Русское посольство с ноября 1588 г. по апрель 1589 г. путешествовало за Аббасом по всей стране, пытаясь добиться аудиенции. По слухам, Аббас, воевавший с узбеками, не отказывался от предложений, сделанных его отцом русскому государю, но все переговоры вел Ферхад-хан Караманлу, эмир Азербайджана и губернатор Шираза, Гиляна, Ардебиля, Фарса. Во время последнего переворота Ферхад-хан поддержал Аббаса, который сделал его своим доверенным лицом. В тот период времени Ферхад-хан, так же как Б. Годунов, имел право переписки с иностранными государями[188 - Годунов добился этой привилегии в 1588 г.]. Ферхад-хан, умный и расчетливый политик, сыграл не последнюю роль в процессе становления и налаживания отношений между Русским государством и Персией. Именно Ферхад-хан посоветовал Аббасу, после прихода к власти, не отказываться полностью от обязательств прежнего правительства и, по возможности, извлечь из этого максимальную выгоду для своей власти[189 - Ферхад-хан Караманлу, второе лицо в государстве, будет казнен в 1597 г. по приказу шаха. Аббас решил, что авторитет и влияние Ферхад-хана будут угрожать его личной власти.].
Используя приемы восточной дипломатии, Ферхад-хан отдавал должное политическому статусу русского государя, уважительно отзываясь о его связях с европейскими государями[190 - «Да и то мне ведомо, что многие государства великих государей за государем вашим, и изо многих земель государи ко государю вашему служити приезжают со многими людьми и живут у государя вашего по своим волностям, и от веры от их государь их не отводит». См.: Памятники дипломатических сношений с Персией. С. 76.]. Ферхад-хан заверил Г. Васильчикова, что новый шах возлагал на Русское государство определенные надежды по поводу совместной борьбы с османами. Аббас встретился с Васильчиковым тогда, когда от персидских лазутчиков стало известно о появлении недалеко от Дербента русской рати. На вопрос Аббаса «Велика ли рать государева?» Васильчиков бодро ответил, что количество присланных стрельцов с «тысечь шестьдесят» и они поставили на реке Койсу Терский городок, преградив тем самым дорогу турецким отрядам во внутренние районы Персии. На самом деле в 1588 г. с воеводой А.И. Хворостининым в Дагестан было отправлено 15 тысяч человек[191 - Кушева Е.Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией. С. 270.], но и такое количество было значительной силой для оказания сопротивления османам. Васильчиков от имени царя подчеркнул, что, если шах согласится передать ему Баку и Дербент, они станут опорными пунктами для расквартировки русских гарнизонов в Закавказье и в любой момент смогут оказывать Аббасу помощь оружием и «ратными людьми»[192 - Памятники дипломатических сношений с Персией. С. 96.]. Аббаса устраивал такой поворот событий, и он заявил Васильчикову, что согласен передать эти города Москве, даже если освободит их от османов сам[193 - Памятники дипломатических сношений с Персией. С. 126.]. Сразу же после переговоров с Васильчиковым шах Аббас отправил в Москву своих послов Бутак-бека и Анди-бека, для продолжения переговоров, которые затянутся в ближайшие пятнадцать лет.
Так закончилась очередная фаза османо-персидских и русско-персидских отношений. Кавказ оказался в сфере стратегических интересов Османской империи, Персии и Русского государства. Между Османской империей и Персией был заключен мир, положивший конец двенадцатилетней войне. Шах Аббас мог заняться стабилизацией и укреплением положения внутри страны и войной с узбеками. Мурад III готовился к схватке за Венгрию с императором Рудольфом II, война с которым, несмотря на возобновляемые в 1574 и 1583 гг. мирные договоры, носила, особенно на Балканах, перманентный характер. Между Русским государством и Персией были установлены не только дипломатические регулярные отношения, но и сразу были заложены основы для взаимовыгодного военно-политического союза. Русское государство было заинтересовано в приобретении Дербента и Баку. Дербент издревле считался воротами на Кавказ, что, в свою очередь, обеспечивало прямой путь в Грузию, а Баку с древнейших времен был крупнейшим портом на каспийском побережье. Разоренная длительной войной Персия, окруженная врагами, была заинтересована в том, чтобы Баку и Дербент стали русскими погранично-заградительными форпостами, которые преграждали бы османам путь во внутренние области Персии.
За период 1588–1597 гг. в Русском государстве побывало шесть персидских посольств и миссий[194 - Анди-бек (1588), Бутак-бек (1590), гонец Кай (1591), Хаджи Хосров (1593), вновь Анди-бек (1595), Пакизе Имам Кули (1596).]. С московской стороны их было только три[195 - Посольство кн. Васильчикова Г.Б. (1589), кн. Звенигородского А.Д. (1594), кн. Тюфякина В.В. (1597).]. Факт этот нельзя считать случайным явлением, так как с самого начала регулярных дипломатических отношений Русское государство заняло по отношению к Персии покровительственную позицию. Действительно, во время первой миссии Анди-бека в Москву, в 1588 г., Персия, находившаяся в тяжелейшем экономическом и политическом кризисе, выступала просительницей и добровольно отдавала роль «старшего брата» русскому царю. Стоит подчеркнуть, что московские дипломаты сразу отметили преимущества, которые можно было извлечь из сложившейся ситуации. Поэтому Годунов добивался заключения договора в письменной форме. Изучая посольскую документацию первых нескольких лет взаимоотношений между персидским и московским дворами, можно сделать вывод о том, что шах Аббас намеренно избегал письменного оформления какого-либо соглашения, так как в силу сложившихся обстоятельств это было ему невыгодно. Поэтому русская сторона с каждым новым персидским посольством «наводила» Аббаса на этот шаг.
