Верона. Часть III

– Любите философию? – спросила Пробирка и уткнулась в журнал мод.

Я уже хотел прийти Вероне на помощь, но она выдала совершенно спокойным тоном:

– Увлекалась год назад, но потом началась подготовка к экзаменам, и стало не до философии.

Влад спросил, куда поступила Верона, она ответила. Партнер тоже чуял подвох и хотел увести ее с зыбкой почвы.

– Убеждения каких философов вы разделяете? – желчно-ядовитым тоном снизошла до следующего вопроса Пробирка.

– Зайка, не приставай с такими сложными вопросами к студентке первого курса. Не все имеют престижное европейское образование.

Я чуть не врезал Владу по лоснившейся роже. Он намеренно подсластил жене пилюлю, чтобы та заткнулась, но тем самым унизил Верону, а спускать мне этого не хотелось. Верона почувствовала, как я напрягся, и тут же ответила:

– Мне близок Ницше и Шопенгауэр. Одно время увлекалась Камю. Прежде прочитала его роман «Чума» и только потом заинтересовалась им как философом.

– Ницше? А вас не смущает, что его имя так прочно связали с фашизмом?

Пробирка отложила журнал и впялилась в Верону сверлящими глазенками с наклеенными опахалками. Она явно пыталась подловить и опустить мою малышку. Я чуть не застонал во весь голос.

– Нет, – Верона пожала плечами и спокойно продолжила: – Ведь он умер еще до прихода Гитлера к власти и не виноват, что какой-то маньяк истолкует его идею о сверхчеловеке на свой лад. Сам же Ницше неоднократно писал, что его сверхчеловек еще не родился и придет на землю лет через триста. Помните его прозаичное высказывание, что он переспал со всеми домохозяйками в Германии? Его книги были настолько популярными, что их можно было найти в каждом доме. Думаю, идеологи Третьего рейха, а всем известно, что они были далеко не глупцами, знали о популярности Ницше среди соотечественников. Им нужна была своя философия, концепция, за которой пойдут вдохновленные пропагандистскими речами рядовые немцы. Как всегда все хорошее, попавшее в руки невежд и гордецов, теория Ницше была варварски исковеркана. Он говорил о саморазвитии, о постоянном совершенствовании, а это присуще очень малому проценту населения, и уж, конечно, все они оставляют свой след в истории.

У меня отвалилась челюсть. Влад вздохнул с облегчением: ну еще бы, нам удалось избежать вселенской катастрофы – столкновения двух планет.

– Вот как? Интересное толкование. Возможно, я даже с вами соглашусь. Какие еще теории были истолкованы неправильно?

– Их было бесчисленное множество, – махнула рукой Верона, будто говорила о сыре рокфоре, который Влад поглощал так же быстро, как я нервно отстукивал ритм левой ногой. – Возьмите хотя бы Иисуса Христа. Он пришел к евреям со своей миссией. Но они его не поняли, испугались и распяли. А все потому, что он объявил себя царем, и, конечно, все подумали, что он решил узурпировать власть. Иисус говорил о Царствии Небесном и никакого намерения вмешиваться в устройство страны не имел. Или возьмите любого другого философа, например Заратустру, – он показывал пальцем на луну, а те, кто его слушали, смотрели на палец.

Я был настолько потрясен, что смотрел на свою жену совершенно по-новому. Оказывается, в ней было столько пластов, которые я в упор не замечал, а все внимание уделил внешнему фасаду. Не скрою, это было впервые, когда я так гордился ею. Какая жалость, что я не записал ее монолог на телефон, – мне хотелось, чтобы моя мать тоже его послушала.

С этого момента я ушел в свои размышления. Жены продолжили перемывать косточки философам и их теориям. Затем перешли к литературе и живописи, где Верона держалась наравне с Пробиркой. Если чего-то не знала, не стеснялась об этом прямо сказать, и тогда ее собеседница пускалась в занудное объяснение. За Верону я больше не переживал, сосредоточился на том, что мне предстоит сделать в ближайшие дни, а дел было по горло.

Вера

Это случилось! И это невероятно! Впервые мне удалось по-настоящему удивить Руссо! Надо было видеть его лицо, когда мы заговорили с Адель о философии. Он смотрел на меня так, словно я на его глазах выиграла телевизионную олимпиаду «Умники и умницы». Это была сладкая победа, но наслаждалась я ею недолго. Уже через пять минут он ушел в себя и до конца полета не произнес ни слова. По его виду я поняла, что он мысленно там, в Москве, решает свои задачи и строит планы.

Адель оказалась продвинутой в философии и социологии. Мы обменялись мнениями, зацепились за общие темы. К концу полета ее бледное лицо разрумянилось, она повеселела и даже поужинала. По словам ее мужа это был нонсенс. Думаю, это из-за меня. От волнения я так проголодалась, что умяла все, что было на моей тарелке, и, видимо, делала это с таким аппетитом, что прицепом увлекла за собой Адель.

Именно от Адель я узнала, что мы летим в Швейцарию. С ума сойти! Я завизжала от восторга и расцеловала Руссо.

