Расцвет Чёрной Луны. Королева-регент
– Говорят или доносят, ваше сиятельство? – спросила я напрямую, чтобы показать: я знаю о вездесущих шпионах канцлера. Это он главный паук королевства, способный уловить малейшие колебания своей сети.
– По-разному, миледи. Леди неглупа и очень осторожна. Она знает, что наскучит королю, если уступит быстро. Поэтому строит из себя недотрогу. Вопрос в том: достаточно ли она способна, чтобы довести дело и нашего всемилостивейшего монарха до законного брака. Простите за откровенность, ваше величество, но да, думаю, вам стоит её опасаться.
Я сидела, поставив локти на ручки кресла и сцепив пальцы в замок. Лорд Фарман никогда не ошибается, но, возможно, он решил проверить мою верность Анкильду?
– Расскажите, что это за ритуал с паутиной в лесу? Это очень интересно.
Я улыбалась, он тоже, но мы оба понимали, что сейчас решится судьба нашего альянса. Быть ли ему вовсе?
В любом случае я бы не хотела приобрести в лице моего позднего посетителя врага. Это было бы непростительной глупостью.
–Всего лишь древние верования.
С герцогом было приятно говорить даже о пустяках. Он умел развлекать собеседника, не поучая его, и говорил лишь то, что желали от него услышать на самом деле. А не то, что просили.
– Та, в чьих жилах течёт голубая капля, может скатать из паутины пряжу и выткать семь нитей. А потом прийти на рассвете и не глядя обрезать всё, кроме одной. Это и будет её судьба.
– Очень рискованно, – заметила я. – Ведь никогда не знаешь, какие возможности уничтожила самолично.
– Именно, ваше величество. Поэтому я не хожу в лес и не ищу защиты в храмах. Полагаюсь только на себя.
– А на меня сможете поставить? На нить моей судьбы? – я наклонилась так, чтобы он расслышал моё шёпот. Герцог продолжал улыбаться и молчать.
Его глаза стали казаться ещё более разномастными. Карий и серый. Ворон против орла. Анкильд против Эсмонда. Или я против остального мира.
– Я не играю, если нет шанса приобрести большой куш, ваше величество. Больше, чем у меня уже имеется, – ответил он наконец и снова замолчал.
Теперь дело оставалось за малым: условиться о цене.
2
– И каких таких благ не хватает второму человеку в королевстве? – спросила я с улыбкой, понимая, что сейчас он волен попросить у меня что угодно. Хоть отрубить мне руку с меткой Чёрной Луны.
Или, например, заставить покинуть Вудстилл после победы добровольно и безо всяческой надежды на возвращение?
Впрочем, я готова была пообещать невиданные блага, ведь это не означает, что когда придёт время, исполню обещание.
«Правитель никому и ничего не должен, – учил меня отец ещё в той, другой жизни, когда нуждался в моих метких замечаниях после Совета лордов. – Надо до последнего не раздавать обещаний, но если по-другому нельзя, то дай его, смело глядя супостату в глаза. А потом скажи, что истинный подданный не смеет требовать их исполнения, а раз требует, то он предатель. Для таких разговор короткий, а меч палача тупой. Чтобы мучились и понимали. Они, и те, кто будет смотреть на их казнь».
Когда-то этот совет казался мне подлым, но время прошло, и я узнала, что правитель должен уметь договариваться с совестью, беря пример со своих врагов. В вороньей стае нельзя быть робкой и нежной голубкой.
Заклюют, растопчут, выклюют глаза.
– Я пока не скажу вам, что именно мне нужно, но вы поклянётесь выполнить моё любое условие.
– Лорд Фарман, вы же понимаете, что клятву, данную при таких обстоятельствах, легко признать недействительной. В глазах Богов, скрепляющий Обет верности, он не будет иметь силы.
– Конечно, ваше величество. Но и вы понимаете, что не являетесь принцессой Вудстилла по крови. То, что стерпели бы от Касии, никогда не потерпят от «проклятой чужачки».
Герцог сидел в кресле напротив с совершенно невозмутимым видом, словно мы говорили, пусть и завуалировано, не о смерти короля, а о погоде, некстати испортившей вечер.
– Хотите вина? Я готова услужить вам самолично, – спросила я, чтобы выиграть паузу.