Летом 1597 г. в Персию было отправлено великое посольство во главе с князем В.В. Тюфякиным и его «товарищем» дьяком С. Емельяновым. Целью посольства было заключение антиосманского союза между русским государем и персидским шахом. Договор можно было заключить двумя способами – в форме «докончанья» и «соединенья». «Докончанье» – мирный договор, «докончати мир» означало заключить договор о мире[196 - Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1978. Т. 1. С. 361.]. Подобного рода договоры – «докончанья» – подписывались обеими сторонами, а затем обменивались таким образом, что у каждой из сторон находился экземпляр союзника. Подписанный договор должен был быть затем ратифицирован сеймами, думами или рейхстагами. Только после этого договор вступал в законную силу. Следовательно, подписание подобного договора было сопряжено с большой мерой ответственности, так как нарушение даже отдельных статей такого соглашения могло повлечь непредсказуемые последствия. Заключение такого рода договоров в период позднего Средневековья и раннего Нового времени весьма редкое явление. Слишком ко многому такой договор обязывал. Предпочитали заключать перемирия на определенный срок, отдельно заключались торговые соглашения, но даже и они были достаточно редким явлением, так как чаще обходились лишь определенными торговыми привилегиями или отдельным лицам и корпорациям, или даже целой стране, но опять же на определенный период времени. «Докончанье» – договор, свидетельствовавший о дружбе и сотрудничестве между двумя странами – участницами соглашения и потенциально предполагавший совместные действия против возможного противника. В большинстве случаев подобного рода соглашения носили оборонительный характер и чаще всего были направлены на устрашение совместной мощью предполагаемого противника.
Второе понятие – «соединенье» – означало военно-политический союз, направленный против третьей стороны или нескольких сторон – «недругов заодин». «Соединенье» могло носить характер соглашения о совместных военных действиях на определенный период времени, в дипломатической практике оно соответствует l’union fait la force. В такого рода соглашениях не могло фигурировать нечто абстрактное – «все недруги», враг был предельно конкретизирован, в данном случае это были турки-османы. Однако посольство князя В.В. Тюфякина ехало в Персию именно с «докончаньем», и сейчас будет ясно, для чего Годунов хотел заключить договор именно в такой форме.
Процедура подписания «докончанья» состояла в том, что одна заинтересованная сторона предлагала другой стороне некий текст, подписанный и заверенный государственной печатью и клятвой (крестоцелованием). Противоположная сторона, в свою очередь, составляла идентичное по всем пунктам и статьям свое «докончанье»[197 - Имеется в виду на своем собственном языке.] и, заверяя его печатью и клятвой, передавала послам, оставляя у себя, в качестве свидетельства, привезенный договор. Послы в этой процедуре исполняли роль посредников, так как все клятвы и печати на документе ставили сами государи. Только по возвращении домой с договором противной стороны можно было считать, что «докончанье» заключено. Таким способом «укреплялось» «докончанье» с государствами, исповедовавшими одну веру, то есть христианство. Прецедентом заключения подобного рода соглашений между мусульманской страной и христианской вообще не существовало. Это не говорит о том, что между мусульманскими и христианскими странами вообще не существовало никаких договоров. Уникальным свидетельством договорных отношений между христианским и мусульманским государями служит письменный договор между императором Священной Римской империи Фридрихом II Гогенштауфеном и султаном Алькамилем в 1229 г.[198 - Этот договор был заключен 18 февраля 1229 г. Фридрих II, после неудачи с организацией Крестового похода, отправил своих послов в Иерусалим к преемнику Саладина султану Алькамилю. Завязалась переписка, в результате которой был заключен договор. Договор состоял из 8 статей и касался совместного и равноправного пользования Иерусалимом, как христианами, так и мусульманами, со всеми вытекающими из этого последствиями. Правда, после смерти султана Алькамиля в 1239 г. его преемник аннулировал договор. Тем не менее дубликат договора на арабском языке, находившийся у императора Фридриха II, сохранился в секретных архивах Ватикана до наших дней. См.: Ambrosini M.L. The Secret archives of the Vatican. Boston-Toronto, 1969. P. 206–211.] Однако это скорее исключение, чем правило[199 - Не следует смешивать подобного рода договор с режимом «капитуляций», которые заключались между турецким султаном и некоторыми европейскими государствами. «Капитуляции» были применимы только к условиям Османской империи.], и естественно, что об этом не могли знать ни в Москве, ни в Исфахане.
Между Персией и Русским государством в дипломатических методах и приемах было нечто общее, так как оба государства достаточно длительное время являлись «улусниками» монгольских великих ханов. Однако в то же время оба государства имели богатую историю с твердо укоренившимися древними традициями, поэтому, хотя монгольское влияние на дипломатический протокол было достаточно значительным, следовало учитывать и местные культурно-исторические особенности[200 - Веселовский Н.И. Татарское влияние на русский посольский церемониал в московский период русской истории. СПб., 1911. С. 1–19.]. Русское государство с конца XV в. подчеркивало свое единство с европейскими государствами[201 - Савва В.И. Московские цари и византийские басилевсы. Харьков, 1901. С. 137–138.], а Персия культивировала традиции державы шахиншахов. Так или иначе, договор, который должно было доставить в Персию посольство В.В. Тюфякина – С. Емельянова, являлось первым подобного рода союзническим соглашением между христианским и мусульманским государством в эпоху раннего Нового времени.
