он, пожалуй, представлял, как будут выглядеть все его рассказы. Якову же было интересно, и он, судя по приоткрытому рту, с удовольствием бы слушал, как сестра деда Захара бегала на спор наперегонки с теленком. В этот момент машину тряхнуло, и оружие звякнуло, привлекая внимание старика. Тот бросил взгляд на автомат и устрашающего вида гранатомет, катану в ножнах, несколько пачек боеприпасов. С пяток секунд загипнотизировано смотрел на это все, потом моргнул, открыл рот и…

– У нас вот после войны такого оружия в полях порядком находилось. И немецкое, и советское. Там и не только оружие, и солдатики были. Окопы не все чистые были. Выносить выносили, но кое-где, под завалами или в отдельных лунках, стояли еще бойцы, земля им пухом. Я тогда еще в сельсовете работал. Однажды прибегает ко мне Лелик и кричит…

– Дед! – прикрикнул на него Сагитай. Старик смолк. – Ты говорил, у тебя внучка на хуторе осталась. Она тебе что, ничего не говорила? Или малая она? Сколько ей лет?

– Кому? Варваре, что ли?

– Внучке твоей, – нетерпеливо пояснил Сагитай.

– Три… тринадцать было, – сообразил наконец старик. – А что?

– Да то, что детей и стариков гнус не заражает. Вот что. Жива твоя внучка, может быть. Оружие видишь? Это против гнуса, только гнус сейчас – это не мошка, а человек. Понимаешь? – чуть на повышенном тоне спросил Сагитай.

Но старик был, может, и крепок телом, но умом, видимо, еще крепче. Ничто не могло сдвинуть его с его устоев, и он, не поняв ничего, смолк, осознавая, что лучше плохо сидеть в машине, чем хорошо идти. Он вздохнул и отвернулся к окну. Машина уже свернула с трассы и ехала по проселочной дороге. Показался указатель «Воронов Лог». Старик открыл рот, приподнял указательный палец, намереваясь что-то сказать, даже повернул голову вперед, но передумал. Воронов Лог был пуст. Догорал крайний дом, но никто не тушил его. Машины стояли перед воротами, некоторые ворота были словно выбиты изнутри, а в домах были выбиты стекла. Ни лая собак, ни криков домашней птицы или петухов, ни мычания коров, ни визга или хрюкания свиней. Несколько грязных посеревших пятен, похожих на мешки картошки с перекошенными, оскаленными свиными рылами, лежало возле забора.

– Чего это нет никого? Дом горит, а они в ус не дуют, – протянул дед.

– Это гнус работал, отец, – сказал Яков.

– Да не, как же может гнус дом запалить? Может, сам хозяин выкуривал, да не рассчитал, – возразил дед Захар, но голос его уже был не такой уверенный.

Воронов Лог закончился. Бойцы молчали. Совсем скоро, буквально через два километра, появился указатель «Коммуна «Пчела». Посреди дороги стоял трактор. В нем, развалившись на сиденье, откинув голову назад, спал мужичок, глаза его двигались за веками, рот был приоткрыт, кулаки страшно содраны в кровь, но это никак не влияло на его сон сейчас, ближе к десяти утра, посреди дороги. Яков медленно проехал мимо трактора, не открывая окон. Та же самая тишина в селе, единственное – надрывно лаял крупный пес, возможно, запертый в клети, но проверять, что с ним и на что он лает, разумеется, никто не стал.

– Чего это он посреди дороги встал? – недоумевал старик. – Пьяный, что ли? А куда председатель смотрит?

Населенный пункт Коммуна «Пчела» был крупнее Воронова Лога, и Яков ехал медленнее. Тут тоже тихо, не так, как должно быть в деревенских дворах. Ни воробьев, ни собак, за исключением одного сходящего с ума пса, ни скота, ни птицы. Где-то вдалеке зазвенел колокол, а может быть, ударили молотом в железную рельсу, затем резкий звук, похожий на внезапное включение болгарки или на истошный женский крик, перерезал тишину, чиркнул ржавым острым краем по нервам и смолк. Здесь было больше распахнутых ворот, но ни в одном дворе не было видно ни души.

