Рабыня черных скал

Он занес ее в свою личную спальню, покинув пределы «сада развлечений», бережно уложил на кровать, поцеловал в висок.

– Девочка моя… Мне жаль… Я не знал… Прости меня, прости… Я сотру их в порошок… Они виноваты…

Она нашла в себе силы разлепить глаза. Последние силы. Напряглась, привстав на подушках. Посмотрела на него горько, обреченно…

– Они– твое порождение, Зверь… Незачем их винить… Это не они все это сделали со мной, ты…

Сил что– то говорить дальше не было. Лира снова упала на кровать, закрыв глаза. Отдавшись своей слабости с головой, расслабившись… Какую– бы ненависть она ни чувствовала к Зверю, почему– то она знала, сейчас он не причинит ей вреда… Не станет снова издеваться над телом и душой…

Интуиция ее не подвела… Следующие пару дней она просто отправила свой мозг на покой, слепо отдаваясь его заботе. Он не подпускал к девушке никого из прислуги. В первый же вечер омыл ее тело в специально приготовленном чане с ароматной водой, нежно обтер. Уложил на кровать, лег рядом, заботливо перебирая влажные волосы и шепча слова успокоения, уносящие ее далеко из этого проклятого места… Его тепло успокаивало… Исцеляло… И она позволяла себе исцеляться в этих руках… Они не насиловали, не трогали, не пытались покуситься на ее честь, просто утешали, просто пытались возродить и исцелить… Иногда, на задворках сознания, до ее мозга откуда– то издалека доносилось его «люблю»… Но она тут же отгоняла этот нелепый шепот прочь, понимая, что это игры ее воспаленного воображения, что Зверь не способен на такие чувства, впрочем, как и она сама… «Любовь»– это слово не из их лексикона… Жестких, рассчтеливых правителей… А она была именно такой же, каким был и Он… Карты одной масти… Да, она ведь тоже была именно такой, просто успела позабыть об этом…

Он кормил ее с ложки, аккуратно подносил к губам кубок с водой, когда она просила пить. Потом снова бережно клал на подушки и часами растирал изможденное тело ароматными маслами… Лире становилось лучше… Она все еще отчаянно жмурила глаза, не желая смотреть реальности в глаза в его лице, но понимала, что неизбежно этот момент все стремительнее к ним приближался… Иллирия чувствовала его закипающую страсть… Она пугала ее, но в то же время, теперь казалась неизбежной… Его руки на ней теперь были так естественны… Его хриплое дыхание рядом… Его тепло… В сознании или в забвении она понимала, что здесь и сейчас обречена стать его… Это был ее единственный выбор… Эсмер был прав…

ГЛАВА 7

Зверь сходил с ума… Никогда и ни с кем прежде не доводилось ему испытывать то, что он испытывал все эти дни… Сначала, когда увидел ее изможденное тело прикованным цепями к стене и полу – боль, нежность и жалость, какой даже к себе никогда не проявлял, даже глубоко в душе, в детстве маленьким мальчиком, один на один с правдой… Эти три чувства были столь сильными и переплетенными друг с другом, что он буквально захлебывался в них, отчаянно коря себя, что не подумал о том, что может сделать недальновидная и весьма посредственная старая садистка со строптивым нравом его девочки… Да, виноват кругом был только он… Эмоции, которые Она будила, ослепляли, и это пугало. Никогда еще Зверь не был таким импульсивным… Ей снова удалось его вывести из себя… Да, он хотел проучить ее, поставить на место, огонь ревности все еще бушевал в душе… Странной ревности, пугающей… Он ревновал ее ко всем тем, кому она улыбалась в той своей, прошлой, жизни, его теперь одаривая лишь холодом презрения, ревновал к солнцу, которому так жадно и охотно подставляла свое лучезарное лицо, в то время, как на него даже смотреть не хотела… Ревновал к самому себе, к Эмилю… Тому самому жалкому рабу, к которому она, что бы ни говорила, испытывала чувства, с соблазном уступить которому так рьяно боролась, его, великого Зверя, отвергая без малейших колебаний… А еще было другое, непонятное чувство… Он и названия– то ему придумать не мог… Чувство собственной растерянности, беспомощности, опустошенности, стоило ему оказаться без нее… Когда красавица Кларисса смотрела на него с восторгом, желанием и обожанием, широко распахивая глаза и ноги перед ним, хотелось с силой отшвырнуть ее прочь, словно она не во всех смыслах приятная девушка, заслужившая покорностью и умениями свое место, а раздражающая навящевым жужжанием муха… Везде была только Она… В мыслях, в желаниях… Только ее запах, ее голос, ее вкус на губах, который затмевал самые изысканные яства…

Она была его болезнью, его наваждением, его роком… Думал, уедет подальше, утешится в объятиях умелой и услужливой любовницы, и это смятение отступит, но оно лишь усилилось… Так непредсказуемо, так невообразимо, что становилось страшно… За нее и за себя, за весь созданный им мир… Его чувства были подобны урагану… И он мог смести на своем пути всё и вся…

Все эти дни он пытался не смотреть на нее как на желанную женщину… Только попытаться исправить то, что, возможно, уже не исправить… Только излечить… Только зализать, как ему, Зверю, и положено… Не в буквальном смысле, в переносном… Он не позволял себе касаться ее тела губами, не позволял рукам вести его дальше, от утешающих ласк к приносящим удовольстве… Но природа брала верх… Когда состояние Лиры стало лучше и он прекрасно понимал, что она попросту теперь претворяется больной без сознания, а сама чувствует каждое его движение, невольно нахлынуло другое чувство, самое сильное из всех испытываемых… Желания… Оно пульсировало во всем его теле, дышало с каждым его вдохом и выдохом… Так сильно, так жадно, что хотелось рычать… Рычать, когда он касался ее теперь такого хорошо знакомого тела своими пальцами, чувствовал атлас ее кожи, пересчитывал в тысячный раз ее родинки, рассматривал тонкие голубые венки под белоснежной кожей… Она была совершенством, его совершенством… Его соблазном, его слабостью… И теперь об этой слабости, судя по всему, знал весь дворец… Ведь он пропал, растворился в ней.. Все эти дни он неустанно был рядом, позабыв о делах и заботах царства… А ему было наплевать… Она была его царством. Когда его взгляд опускался на идеально прорисованную татуировку– стигму, пах невольно сжимался от напряжения… Он понимал, что ей было больно, но вид его клейма на ней пьянил сильнее любого хмеля… Кожа почти зажила, и теперь на ней отчетливо проявились точные тонкие линии его герба… И он отчаянно хотел, чтобы этот символ принадлежности отпечатался теперь не только на ее коже, но и в душе… Как же он этого хотел… Понимал, что сделать это намного сложнее, чем набить татуировку на спине, что нужно терпение… Но терпение тут же срывалось безвольной тряпкой от урагана его похоти, когда взгляд опускался ниже… По аппетитным, идеальным и таким манящим изгибам бедер… Туда, где теперь красовалась золотая брошь… До последнего он сдерживался, не трогал ее там… Ему почему– то казалось, что приведи он ее сейчас в таком состоянии к удовольствию своими умелыми действиями, без ее согласия, пользуясь слабостью, она уже не простит никогда… Поэтому терпел из последних сил, хоть и знал, что может сорваться… Но сегодня… Сегодня держать себя было все сложнее… Она была рядом… В его постели… Ее запах везде…Он пропитал его душу, его тело… Поглотил, поработил…