Русские послы имели при себе договор сразу в двух экземплярах, тогда как обычная практика предусматривала один, написанный «руським письмом», скрепленный царской печатью и клятвой («правдой»). Суть договора кратко и лаконично передал Б. Годунов в своей грамоте к шаху Аббасу. Особенно стоит обратить внимание на то, что Б. Годунов подчеркивал, что на заключение договора государь идет вследствие неоднократных просьб со стороны шаха. «И твое великого государя Аббас Шахова величества хотенье и желанье то, чтоб с великим государем ц. и в. кн. Федором Ивановичем в. Р. С. быти тебе великому государю Аббас Шахову в. в братстве и в любви на веки, и та б вековая дружба и братство укрепить верою с обе стороны, а укрепяся б вам великим государем меж собою в братстве и в любви, стояти на турского и на бухарского и на всех своих недругов заодин. Хто будет великому государю нашему ц. и в. кн. Федору Ивановичу в. Р. С. друг, тот бы и тебе великому государю шах Аббасу в. был друг, а хто великому государю нашему его ц. в. недруг, тот бы и тебе великому государю Аббас Шахову в. был недруг»[202 - Памятники дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией. Т. I. С. 381.]. Таким образом, по прошению шаха Аббаса русская сторона соглашалась заключить равноправное двухстороннее «докончанье».
Однако проекты «докончальных» грамот не были одинаковыми, что в принципе, учитывая форму соглашения, было неправомерным. По правилам составления подобного рода соглашений обязательства со стороны царя должны дублироваться обязательствами со стороны шаха. Однако даже беглого взгляда достаточно, чтобы понять, что, кроме неодинаковой орфографии, которая соответствует одним и тем же абзацам, обязательства со стороны царя являются не бескорыстными. За помощь и поддержку со стороны царя персидский шах обязан будет отдать свои «отчины», но которых по договору уже три, а не две. К Дербенту и Баку, которые еще в 1587 г. обещал царю за военную помощь шах Худабендэ, прибавилась еще и Шемаха, столица Шамхальского ханства, крупнейший центр торговли и шелководства в Закавказье, формально находящегося в вассальной зависимости от Персии.
Для того чтобы обосновать причину своих претензий, в договоре четко аргументировался статус и положение русского государя. Статус русского государя после присоединения Астрахани стал соответствовать статусу «Белого царя», именно так к русскому государю обращался шах Аббас. Поэтому постоянно повторяющиеся в договоре термины о братстве между двумя государями действительно имели место, только не в западноевропейском смысле, согласно которому все монархи между собой братья. Здесь понятие «братство» употребляется не в смысле равноправных взаимоотношений, а скорее отношений старшего брата – русского государя с младшим – персидским шахом. Постоянно повторяющееся полное пышное именование русского царя, а не персидского шаха, должно было подчеркнуть большую значимость статуса царя по отношению к статусу шаха. Исходя из выше сказанного, ничем не обоснованная уступка шахом своих «отчин», в принципе и при желании, могла бы быть расценена и как некая зависимость шаха от царя.
В Москве опасались, что шах может не согласиться подписывать подобного рода договор, поэтому в наказах послам строго было приказано сначала провести с шахом устную подготовку и определенными аргументами убедить шаха его подписать. Если шах хочет союза с русским государем военно-наступательного против османов, то он должен подписать неравноправный договор. Существовала и еще одна веская причина, по которой Аббас мог не согласиться подписывать договор, несмотря на осознание всех «выгод и преимуществ», которые такое соглашение могло обещать. В наказе послам четко предписывалось, каким образом следует осуществить процедуру подписания. После того как Аббас согласится подписывать договор, с привезенного послами списка, следует написать слово в слово текст «по фарсовски» и на той «грамоте правду учинить[203 - «Дать правду» означало подтвердить статьи договора, свидетельствовать об их правильности – «правде».], шерть дать, и их (послов) ко государю отпустить»[204 - Памятники дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией. С. 352.]. В самом общем значении «шерть» – это клятва, договорные отношения, «шертъныи» – утвержденные клятвой[205 - Срезневский И.И. Словарь древнерусского языка. Т. 3. С. 451.]. Однако «шерть» у мусульманских народов никогда не являлась просто клятвой. В словаре В.И. Даля объяснение «шерти» соответствовало ее истинному назначению и случаям ее употребления. «Шерть» – присяга мусульман на подданство. Дать «шерть», «шертовать» – означало присяг нуть[206 - Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 4. С. 411.]. В.В. Трепавлов считает, что в XV–XVII вв. «шерть» не являлась межгосударственным соглашением, а была персональным договором между правителями. С восшествием на престол нового правителя ее необходимо было продлевать. Нарушение условий «шерти» могло рассматриваться как личная измена одной стороны[207 - Трепавлов В.В. Указ. соч. С. 599.]. Но, с другой стороны, исследователь утверждает, что начиная с 1557 г., когда ногайский бий Исмаил шертовал русскому царю, в Русском государстве стали рассматривать шертование как присягу на верность[208 - Трепавлов В.В. Указ. соч. С. 611.]. Исследователь также считает, что зависимый характер шертных соглашений проявлялся не только и не столько в признании холопства одной из сторон. Подобного рода соглашения делались иногда очень деликатно. Например, перечислялись обязательства только одной стороны, вторая не брала на себя никаких обязательств, в результате разработчики Посольского приказа добивались весьма обтекаемых формулировок[209 - Трепавлов В.В. Указ. соч. С. 612. Например, ногаи, приносящие шерть, рассматривались как младшие братья (партнеры) по отношению к московскому царю.].