Мне надо было не только придать лицу невозмутимое выражение, к этому я привыкла при дворе отца, но и обдумать, говорить ли с Фарманом прямо сейчас или лучше отложить разговор до лучших времён.
– Почту за честь, ваше величество.
Я встала и медленно прошла к столику у окна. Руки мои были тверды, а намерения прозрачны, но одно дело догадываться о них, другое – услышать из уст королевы то, что можно счесть государственной изменой.
Фарман не раз говорил, что верен Анкильду. И добавлял: «Пока тот жив».
Намекал, что в убийстве участвовать не будет, но поддержит меня, если всё пройдёт гладко, и тень подозрений не падёт на меня или тех, с кем я связана?
Я наполнила красным вином два бокала и, поставив их на поднос, поднесла к герцогу. Совсем как его служанка.
– Благодарю, миледи, – кивнул он, принимая бокал из моих рук, но даже не попытался продлить соприкосновение наших пальцев.
Отлично, значит, Фарман со мной не заигрывает, тем лучше. Он был твёрд и холоден, как глыба льда на Севере, куда мне удалось отправить первую дочь короля.
Касия тоже будет претендовать на трон Вудстилла после смерти отца, но Север далеко, дороги к нему трудны, а гонцов можно и задержать, пока мой старший сын не будет коронован. После всё бесполезно. Народ примет Гарнета, как принял его отец.
– Вы поможете мне избавиться от Констанции? – спросила я прямо, выждав миг, когда герцог опустошит бокал. Слышала, что он пьёт мало, и никто не видел его настолько нетрезвым, чтобы советник Короля нёс околесицу.
Такой человек, канцлер и друг короля, которого никто не заподозрит в пособничестве, был мне необходим.
– Зачем вы хотите от неё избавиться, ваше величество? Вы дама неглупая, даже хитрая, и не можете не понимать, что через полгода на её месте окажется какая-нибудь Мария или Маргарет. Дело не в дамах, ваше величество, вы разрешите говорить откровенно?
Герцог выглядел добродушным дядюшкой, искренне желающим помочь запутавшейся в ревности племяннице.
– И вы не боитесь говорить откровенно, ваше сиятельство? Уж не Бог ли вы, посетивший меня в ночи?
Я улыбалась и кокетничала, но всё в границах дозволенного, чтобы при случае обвинения слугами-доносчиками, могла бы свести разговор к неудачным шуткам и неуместным вольностям герцога. Я знала, как и чем надавить на супруга, чтобы он поверил мне.
И знала характер короля. Он до сих пор считал, что Фарман единственный, кто по-настоящему ему верен.
Нас могли застать в постели, но Анкильд не поверили бы даже своим глазам!
– Я мог бы сказать, что мой Дар позволяет накинуть на разговорчивые уста покров длительного молчания, но на самом деле у меня везде свои люди. И они верны мне, ваше величество, из корысти и страха. Так что, нет, я не боюсь.
Герцог без разрешения встал и прошёл к моему столику, чтобы налить себе ещё вина. Это было неслыханным нарушением этикета, не позволяющему кому-либо в присутствии королевы или короля вести себя как вздумается.
Фарман проверял мою готовность прогнуться перед ним. И понимал, что выиграл, даже не начав торги.
Я бы очень хотела, чтобы сейчас, когда я хожу по опасному лезвию, грозя сбить ноги в кровь, приобрести настолько глубокие рваные раны, что никто будет не в силах их зарубцевать, рядом был Эсмонд. Его немая поддержка придала бы сил.
Но и этой малости я лишилась. Фарман не стал бы говорить с посредником.
– Извольте продолжать, ваше сиятельство.
Пусть всё это выглядит так, словно я владею ситуацией. Словно моё сердце не колотится о грудь, как язычок колокола о купол, заставляя последний содрогаться и оглашать округу гулким, протяжным набатом.
– Ваша беда в том, что вы не нравитесь королю. Вы слишком умны и независимы, вы заставляете его чувствовать, что он не хозяин не только этой страны, но и своей постели. Не хмурьтесь, ваше величество, откровенность – горькое лекарство, она может оказаться и ядом в неопытных руках, но я целитель, а не отравитель. Так вот, ваше величество, король вас боится и ненавидит, но вы интересны ему как женщина. Именно поэтому, всё ещё рядом. Вы правы, от леди Констанции надо избавиться раньше, чем она обретёт силу. Она может, я вижу. Я помогу вам, а вы, чтобы доказать, что можете быть достойным союзником, помогите мне избавиться от другого человека.
