– Я вот по какому к тебе вопросу, – начал Веденский, расположившись за столом для переговоров. – Я у Решетовых семейный адвокат.
Лимонов нахмурился и откинулся на спинку кресла.
– Вот как…
– На пенсию я, как и планировал, ушел. Но с деньгами было туго, пришлось переквалифицироваться в адвокаты. Вспомнил, как говорится, молодость и полгода занимался зубрежкой.
– Какой у тебя профиль? Уголовка или экономика?
– Живу в Обнинске, где, как ты помнишь, у меня родительский дом, возглавил адвокатскую контору, основной акцент – на семейную адвокатуру. Как говорится, что подвалит, то и разгребаем.
– Понятно, – Лимонов забарабанил пальцами по столу и поблагодарил себя за то, что не успел пригласить бывшего коллегу на обед, где планировал вспомнить былые времена. – А к нам каким боком прилетело?
– Мне его папаша дал понять, что вы его сынка хотите за жабры взять, и попросил, так сказать, поприсутствовать.
– Этого? – Лимонов ткнул пальцем в сторону скучающего Решетова. – Я тебя умоляю. Кому он нужен? Мне убийство надо раскрыть. Пусть под ногами не путается, а то ходил в лесу важный, как гусь на балу. Голову привезли?
– Вот с этим-то и проблема…
– Та-а-ак…
– Три года назад, когда экспертиза была завершена, моему клиенту позвонили из лаборатории и попросили зайти. Голову он забрал и передал в отдел для хранения улик, но так как коллега спешил – у дочки был день рождения, а подарок он не купил – Андрей Витальевич сказал, что зайдет на следующее утро и заберет квитанцию. Двое последующих суток ему пришлось расследовать громкое дело, как понимаешь, было не до квитанции, а потом тот, кто принял голову, уволился. Дело о найденной голове закрыли из-за того, что эксперты дали заключение: голову отделили от тела уже после смерти, которая наступила от кровоизлияния в мозг. Андрей Витальевич про голову забыл и не вспоминал, пока ты не приехал в Никитское. Вот как-то так.
– Где сейчас голова?
– Моему клиенту официально ответили, что голову на хранение никогда не принимали. Андрей Витальевич поехал к коллеге, который уволился, чтобы выяснить ситуацию, но он переехал в неизвестном направлении. Все концы в воду.
– Красивую Решетов придумал сказочку для адвоката.
Полковник воззрился на следователя из Калуги. Решетов пил кофе и со скучающим видом рассматривал офис.
– Между нами говоря, он поразительный балбес. Папаша от него стонет и плачет. Но я тебя, Андрон, уверяю, он не саботировал расследование и не терял важную улику. Он разгильдяй, но на нарушение не пойдет. Рвется к власти, поближе к папаше, а с запятнанной репутацией кабинета ему не видать.
– Хочешь сказать все, кто по кабинетам сидят – чистые, как младенец после бани? – Лимонов скривился в ухмылке. – Не крути мне извилины. Без тебя тошно. Чего ты хочешь?
– Допроси его, можешь даже с пристрастием, папаша не против, но для ареста оснований нет.
– Да на кой он мне! – возмутился Лимонов и покрутил кончики усов.
– Уж не Бирк ли это? – Веденский показал на Расмуса, расхаживающего в конференц-зале, и хлопнул себя по колену. – Постарел-то как. С тростью. Мне говорили, что его Хромой почикал по своему подобию, но самого с тех пор не видел.
Полковник помрачнел, вспоминать мучительное расследование убийства жены в данный момент не хотелось, это сбило бы с рабочего настроя.
– Нда, стареем, тупеем и лысеем. Приятного мало.
– Не знал, что вы снова работаете вместе.
– Расмус живет в Брюсселе. В России набегами. Консультирует сложные случаи.
– А у тебя сейчас именно такой?
– Однозначно.
– Не позавидуешь.
– Это точно. Ладушки-бабушки, – он поднялся и кивком пригласил Веденского следовать за ним. – Располагайтесь пока с клиентом во второй переговорной – заслушаю доклады, и начнем допрос.
†††
Никитское. Калужская область
Уже второй час в заброшенном доме, облюбованном местными подростками, шел обыск. Устроившись на кухне, Громов проводил допрос Зудельшиной – полноватой брюнетки лет пятидесяти. Периодически ему приносили найденные улики, от чего Мария Ивановна начинала причитать и плакать, вымаливая для сына снисхождения.
– Он у меня младшенький, родился семимесячный. Еле с мамкой выходили. Вот как на свет уродиться торопился, так и во всем. Не подумав, бежит впереди паровоза. То в одно вляпается, то в другое. Я уж на трех работах пашу, ни в чем ему не отказываю, а он… – Мария Ивановна всхлипнула и утерла ладонью покрасневшие щеки. – Не виноват он. Отпустите его, гражданин начальник.
– Ваш сын признался, что это его стартап.
Зудельшина перекрестилась и запричитала:
– Какой еще старап? Не знаем мы никакого старапа. Не его это. Подставили. Оговорили. Это все проделки его дружков. Мой сюда ходил на свидание с девчонками. Ну выпьют, не без этого. И все. Я вам клянусь. Я за ним всегда присматриваю.
– Если присматривали, то знали, что ваш сын выращивает и продает марихуану. А это уголовная статья.
– Так вы что, его арестуете?! – с ужасом воскликнула Зудельшина и схватилась двумя руками за воротник болоньевого пальто. Взгляд метался по комнате, будто она искала предмет, чем огреть следователя.
Громову нужно было склонить свидетельницу к сотрудничеству, поэтому он убрал блокнот в карман кожаной куртки, тяжело вздохнул и вкрадчиво произнес:
– Арест будет однозначно. Что там дальше – не наше дело. Говорите с калужскими следователями, – Громов показал на Мухина, начальника Озерцова. – А мы из Москвы, расследуем убийство в лесу. Нам нужно установить, как ваш сын связан с находкой в этом доме. Я сейчас про глаза и голову. Ну и главное – это труп женщины в дереве.
Громов показал фотографию жертвы, сделанную в морге. Взглянув на фото, Зудельшина переменилась в лице, она явно знала погибшую, и Громов решил дожать.
– Будете сотрудничать, судья сделает вашему сыну снисхождение.
– Какой судья?! – взорвалась Зудельшина. – Какой срок?! Говорю вам, не его это!
– Тогда чье? Предупреждаю, начнете юлить, сделаете только хуже. Слушать вас уже никто не станет. Передадим вас в Медынь и топайте вместе с сыном по этапу!
– Вы и меня арестовать хотите?! —Зудельшина вскочила и всей массой пошла на столичного следователя.
Громов грубо толкнул ее на табурет и сквозь зубы процедил:
– Дамочка, угрозы сотруднику правоохранительных органов караются законом. Я с вами здесь в партизанов играть не намерен. Есть, что сказать – говорите. На нет и суда нет.
Послышались приближающиеся шаги. По дверному косяку постучали. В кухню заглянул Озерцов.
– Как вы просили, я отправил отпечатки всех велосипедных шин в селе в ваш офис.
– Отлично. Присоединяйтесь к обыску. Кажется, вон те два сарая еще не досматривали, – Громов кивком показал на окно, через которое был виден внутренний двор и хозяйственные постройки.