В каком смысле его хотела употребить русская сторона, сказать достаточно трудно. Однако следует высказать некоторые соображения по этому поводу. Если предположить, что предложенная выше фраза означала простую формальность в виде того, что шах своей клятвой (шертью) подтверждает или удостоверяет взятые на себя обязательства, тогда в Москве ту же процедуру проделает царь, дав «правду» (то есть твердое обещание, клятву) на своем варианте «докончанья». Следовательно, получалось, что шах должен был и «правду учинить», то есть дать клятву, и одновременно «дать шерть», то есть еще раз поклясться. Возможно ли, что московское правительство таким образом собиралось «учинить (шаха) под своей великою рукой»?! Сейчас сложно что-либо утверждать, только одно очевидно, если шах все-таки не согласится шертовать русскому царю: «А не укрепить ныне государь ваш того дела, и вперед то дело продлитца, и недругом то будет на руку»[210 - Памятники дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией. Т. I. С. 355.]. Здесь конечно же имелись в виду османы.
Сейчас трудно предположить, какова была бы реакция шаха Аббаса на предложения Московского государства. Учитывая его крутой нрав и беспощадный характер, послы в полном смысле рисковали своими жизнями. Но судьба распорядилась иначе, посольству В.В. Тюфякина – С. Емельянова не удалось реализовать поставленные задачи. Еще при выезде из Астрахани среди членов посольства началась эпидемия. Глава посольства князь В.В. Тюфякин умер в море, еще до прибытия в Гилян. Второй посол, дьяк С. Емельянов, сошел на берег уже больным и скончался по дороге в Кашан. Оставшиеся в живых не имели полномочий обсуждать или заключать какое-либо соглашение. Аббас, с нетерпением ожидавший приезда русских послов, так и не смог добиться от них вразумительных объяснений по поводу содержания договора. И давно наметившееся соглашение между Русским государством и Персией опять оставалось протоколом о намерениях. Как раз в это время, в 1598 г., ко двору шаха прибыли новые переговорщики – братья Энтони и Роберт Ширли.
Глава 3. История организации посольства кармелитов
Политика папства в отношении Персии
Международная обстановка конца XVI в. выявила серьезную необходимость привлечения в ряды антиосманской коалиции Аббаса I, прозванного Великим. Со второй половины 90-х гг. XVI в. в Европу регулярно поступали сообщения о лояльном отношении шаха Аббаса к христианам и их религии. Истинные намерения шаха Аббаса должно было продемонстрировать европейским государям посольство, во главе с Хусейн Али-беком и Энтони Ширли, отправленное в Европу в 1600 г.
Время для посольства в Европу было выбрано не случайно. В 1598 г. 100-тысячная армия правителя Хорасана Абдуллы-хана была окончательно повержена. Устранив узбекскую опасность в тылу, Аббас стал готовиться к реваншу над османами. В этот момент ко двору Аббаса прибыли братья Энтони и Роберт Ширли[211 - Энтони Ширли (1573–1635); Роберт Ширли (1581–1628).]. В разных источниках называются различные причины приезда братьев к шаху, вплоть до того, что они были послами английской королевы[212 - Malcolm J. Histoire de la Perse. Paris, 1821. V. II.; Bellan L.L. Chah Abbas.: Sa vie, son histoire. Paris, 1932.]. Роль братьев, поступивших на службу к шаху и ставших впоследствии выразителями его европейской политики, требует подробного рассмотрения.
Братья Ширли не были авантюристами, волею судьбы, случайно заброшенными в Персию. Таким определением статуса братьев Ширли часто злоупотребляла советская историография. Братья происходили из знатной, но обедневшей дворянской семьи графства Суссекс. Отец и средний брат Томас оставались в Англии на службе при дворе. Старший Энтони и младший Роберт предпочли продать свои способности и шпаги за границей. Участвуя с герцогом Эссексом и Генрихом IV в походе против испанских католиков, Энтони Ширли получил из рук французского короля орден Св. Михаила[213 - Bayani K. Op. cit. Р. 57–58.]. После окончания военной кампании братья решили послужить герцогу Феррары – Фердинанду, но прибыли слишком поздно – война между герцогом и Климентом VIII уже закончилась.