– Да что же это… – растерянно пробормотал старик.

Бойцы молчали, напряженно следя за ситуацией. Очевидно, зараженные не действовали системно. Похоже, что где-то еще, возможно, и оставались живые люди. Ближе к выходу из деревни, у мелкого пруда, как ни в чем не бывало, плавали домашние утки. А впереди поднимался черный столб дыма.

Еще чуть меньше чем через три километра появился следующий населенный пункт – Крупец. Здесь полыхали один за другим три дома. Если первый уже догорал, то третий только загорелся. Очевидно, огонь пойдет дальше. Дед Захар, потрясенный, смотрел через окно. До него начало доходить, что под словом «гнус» эти двое, сидящие перед ним, очевидно, имели в виду нечто другое, не то, что он знал всю свою жизнь. Дед зашамкал языком и потянулся в нагрудный карман, откуда достал блистер с таблетками и, вынув одну, положил ее под язык. В машине запахло валидолом. Трофим, завидев это, полез пальцами в нагрудный карман к деду. Тот, потрясенный происходящим, непонимающе посмотрел на него, затем достал блистер и, вынув еще одну таблетку, подал Трофиму, которую в свою очередь мертвец засунул в рот. Где-то посередине населенного пункта, недалеко от дороги, лежали иссушенные, словно мумифицированные, части человеческих тел. Первым заметивший это Сагитай толкнул в бок напарника и указал направление. Яков кивнул и медленно подъехал к жутким останкам. Перекошенные предсмертными гримасами темные лица с еще более темными пятнами, изодранная одежда, в просветах которой виднелись те же пятна. Четыре или пять тел, разрубленных на небольшом пятачке земли.

– Вот дед, вот так гнус выглядит. Видишь пятна? Это вирус, – сказал Сагитай.

Яков, не задерживаясь, поехал дальше.

– А почему он частями? – спросил дед.

– Потому что здесь где-то робот работает. Боевой робот, отец. И нам бы на его пути лучше не попадаться, – сказал Яков.

Уже на выезде из села они увидели бегущего к ним наперерез человека. Он бежал из дома с табличкой «ул. Петуховская, 11» и, размахивая руками, что-то кричал. Красная клетчатая рубаха выправилась из штанов, и оголенное пузо светло-розовым пятном сотрясалось при каждом шаге. Внезапно его и так неширокие шаги стали дерганными, словно его начало бить током, затем тело сковала судорога, и он, посерев лицом и сложив руки по швам, рухнул ничком. Яков прибавил газу.

– Остановитесь. Человеку же плохо! – взволновался старик. – Сердце у него, я же вижу!

– Ты не дойдешь до него, отец. Гнус работает, – отрезал Яков. – Только с нами в трех метрах безопасно. Дальше – смерть.

До Холмецкого Хутора оставалось около трех километров.

Глава 6. Холмецкий хутор

Машина подъехала к развилке, состоящей из трех дорог. Направо и налево уходила асфальтовая, а прямо, уже непосредственно в деревушке, выдавленная тракторами после дождей, высохшая и засохшая горбами бурой глины грунтовая. Яков остановился.

– Дом где, отец? По какой улице? – спросил он.

– Да тут всего три улицы, каждая центральная, – слабым и испуганным голосом ответил дед. – Наш домишко по центральной. Прямо.

– Как там в сказке было? Налево пойдешь, что потеряешь? – спросил Сагитай, надевая маску.

– Направо пойдешь – коня потеряешь, себя спасешь, налево пойдешь – себя потеряешь, коня спасешь, прямо пойдешь – и себя, и коня потеряешь, – задумчиво сказал Яков, оглядывая утопающие в желто-зеленых, все еще крепко державших листву тополях домишки. – Нам как раз прямо. Дом где стоять будет?

– Там прямо и справа, двадцать пятый, литера А, – заторопился объяснять дед.