Я молчала и слушала, напустив на себя задумчивый вид, и не торопилась с ответом, чтобы заставить собеседника понервничать. Обычно, когда вот так долго смотреть на него, словно прикидывая, выдержит ли верёвка вес его тела, противник не выдерживает.
Лорд Фарман отставил повторно опустевший бокал и спокойно выдержал мой взгляд, однако не проявлял более дерзости.
– И от кого же вы, ваша светлость, хотите избавиться моими руками? – спросила я насмешливо. – Я хочу знать также, почему не сделали этого сами. При ваших-то возможностях!
– Я сама откровенность, ваше величество. От моей шестой жены. От Каталины, вашей фрейлины.
3
– Ваше величество, вы, должно быть, заметили, что Констанция во всём старается вам подражать, – сказала Адамина, леди Кейтарская, когда готовила меня к очередному пиру.
Она по-прежнему оставалась моей главной фрейлиной и была предана своей королеве, как никто из женщин Лесной страны. Преданность окупалась моим хорошим отношением к её незаконнорождённой дочери, Эрлин, которую она прижила от короля.
Я давно простила Адамину. Она не была виновна в том, что её первой положили на алтарный камень Высокого Бога, чтобы окропить его девственной кровью. А потом на него возлегла я, доказав моему мужу, что всё ещё невинна.
Я обманула жрецов, но не мужа и не Богов.
До сих пор мне кажется, что мой первенец, мертворождённая девочка, поплатилась за блуд с Эсмондом. Впрочем, это кажется ужасным, но я не о чём не жалела. Эсмонд стал моей отдушиной и спасением, моей надеждой и верой в хороший исход нескончаемой борьбы.
Когда я побеждала одну соперницу, на горизонте появлялась другая. Но я всё ещё не могла к этому привыкнуть: когда-то мечтала быть единственной и дарить себя мужу.
Глупые наивные несбыточные мечты, не имеющие ничего общего с реальной королевской жизнью.
– Странно, что ты не говоришь, что Констанция на меня похожа, – грустно ответила я, смотря в зеркало.
– Что вы, ваше величество! Нет у неё ни вашей стати, ни красоты, – пела рыжеволосая Адамина, и мне было это приятно. Я и сама считала так же, но недооценивать соперницу не собиралась.
Неважно, как выгляжу я или она, пока глаза короля, устремлённые на белокурую деву с каплей голубой крови, светятся счастьем и желанием получить её вожделенное тело.
И пиры, которые Анкильд ранее ненавидел от всей души, стали настолько частыми, что среди знати поговаривали: «Король, победив болезнь, теперь боится спать в темноте и остаться в одиночестве, поэтому ночами напролёт у нас теперь повсюду свет, музыка и танцы».
Мой муж изменился после болезни. Мне даже стало казаться, что он внезапно осознал: жизнь скоротечна даже у королей. Завтра может не наступить. И теперь решил взять у судьбы всё, что мог.
И кого хотел.
Если даже Констанция заставила его так думать, сейчас это было неважно. Главное, что Фарман пообещал мне свою помощь. А я ему – свою.
– Скажи, какого ты мнения о Каталине? Не ведёт ли она себя заносчиво или неподобающим образом? Я всё никак не пойму, то ли она простушка, то ли хочет такой казаться, – осторожно спросила я Адамину, всё ещё решая, как поступить с шестой женой герцога-канцлера.
Он не настаивал, чтобы его жена ушла в Тень, как говорили мы о безвременно почивших. Вполне допустимо, чтобы она «приняла решение» удалиться в послушницы Матери-Богини. Это освобождало герцога от скандала и от пересудов.
– Нет, что вы, ваше величество! Она наивная простушка. Как говорится, «можно забрать девицу в столицу и женить на аристократе, но от этого она не станет равной ему». Захудалый род этой Каталины виден как на её лице, так и в манерах. Они слишком долго жили в деревне.
Я слушала с улыбкой и всё больше убеждалась, что выберу второй вариант. Это несправедливо по отношению к жене, едва достигшей восемнадцатилетия, но я давно поняла суть игры и отринула иллюзии: во власти нельзя удержаться, не замарав белых лаковых перчаток.