Оставшись в Италии, братья познакомились с венецианским коммерсантом Анджело (Микеланджело) Кораи, который вел торговые дела в Персии. А. Кораи был лично знаком с Аббасом и неплохо разбирался в хитросплетениях европейской политики[214 - По происхождению Анджело Кораи был сирийцем-христианином, и его настоящее имя Фадлалах. См.: A Chronicle of the Carmelites in Persia. P. 178.]. Помимо торгово-коммерческой деятельности, А. Кораи неоднократно выполнял «специальные» поручения итальянских правителей к шаху Аббасу. Об этом свидетельствуют его донесения сенату Венеции[215 - Berchet G. Op. cit. P. 39.]. Именно А. Кораи, а не граф Эссекс, как утверждал Д. Малькольм, посоветовал Э. Ширли предложить свои услуги «царю царей» – персидскому шаху[216 - Bellan L.L. Op. cit. P. 89–90.]. Учитывая содержание тем, которые в дальнейшем будут обсуждаться между Аббасом и Э. Ширли, можно предположить, что А. Кораи лишь познакомил братьев Ширли с персидскими обычаями, а истинным «заказчиком-организатором» поездки братьев в Персию являлся Климент VIII.
Братья прибыли в Персию через Османскую империю в одеждах торговцев, так как Энтони Ширли знал турецкий язык[217 - A Chronicle of the Carmelites in Persia. Р. 74. Этот факт подтверждает в своих записках Орудж-бек Байат (Дон Хуан Персидский): «Направляясь в Персию, дон Антонио держал свой путь через Грецию и Османскую империю, и, зная турецкий язык, ему было легко выдавать себя за турка…» См.: Из рассказов Дон Хуана Персидского. Путешествие персидского посольства через Россию от Астрахани до Архангельска в 1599–1600 гг. // ЧОИДР. 1899. Кн. 188. С. 6–7.]. Факт сам по себе примечательный. Вместе с ними приехало 26 человек, среди которых были ценные специалисты по изготовлению огнестрельного оружия. Братья прибыли в тот момент, когда у шаха, праздновавшего победу над узбеками, находился турецкий посол Мехмед Ага Чауш Баши. Султан Мехмед III[218 - Мехмед III – правил с 1595 по 1603 г.], убийца 19 братьев, опьяненный победами в Венгрии, решил вновь потребовать у Аббаса, взамен умершего четыре года назад, аманата из дома Сефевидов. В ответ на это требование Аббас приказал сбрить у османского посла бороду и отправить в качестве ответа султану. Это был прямой вызов. Кроме того, принимая отряд братьев Ширли с невероятной помпой, шах демонстрировал османскому послу свои связи и взаимоотношения с европейскими государствами[219 - A Cronicle of the Carmelites in Persia. P. 95.].
Аббас уже решил отправить посольство в Европу и занимался подбором кандидатур для столь важной миссии. «Хроника кармелитов» датирует прибытие братьев Ширли в Персию мартом 1599 г., Д. Малькольм утверждал, что они прибыли в 1598 г., с этой точкой зрения был солидарен В.В. Бартольд[220 - A Chronicle of the Carmelites in Persia. P. 92., Malcolm J. Op. cit. Р. 187; Бартольд В.В. История изучения Востока в Европе и в России. СПб., 1911. С. 105.]. Х. Байани указывал точную дату отплытия «Э. Ширли с младшим братом и 26 англичанами, среди которых были капитан Пауэл, Джон Ховард, Джон Паррот» из Венеции 24 мая 1598 г.[221 - Bayani K. Op. cit. P. 57.] Если посольство действительно добиралось через Турцию, то дорога заняла 3–4 месяца. Поэтому 1598 г. более правдоподобная дата прибытия братьев Ширли в Персию. Косвенным подтверждением этой даты служат события, свидетелями которых стали англичане. Первое событие описано у Л. Беллана. Аббас победил Абдуллу-хана и праздновал победу над ним в 1598 г.[222 - Bellan L.L. Op. cit. P. 42.] Второе событие описывает персидский хронист Искандер-бек Мунши, который упоминает о том, что братья Ширли участвовали в боевых действиях на территории Ирака, Роберт был даже ранен и за личную храбрость награжден Аббасом именным оружием[223 - Bellan L.L. Op. cit. P. 45.]. Кроме того, В.В. Бартольд, основываясь на изучении персидских источников, утверждал, что братья заняли при дворе Аббаса влиятельное положение благодаря знанию военного дела, а произведенная ими реорганизация персидской армии содействовала последующим успехам персов в борьбе с османами[224 - Бартольд В.В. Указ. соч. С. 106. Здесь, однако, стоит отметить, что реорганизацией армии занимался Роберт и оставшиеся с ним «дворяне». Такую работу невозможно было произвести ни за два месяца, ни за год. К. Байани отмечал в своем исследовании, что за время своего пребывания в Персии, то есть с 1598 г. и до первой отправки его во главе шахского посольства в Европу в 1608 г., Роберт Ширли и оставшиеся с ним дворяне отлили 500 пушек и сделали 60 тыс. мушкетов. См.: Bayani K. Op. cit. P. 58.].
Шах Аббас, по описанию многих очевидцев-европейцев, был хитрым и осторожным политиком. Он мог быть безжалостным и беспощадным, великодушным и открытым для всего нового, однако все сходились на том, что доверчивость не была качеством, присущим Аббасу. Прибывшие в Персию братья Ширли имели к шаху «специальное» поручение. В долгих беседах с Э. Ширли шах мог сопоставить свою информацию о политике европейских государей с мнением европейца. Кроме того, Э. Ширли был англичанин и не состоял на службе у испанского короля, отношения с которым стали осложняться в этот период времени, из-за вызывающе го поведения испанцев и португальцев в Ормузе[225 - A Chronicle of the Carmelites in Persia. P. 105. Тем не менее Аббас до конца 20-х гг. XVII в. продолжал считать Филиппа III самым могущественным монархом Европы.]. Э. Ширли довел до сведения шаха, что кроме «Его Католического Величества короля Испании» в Европе есть много других христианских королей, которые охотно объединились бы с ним против османов. Именно Э. Ширли предложил составить письма на имя восьми правителей: римскому папе, императору Священной Римской империи, королю Испании, королю Франции, королю Польши, правителю Венеции, королю Англии и Шотландии[226 - Так, по крайней мере, утверждал Орудж-бек Байат, который впоследствии остался в Испании и составил описание персидского посольства в Европу. См.: Don Juan of Persia a shi’ah catholic 1601–604. London, 1926.].