– Мы летим на юбилей отца, – пояснила Адель и, сощурившись, предложила: – А вы не хотите к нам присоединиться? Музыку в стиле хеви-метал не обещаю, но на приеме будет деловое сообщество, и вы сможете раздвинуть свои горизонты.

Руссо поблагодарил, но сослался на то, что его график расписан до минуты, а я, дуреха, думала, что предстоящие два дня он будет уделять только мне.

Самолет приземлился в небольшом частном аэропорту, откуда до отеля, по словам Руссо, рукой подать. Наши новые знакомые довезли нас до отеля, и в предрассветный час я увидела величественное здание на вершине горы. Райское местечко! Окна нашего номера выходили на Люцернское озеро. Сам отель настолько шикарен, что я могла бы часами ходить по нему и разглядывать детали интерьера.

Номер специально подготовлен для новобрачных. На кровати разбросаны красные лепестки роз. От свечей исходил аромат шоколада. На столе стояли ведерко с шампанским, хрустальная ваза, до краев наполненная клубникой, и серебряное блюдо с канапе. В камине потрескивали гигантские поленья. Над кроватью свисал ярко-красный полог, а на подушках лежали презенты от отеля и поздравительная открытка на английском языке. Изголовье кровати было украшено цветочной гирляндой, обвязанной белой лентой.

Было очень романтично, и я сразу прониклась атмосферой. Не успела я запечатлеть на телефон все детали новобрачной атрибутики и исследовать лакомства, как Руссо начал меня раздевать.

– Детка, потерпи с едой, разомлеешь, и на второй заход тебя не хватит.

– Будет только два? – мне хотелось его подразнить.

Я решила, что после цирка, устроенного на бракосочетании, отыграюсь на нем как следует. Пока не придумала как, но непременно отыграюсь.

– Начнем, а там посмотрим…

Платье упало на пол. Руссо уставился на мое белоснежное кружевное белье и чертыхнулся. Больше всего его впечатлили чулки с поясом. Он вертел меня, как куклу, стараясь рассмотреть со всех ракурсов.

– Детка, с твоего позволения я тебя сфотаю.

Я запротестовала, но было уже поздно. Вот так всегда! «С твоего позволения». Ага! Застыл и ждет позволения. Ох! Не нравится мне, что такого рода снимки будут на его телефоне.

– Убери руки от груди, малышка. Когда ты улетишь в Италию, я буду их пересматривать.

Руссо окатывает меня таким взглядом, что руки соскальзывают с груди и падают плетьми вдоль тела. От двух вспышек я невольно ежусь. Он отключил и отложил телефон в сторону. Тянусь к ремню на брюках, но он мягко отстраняется и отходит назад к дивану. Что происходит?

– Ты сегодня какой-то недотрога!

Помимо возбуждения в Руссо было что-то еще, чего я раньше не замечала. Мы стояли на ковре в гостиной, между нами не больше трех шагов.

– Снимай с себя все, детка… – он нервно сглотнул, кадык дернулся, в глазах огонь, – только медленно…

Честно говоря, я так распалилась, что делать что-то медленно было настоящей пыткой. Мне хотелось горячего и страстного секса. Чтобы следы от моих зубов оставались на его коже еще минимум неделю.

Скидываю туфли. Ох, свобода! С облегчением разминаю пальцы. Ставлю ногу на подлокотник кресла и медленно стягиваю с ноги сначала один чулок, затем другой. Оба чулка приземляются на голову Руссо, он шумно втягивает носом и рычит. Не могу сдержать улыбку.

Большими пальцами поддеваю кромку пояса для чулок и, виляя бедрами, тяну вниз. Пояс падает на пол, туда же отправляется лифчик. Расстегиваю заколку в волосах и снимаю серьги. Затем вынимаю из волос шпильки – мягкие локоны распадаются и частично прикрывают грудь. На мне остались только трусики.

– Что дальше? – спрашиваю я и смотрю в зелено-изумрудные глаза.

Руссо показывает на оставшийся предмет одежды.

– Я сказал все!

Командир спальных войск!

Когда я предстала перед ним обнаженной, Руссо потянулся к пуговицам рубашки. Движения резкие, немного нервные. Кидает ее на пол. Туда же отправляются брюки, носки и боксеры. Не могу отвезти от него глаз. Красивый. Брутальный. Дерзкий. Наши взгляды сцепились и проникают в такие глубины, которые мы еще не исследовали.

– Теперь ты моя жена, Верона. Хочу, чтобы ты крепко уяснила то, что я сейчас скажу. Я забрал тебя всю целиком: твое тело, твое сердце, твою волю и даже твою душу. Больше никаких тайн. Никаких сомнений. Никаких недомолвок. Никаких вольностей.

Мне хотелось сказать, чтобы эти слова он в первую очередь адресовал себе. Вот уж у кого тайн больше, чем у Мадридского двора.

– Идешь куда-то – сообщаешь мне. Не отвечаю – оставляешь сообщение. Никаких подруг, кроме Софы и Анны. Никаких походов в клубы, рестораны и другие увеселительные места без меня. Если тебя куда-то приглашают, ты согласовываешь со мной. Все поняла?

Стою как вкопанная, хлопаю ресницами. Мы вроде сексом собирались заняться, разве не для этого разделись?

– Значит, ты тоже будешь так себя вести?