А устранить Констанцию, пока та не поставила королю условие, что она будет только его женой, а не любовницей, надо было как можно скорее. Мне было всё равно, что с этой жеманной лицемеркой сделает герцог.
– Ваше величество, – обратилась я к королю, как только герольд объявил о моём прибытии в пиршественный зал. Веселье было в самом разгаре и, судя по кислой мине моего супруга, меньше всего он ждал моего появления. – Благодарю вас за то, что наше королевство возвращается к прежней жизни.
– То, что было прежде, Гердарика, того уже не будет, – спокойно ответил супруг, оглаживая большим пальцем бритый подбородок. – Будет так, как лучше для меня и моего народа.
– Разумеется, ваше величество, – улыбнулась я, и Анкильд дал знак, чтобы музыка вернулась.
– Хотите танцевать, Гердарика? – внезапно спросил король. Я знала, что из-за больного колена он не жалует танцы, но отказать монарху было неслыханной дерзостью. Равно как и удивляться его милости.
– Очень хочу, ваше величество, но лишь с вами.
– И я не надоел вам, миледи, за столько лет?
Наши руки соприкоснулись. Мы снова вышли в центр зала, на виду у жадной до пикантных подробностей толпы. И на какой-то миг я перенеслась в прошлое.
Тогда я только прибыла в Форлэнд, столицу Вудстилла, и трепетала перед этим суровым, неласковым и немолодым мужем, чувствовала вину, что позволила обесчестить себя его подданному, которому король доверил быть его поверенным в чужой стране.
А теперь всё по-другому. Анкильд в последние дни был необычайно ласковым со мной, значит, собирался сделать подлость и заранее извинялся, пытаясь загладить вину до того, как нанесёт роковой удар.
Возможно, я видела это по его глазам, он ещё колебался, но леди из рода Лесных Виринеев слишком уверенно держала голову, слишком вольно смотрела по сторонам, принимая заверения в дружбе некоторых придворных из свиты моего мужа.
– Благодарю за честь, ваше величество, что удостоили меня такой милости – произнесла я, склоняясь перед мужем после того, как танец был окончен. Он бы слишком коротким, как дань вежливости нежеланной более королеве.
Впрочем, пока Анкильд посещает мою спальню, я ещё имею надежду на победу. Констанция пока держит оборону, и это мне на руку.
– Я ещё полон сил, миледи.
– Да, благодарению Богам! Возможно, вы будете столь любезны, что подарите танец леди Констанции? – моя улыбка стала настолько приторной, словно мне плеснули в лицо медового сиропа. – Бедняжка, говорят, очень жаждет вашего внимания?
– Ты хочешь скандала, Гердарика? – нахмурился король, наклоняясь ко мне так, чтобы никто не слышал. Он не шутил и действительно хотел знать ответ.
– Нет, ваше величество, я лишь слабая женщина и подвластна эмоциям, но я ещё и королева. Я хочу, чтобы вы скорее утолили свой королевский голод и вернулись ко мне, – я опустила глаза и вздохнула. Мои ресницы трепетали, а пальцы нервно перебирали бахромчатый край сложенного веера. – Простите меня за откровенность. Я всё ещё не могу перестать хотеть вас.
Вот так! Если Констанция рассчитывала подогреть интерес моего мужа, спровоцировав меня на скандалы из ревности и боязни потерять власть, то просчиталась!
– Это правда? – король двумя пальцами ухватил меня за подбородок и развернул к себе.
– Да, Анкильд, правда, – выдохнула я ему в лицо и грустно улыбнулась.
Пусть потешит самолюбие! Герцог пока подготовится.
Всё шло так, как я задумала. Мой муж с радостью пригласил Констанцию на танец, та смущённо лепетала, что бездарно танцует и невероятно смущена, а я наблюдала за ней, подмечая детали.
В голове же крутились предостерегающие слова моего тайного лорда:
– Как ты думаешь, Гердарика, скажи честно, почему Фарман захотел убрать жену твоими руками? Чтобы быть свободным и чистым в глазах знати и народа. Это только первый шаг, моя леди. Сделка с герцогом сейчас необходима, но ты и сама не заметишь, как попадёшь в его сети. Но я буду рядом и вызволю тебя.
– Я плохая жена и неверная возлюбленная, мой лорд. Пока это так.
– Не думай об этом, – Эсмонд подошёл ближе и стиснул мои ладони в своих. Наши взгляды снова встретились, и я опять утонула в светлой молодой зелени его глаз. – Потом мы всё начнём сначала. Обещаю.