Организуя такое масштабное посольство, Аббас не просто приглашал европейских монархов составить ему «кампанию» в борьбе с османами. К этому времени Аббас имел достаточно подробно разработанный план действий. Согласно плану Аббаса, христианские принцы объединенными силами должны будут напасть на османов с моря – со стороны Босфора и суши – через Балканы. Далее, европейский флот проникнет к берегам Сирии и Палестины[227 - Оставшийся в Европе после посольства 1600 г. Э. Ширли много лет убеждал испанского короля Филиппа III напасть на Египет, самую богатую и малозащищенную провинцию Османской империи. Тем самым, по убеждению Э. Ширли, султан мог бы лишиться финансового могущества и огромных территорий, которых в сложившейся ситуации на Балканах уже не смог бы возвратить обратно. См.: Niedercorn J.P. Op. cit. S. 231.]. С востока османов начнет теснить сам Аббас, постепенно «выдавливая» их в российские степи и Закавказье, где османам придется столкнуться с русскими подразделениями. Таким образом, османы будут вынуждены вернуться в свои «отеческие пределы» – Среднюю Азию[228 - A Chronicle of the Carmelites in Persia. P. 74.].
Естественно, что для осуществления столь грандиозных планов Аббасу было необходимо заключение серьезного союзного договора с европейскими монархами. Поэтому посольство должно было предложить на рассмотрение европейских государей конкретный проект антиосманского соглашения, в который заинтересованные стороны могли внести свои поправки и изменения. Вероятнее всего, именно Э. Ширли предложил шаху некую «форму» такого проекта, которая могла бы быть принята европейцами. По всей видимости, предложения, внесенные Э. Ширли на рассмотрение Аббаса, составлялись в канцелярии Римской курии, так как в конце XVI в. только римский понтифик мог абстрагироваться от интересов собственно своей страны и предложить европейскому сообществу проект совместного договора против османов. Следовательно, цель миссии братьев Ширли в Персию, санкционированной Климентом VIII, заключалась в том, чтобы донести до шаха Аббаса возможные формы организации антиосманской лиги. Понятия «федерации» и «конфедератов», которые фигурируют в предложениях шаха, циркулировали в переписке между Рудольфом II и Филиппом II начиная с 1575 г.[229 - Россия и Италия. СПб., 1915. Т. III. Вып. 2. С. 323–326.] По всей видимости, Аббас должен был внести поправки и коррективы в предложения, привезенные братьями Ширли, и, возможно, добавить свои, и уже затем предложить их на обсуждение европейским государям[230 - Следует отметить, что в исторической науке до сих пор нет единого мнения об авторстве проекта «Конфедерации», доставленного в Европу персидским посольством. Высказывались сомнения насчет непосредственного авторства проекта шаха Аббаса. Возникла такая ситуация из-за отсутствия персидского подлинника документа, он сохранился только в латинском переводе. У нас не вызывает сомнения, что оригинальный документ на персидском языке был доставлен в Европу. Об этом сообщал в Рим папский нунций при дворе императора Рудольфа II кардинал А. Феррери. Из-за болезни императора персидское посольство провело в Праге осенью 1600 г. несколько месяцев. Переводом документа на латынь занималось ведомство кардинала Ф. Дитрихштайна, который был заинтересован в создании антиосманской коалиции. См.: Epistolae et acta Joannis Stephani Ferrerii 1600–1607// Epistulae et Acta nuntiorum apostolicorum apud imperatorem 1592–1628. T. III. Pragae, 1944. Р. 46.]. Приближенные шаха, его главные советники – Аллах Верди-хан[231 - Примечательно, что сам Аллах Верди-хан был, по утверждениям кармелитов, христианином. Действительно, Аллах Верди-хан был этническим грузином. Однако кармелиты не учитывали тот факт, что практически все знатные кахетинские и картлийские дворяне, поступавшие на службу к Аббасу и желавшие сделать карьеру, должны были принять ислам. См.: Джавахия Б.А. Из истории ирано-грузинских взаимоотношений (XVI – пер. треть XVII вв.): Дис. … канд. ист. наук. Тбилиси, 1987.] и Ферхад-хан – были недовольны назначением Э. Ширли в качестве одного из главных послов, так как он не был персом и мусульманином. Но Аббас был человеком без предрассудков и считал, что Э. Ширли сможет объяснить европейским государям, насколько своевременны и выгодны для них его предложения.
Первое европейское посольство шаха Аббаса было организовано с соблюдением всех необходимых формальностей. Организация посольства, его маршрут, происшествия, случившиеся с участниками, известны из записок участника персидской делегации – Орудж-бека из племени байят. Впервые записки были изданы в 1624 г., когда еще были живы многие главные действующие лица посольства. В мемуарах практически полностью отсутствует содержание переговоров, что, собственно, является отличительной чертой подобного рода документов, но зато приводятся в мельчайших подробностях события, которые сопутствовали обращению в христианство нескольких членов посольства. У текста был прямой заказчик – испанский король Филипп III. Король услышал то, что хотел услышать. Тем ценнее информация о посольстве, которая содержится в «Хронике кармелитов». Без преувеличения, материалы «Хроники кармелитов» помогают реконструировать не только отдельные события, но и само содержание переговорного процесса, который инициировал шах Аббас.
Итак, персидское посольство состояло из Хусейн Али-бека и четырех знатных персов, его секретарей, их обслуживали пятнадцать слуг. В Европу с посольством возвращались два монаха – францисканец Альфонсо Кордеро и августинец Николау да Мело, затем следует Э. Ширли с пятью переводчиками и пятнадцатью английскими дворянами, которые прибыли с ним в Персию в 1598 г. Имущество и подарки погрузили на 32 верблюда, к этому следует прибавить лошадей, на которых ехали члены посольства. Таким образом, посольство состояло из 43 человек[232 - Из рассказов Дон Хуана Персидского. С. 7.]. К этому стоит прибавить экзотические «подарки» шаха Аббаса императору Рудольфу II – два белых леопарда-альбиноса и редкие птицы семейства соколиных[233 - Vocelka K. Rudolf II und seine Zeit. Wien-K?ln-Graz: B?hlau, 1985. S. 184.]. Самое интересное, что вся эта компания – люди и животные – два с половиной месяца плыла по Каспийскому морю и не единожды попадала в шторм.
Задачи посольства поражают своей грандиозностью. Первая состояла в заключении наступательного союза против османов, вторая – в том, что в обмен на союз и военную помощь Аббас обещал европейцам свободную торговлю и отправление христианской религии на территории Персии. Великое посольство Аббаса было наделено широкими полномочиями, то есть послы предлагали европейским государям проект договора с шахом и, в случае обоюдной договоренности, имели право сразу же подписать его. Посольство состояло сразу из двух глав с равными полномочиями – Хусейн Али-бек из племени байят и Энтони Ширли. Кроме них, статусом посла был наделен преподобный Николау да Мело, монах-августинец, прибывший в Персию из португальской Индии и за короткий срок заслуживший доверие Аббаса. П. Пирлинг утверждал, что о. Николау да Мело был назначен Аббасом «комиссаром посольства на равных с ним (Э. Ширли) правах для представительства в Риме и Мадриде»[234 - Пирлинг П. Николай Мело, «Гишпанской земли» чернец // Русская старина. 1902. № 5. С. 304.]. Действительно ли Н. да Мело имел такие полномочия, сейчас выяснить трудно, но Орудж-бек, один из секретарей посольства, упоминал, что августинец получил от Аббаса письма на имя Климента VIII и Филиппа III[235 - Из рассказов Дон Хуана Персидского. С. 8.].
Предложения шаха по созданию антиосманской лиги были формально обращены ко всем европейским государям. Однако для Русского государства было сделано исключение. Дело в том, что почти одновременно с посольством в Европу было организовано специальное великое посольство в Москву, во главе с Пер Кули-беком в составе 300 человек, которое покинуло Персию шестью месяцами ранее[236 - Из рассказов Дон Хуана Персидского. С. 19. Посольство Э. Ширли – Хусейн Али-бека выехало из Исфахана 9.06.1599. В русских посольских документах о посольстве Пер Кули-бека почти не сохранилось сведений, но это произошло из-за плохой сохранности всех документов, относящихся к периоду 1600–1624 гг.]. Пер Кули-бек прибыл в Москву «по важнейшим делам касательно союза против Порты»[237 - Броневский С.М. Исторические выписки о сношениях России с Персиею, Грузиею и вообще с горскими народами, в Кавказе обитающими, со времен Ивана Васильевича доныне. СПб., 1996. С. 40.]. Посольство кн. В.В. Тюфякина не выполнило поставленных перед ним задач из-за эпидемии. Шах не стал дожидаться нового посольства от Годунова и послал собственных послов в Москву. Следовательно, и «европейское посольство», и посольство Пер Кули-бека, отправленные шахом Аббасом в Москву, имели одну и ту же цель – заключение антиосманского союза. Пер Кули-бек, так же как и Хусейн Али-бек, «был из персидской знати самого высокого ранга»[238 - Из рассказов Дон Хуана Персидского. С. 11.]. Оба посольства были приняты царем Борисом почти сразу по прибытии в Москву, через 8 дней[239 - Обычно послы получали первую аудиенцию через месяц после прибытия в Москву.]. Причем аудиенция была совместной, свидетельство того, что Б. Годунов был в курсе целей и задач «европейского» посольства Хусейн Али-бека – Э. Ширли.