И я ему верила, хотела мечтать о том времени, когда мы сможем свободно соединить свои руки над алтарным камнем в брачном обете, но, боюсь, мой тайный лорд, мой возлюбленный Бог, я зашла слишком далеко и всецело принадлежу только детям и Богам, покрывающим мой нескончаемый и сладкий позор.
Глава 4
1
На людях Констанция преображалась. Она принадлежала к тому типу женщин, которые расцветают от внимания поклонников и тех, ради кого, с их меркантильной точки зрения, стоит блистать.
Я внимательно смотрела за её плавными движениями горделивого лебедя. Куда подевалась та розовощёкая простушка, которая смущённо опускала глаза и краснела всякий раз, когда Анкильд её о чём-то спрашивал?
Или когда находилось достаточное количество слушателей, чтобы узнать о несчастной доле сиротки, последней в своём роду потомков «маленького народца».
А ведь она могла бы дать своим сыновьям долголетие и здоровье, они бы уж снискали славу, потому что за их спинами всегда будет стоять магия Леса!
– К тебе сватаются достойные господа, – недавно сказала я лицемерной фрейлине при всей свите. – Почему ты им отказываешь?
– Ваше величество, я почитаю брак как высочайшую добродетель для женщины. Моё сердце пока молчит, поэтому и я не даю внятного ответа.
– Но ведь совсем недавно ты рассказывала, и мы все это помним, что сама понимаешь, брак – это не про любовь, а про уважение и доверие, – поддержала меня Адамина, которая всегда угадывала, куда дует ветер, и поддерживала паруса королевского фрегата, потому что искала защиты в тени его прусов.
– Всё верно, ваше величество, – эта маленькая белокурая стерва с миниатюрными ручками и ступнями улыбалась и смотрела прямо, вероятно, бросая мне вызов. – Я понимаю, что, возможно, не смогу выйти замуж по той любви, о которой слагают в романах, но я попробую. Поэтому моя репутация должна быть безупречна.
– Когда-то мы дарили свою девственность любимым, теперь же её принято продавать, – улыбнулась я, и фрейлины засмеялись, захлопав в ладоши. Моя шутка всем пришлась по нраву.
Кроме Констанции.
Но она благоразумно промолчала. Эта стерва, как показали дальнейшие события, умела притаиться в траве, чтобы ужалить в тот момент, когда никто не ожидает. Она уже доказала королю и свите, что сильна в магии и имеет особый Дар, весьма ценный для Лесного королевства.
Теперь шаг за мной.
– Ваше величество, разрешите мне объявить женский танец! Думаю, мужчинам будет приятно посмотреть на такое обилие женских плеч! – я улыбалась, и Анкильд растаял.
Потому что только что потанцевал с той, кого хотел заполучить сегодня ночью. Смог касаться в танце её талии, прижимать к себе, шептать сальные комплименты, не боясь оказаться застигнутым врасплох.
И его дама сердца улыбалась, щурилась, как от яркого солнца, смотря на немолодое лицо старого потаскуна, привыкшего ломать женщин через колено и выбрасывать их, чтобы протянуть лапы к новой жертве.
– Конечно, дорогая, делай что пожелаешь. Сегодня тебе позволено многое.
Анкильд провёл рукой по моей щеке, и я потянулась за его пальцами, и улыбалась чуть застенчиво, но с вполне определёнными намёками.
– Тогда, ваше величество, может, вы позволите мне пригласить вас в свои покои сегодня ночью? Я соскучилась, мой король. Не могу дождаться, когда ты придёшь ко мне.
Он самолюбиво улыбался, но глаза оставались холодными. Анкильд давно убедился, что после наших ночей он некоторое время находится словно в забытьи. И даже позволяет себе думать, что стоит оставить меня на троне рядом.
А теперь, когда перед его носом мелькала восхитительная олениха, он решил дать отставку мне и вспомнить, что когда-то хотел принудить к вечному добровольному заточению в святой обители.
Первым делом я решила проверить Констанцию: настолько ли она хороша, как о ней говорят.
Встала и хлопнула в ладоши. Музыка тут же замолчала и по моему велению объявили торжественный танец, по традиции его должны танцевать только дамы в лёгких сорочках.
Это был даже не столько танец, сколько храмовый ритуал, способствующий процветанию природы и женского лона. Но теперь об этой традиции забыли и видоизменили её настолько, что от первоначального варианта осталась лишь музыка, напоминающая гром с небес и журчание ручья.
Зазвучали первые нестройные звуки струнных, жалобно запела скрипка, и я выбрала тех, кто будет танцевать. Это древнее право королевы: указала пальцем – повинуйся и танцуй так, чтобы затмить другую.
Я выбрала шестерых, среди которых, разумеется, была и Констанция. Мы все встали в круг и начали медленно ходить, время от времени ударяя в ладоши. Музыка убыстряла ритм, в ней слышалось нетерпеливое ржание коней и желание тех, кто прощается с любимыми, задержать их подольше.
Мы сходились в центре, двое должны были всё время находиться в круге, и меняться с соседками, когда музыка приобретала новое звучание.
Теперь она напоминала о материнском ожидании ребёнка. Так те, кто провожали мужчин на войну или в дальний поход, остаются ждать их возвращения, взращивая в лоне новую надежду своего рода.
Я кивнула танцующей рядом Адамине и вышла вперёд, указав рукой на Констанцию. Мы с ней оказались внутри замкнутого пространства и кружили, как две орлицы, каждая выжидала, кто нападёт первой.
Соперница не хотела этого поединка, наверное, думала, что Анкильд не должен видеть полную мощь её силы.
Одной сильной магички с него было достаточно.
Констанция угадала верно, мой муж желал видеть рядом покорную, пылкую и беспросветно глупую девицу, чтобы блистать на её фоне и посмеиваться с её вечной наивности, рука об руку идущей рядом с вечной молодостью.
– Это всё, что ты можешь? Рассказывать сказки? – прошептала я, когда, подобрав юбки, мы закружились спина к спине.
Она молчала, но метка на моей руке налилась тяжестью и даже причиняла лёгкую боль. Это значит, рядом находился источник мощной силы.
А когда снова оказались в общем круге, то по моему знаку, одна из фрейлин как бы случайно толкнула светловолосую овечку.
Та удержалась на ногах, но при очередном кружении, когда по моему знаку мы снова оказались в центре сомкнутых рук, больно оцарапала мне ладонь бриллиантовым кольцом с большой жемчужиной в центре.
Я сдержала крик боли, метка наполнилась огнём, и почти не соображая, что желаю, словно на миг мной овладела чужая недобрая воля, схватила её за запястье и принялась кружиться. Темп убыстрялся, я лишь мысленно удивилась, что юбки пышных платьев совсем не мешают, как получила обратку.
Глаза Констанции вспыхнули голубым пламенем. Оно мешало дышать, я не могла отвести взгляда от её глаз, и мы продолжали кружить, не замечая, что музыка стихла, а все вокруг смотрят на нас почти с ужасом, как смотрели бы на Богов, снизошедших на пир простых смертных.
Или на Богинь.
– Ваше величество, я не специально, – улыбнулась она, и в следующий миг выдохнула мне в лицо.
Метка на руке разболелась так, что я вскрикнула, но отступать была не намерена.
– Доброго благословения вам, миледи! – ответила я и разжала пальцы. И в тот же миг Констанция вскрикнула и отступила, чуть не упав на руки танцевавшим вместе с нами в круге.
2
– Вы были весьма впечатляющей, моя дорогая, – Анкильд снова превратился в того галантного ухажёра, кем всегда хотел казаться. И кем никогда не был по-настоящему.
– Ваше величество, я счастлива, что вы посетили меня. Позвольте выполнить все ваши желания.
И, не дав ему время опомниться, я скинула лёгкую сорочку и предстала перед жадным взором короля совершенной нагой.
– Я никак не привыкну к тому, что вы уже видели меня такой. Беззащитной, – обхватила себя руками и округлила спину.
Анкильду нравилось играть в соблазнителя, принуждающего невинную деву отдаться ему в самом непотребном для этого месте. Именно поэтому он не мог простить мне, что я пришла в его страну уже познавшей страсть другого мужчины.
– Тебе будет немного неприятно, – улыбался Анкильд и заставил меня встать на четвереньки к нему спиной.
Я понимала, что он задумал. Королю хотелось меня помучить и наказать за то, что в подобной ситуации на его глазах я извивалась от страсти, когда Эсмонд вошёл в меня через чёрный ход.