Неприятности, с которыми персидское посольство шаха столкнулось в Москве, являются хрестоматийным фактом, попавшим в историю благодаря запискам Орудж-бека. Согласно Орудж-беку, Ширли для каких-то коммерческих операций «продал» в Москве английским купцам «подарки шаха христианским принцам»[240 - Из рассказов Дон Хуана Персидского. С. 21.]. Это случилось несмотря на то, что Годунов «запретил» Э. Ширли иметь какие-либо отношения с английскими купцами, проживавшими в Москве[241 - Bayani K. Op. cit., P. 61. Здесь имеется в виду запрет любым иностранным послам и посланникам выходить за пределы помещений, которые им отводились для проживания. Иностранные послы неоднократно отмечали, что, приезжая в Москву, они находятся под «арестом». Так русское правительство пыталось не допустить контактов иностранцев с местным населением с целью «получить или распространить» враждебную для Русского государства информацию.]. По всей видимости, чтобы как-то оправдаться перед царем, Э. Ширли составил донос на августинца Николау да Мело. Ширли «доверительно» сообщил Годунову, что преподобный о. Мело имеет при себе письма к польскому королю, поэтому может быть «предателем и шпионом». Б. Годунов приказал произвести у монаха обыск. Во время обыска были найдены грамоты Аббаса к Клименту VIII и Филиппу III, кроме того, была обнаружена большая сумма денег – 60 тысяч динаров. По мнению П. Пирлинга, именно эти «улики» укрепили Б. Годунова во мнении, что Н. да Мело может быть «предателем и шпионом»[242 - Пирлинг П. Николай Мело… С. 306.]. Не помогло даже заступничество «большого фаворита Бориса» принца Густава, лично знавшего Николау да Мело. Подробности московского инцидента вновь помогает прояснить «Хроника кармелитов».
Преподобный Иоанн-Фаддей в 1609 г.[243 - О встрече о. Иоанна-Фаддея и о. Николау да Мело в 1609 г. речь пойдет далее.] получил сведения о происшествии лично от о. Мело, который, в отличие от утверждений Орудж-бека, был августинцем, а не доминиканцем. Николау да Мело очень подружился с Э. Ширли в Персии и занял ему крупную сумму денег, которую англичанин обязался вернуть после перепродажи персидских товаров в Москве[244 - Обычная практика для послов, которые таким образом компенсировали свои затраты на организацию посольства, так как все расходы целиком и полностью лежали на плечах послов. Практика назначения послом носила добровольно-принудительный характер и для неимущего человека была настоящей катастрофой.]. Однако Годунов, продержав посольство Э. Ширли – Хусейн Али-бека в Москве четыре месяца, запретил ему следовать в Европу через Польшу. Этот странный шаг со стороны Б. Годунова трудно объяснить, так как «волнения в Литве», на которые он ссылался, оправдывая перед Аббасом свое поведение, вряд ли могли повредить посольству, одной из целей которого была встреча с польским королем Сигизмундом III. Николау да Мело не согласился изменять маршрут и собирался отправиться непосредственно в Польшу. В связи с этим он потребовал у Э. Ширли свои деньги обратно. Тогда-то Э. Ширли и сообщил Годунову, что о. да Мело может быть шпионом. По словам о. Павла-Симона, «москвичи ограбили монаха, изъяв у него 60 000 золотых»[245 - A Chronicle of the Carmelites in Persia. P. 71.]. Августинца предали церковному суду и сослали в Соловецкий монастырь на десять лет. Таким образом посольство потеряло одного из своих членов.
Однако далее в «Хронике кармелитов» сообщается, что и сам Ширли, посол шаха Аббаса, попал в немилость: «он (Ширли) столкнулся с большими трудностями в Московии… Великий князь думал о его аресте и задержке…»[246 - A Chronicle of the Carmelites in Persia. P. 71.] Этот речевой пассаж никоим образом не объясняет, что же действительно произошло с Ширли в Москве. Отношения Годунова и Аббаса на рубеже 1599–1600 гг. достигли апогея своего развития. Интенсивно обсуждалось подписание двухстороннего военно-политического союза, обмен посольствами был регулярный. Самое главное в этих взаимоотношениях заключалось в том, что Годунов имел более почетный статус в восточной иерархии, так как ранг «Белого царя» был выше ранга персидского шаха, правопреемника ильханов[247 - Хулагуиды (Ильханиды) – потомки Хулагу, внука Чингисхана. Правители государства Хулагуидов носили титул ильхан («хан страны») в значении улусный хан. Ильханы занимали более низкое положение в отношении ханов Золотой Орды. И это несмотря на то, что государство Хулагуидов в период своего наивысшего могущества включало Иран, Арран, Ширван, Азербайджан, большую часть Афганистана, Ирак, Курдистан, Джезиру (Верхняя Месопотамия) и восточную часть Малой Азии. Столицами были последовательно Мераге, Тебриз, Сольтание, затем снова Тебриз.]. Почему царь Борис занял такую «странную» позицию по отношению к послу его «брата» – шаха Аббаса? Ответ на этот вопрос прост. Последние 12 лет Борис Годунов, лично и не безуспешно, занимался созданием антиосманской лиги, в которой Русское государство играло не только одну из главных ролей, но и, что более важно, являлось посредническим звеном между европейскими государями и персидским шахом. В этой тонкой дипломатической игре Годунов преуспел, его «незаменимую» роль признавала как одна, так и другая сторона. Но, добравшись до самой вершины своей дипломатической деятельности, Годунов совершил роковую ошибку, не сумев обуздать свои имперские аппетиты. Он стал увязывать в переговорах с шахом создание широкой антиосманской коалиции с признанием со стороны шаха «высокой руки» русского государя[248 - Магилина И.В. Россия и проект антиосманской лиги в конце XVI – начале XVII в. Волгоград, 2012. С. 196.]
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: