Кто-нибудь может сказать, что это не про Иллариону Ванн-Хейк. Что у неё нет родителей, о чем свидетельствует постфикс… но лучше этим людям промолчать. Потому что Оливер и Юлиана Ванн были для Лары намного большим, чем просто опекунами.
Она их любила. Нет, не в прошедшем времени. Она их любит и сейчас. И пока она жива, они будут с ней – в сердце.
Когда-то, когда в Приэле умер один старый дед, которого все считали своим родственником – прелестный дедушка, всех любящий и помогающий каждому – Лара впервые поняла простую вещь. Настолько простую и понятную для тринадцатилетней девочки, что она даже удивилась, почему все так убиваются… Ведь когда человек умирает, он не уходит и не исчезает бесследно. Он остается в твоей жизни. Остаются предметы, которые он держал, которые сохраняют в себе его след. Остаются слова, запавшие в сердце, как заноза… и даже самый облик его – остается с тобой. Ты его видишь редко и можешь не замечать, но он – рядом, с тобой… во сне. Да, именно во сне ты можешь снова увидеть любимых людей, безвременно покинувших тебя. Увидеть – и даже обнять, прикоснуться, сказать самые главные слова. И если ты в это веришь – это все будет на самом деле. Прикоснувшись к нему во сне, ты почувствуешь его тепло, услышишь его голос…
Но остальные, видимо, так не думали. Лара не решилась тогда высказать кому-нибудь свою теорию. А теперь… а теперь она не была в ней уверена.
Внутри что-то горело, будто ей ткнули прямо в грудь раскаленным железом. Родители погибли. Их нет. Они больше не улыбнутся ей, не поддержат, не скажут, что гордятся, или что не стоит обращать внимания на косые взгляды соседей, не одобряющих её образ жизни…
Соседей! Которых тоже теперь нет! Которые погибли… сгорели. Заживо. Но сердце сжимается не потому, что это была жуткая, чудовищная смерть. Просто – это была она. Смерть. Конец.
Почему-то не было слез. Вместо них по лицу бежали струи дождя. Вот и прекрасно. Вот и пусть бегут. Так тебе и надо, Иллариона Ванн-Хейк, мокни! До нитки, до костей! Ты виновата в этом. Ты – опоздала!
Мама… отец… нет, не верится! Конец… никогда не увидит их… как же это возможно? Как это можно осознать? Понять? Принять…
Лара на секунду остановилась, не замечая, что стоит прямо в лужи. И, поддаваясь минутному порыву, топнула ногой – грязные брызги полетели во все стороны. Она пошла дальше, не замечая пятен на платье, относясь к ним с абсолютным равнодушием. Но теперь её мысли приняли другой характер.
Черный Сопх! Разве можно ненавидеть сильнее! Убийцы! Убийцы! Ферруан! С каким удовольствием она бы воткнула ему в грудь яхот! Или меч, ради такого случая она даже готова сменить оружие. Да, меч – так, чтобы проткнуть насквозь! Или – сжечь его, сжечь, как он сжег маму и папу, как других людей Приэля…
Нет. Лара покачала головой, крепко сжимая в свободной руке маленькую ракушку на веревочке – тот самый кулончик Кары. Кара! Её Каролина!
Её надо спасти. Этим она хоть как-то исправит ситуацию… да что там исправит! Ничего не исправить, и дело не в этом! Она должна спасти Кару! И она сделает это, всем назло! И Черному Сопху, и Ферруану. И остальным, кто смеет надеяться на то, что Волчица сдастся…
Найти Свиток Феофана. Что ж. Пусть будет так. Она принесет его Ферруану. Пусть хоть подавится им. И она заберет Кару. А больше ей ничего не нужно. Сестра для неё – дороже своей жизни. Так что тем, кто встанет у неё на пути, не поздоровится…
Надо составить план. Надо решить, что делать дальше. Всего три месяца. Три месяца – безумно много и в тоже время почти ничто. Надо составить план. Прочь эмоции. Трезвый ум, логика и расчет. Вот сильные стороны Волчицы.
Итак…
Завтра к вечеру она дойдет до городишки Конор, переночует там. Потом отправится к живущему на окраине торговцу артефактами Прокопию, который перед ней в долгу. Он расскажет ей все, что знает о Свитке. А если свиток – это артефакт, (так, по крайней мере, сказал ей Ферруан – и вряд ли солгал), то что-нибудь Прокопий о нем да знает. Он такой.
Стоп. Сперва она продаст свою лошадь. Ей она будет только в тягость в пути. Лошадь хороша, когда имеешь ясную цель и относительную дорогу к ней. Лара не имела ни того, ни другого. Пока не имеет.
Но прежде всего надо добраться до укрытия. Не ночевать же под проливным дождем. А до Конора сегодня не добраться. Специально построенное в лесу на случай дождя, странное строение было даже не заброшенной избушкой, скорее – каким-то хранилищем или сараем, но уже давно пустовало. Это место показывал ей отец, и Лара часто ночевала там, когда не успевала в Конор до ночи. В лесу, тем более в дождь, было легко заплутать – но Лара хорошо представляла себе, где находится навес, и упорно шла к нему.
Дождь продолжал лить, будто из ведра. И Лара с облегчением выдохнула, когда увидела дощатые стены и крышу, также укрытую досками. Кому надо сказать «спасибо» за это укрытие, она не знала и никогда не интересовалась. Но хотя бы сейчас есть возможность завести лошадь под крышу и самой посидеть в относительном тепле и сухости.
Лошадь она оставила под своеобразным навесом. Сняла прикрепленный к седлу мешок с вещами и прошла внутрь. Всё, сейчас сядет, прислонится к стене… и можно выдохнуть. И наконец поплакать, сжимая в руке кулон, и…
На одной из двух широких скамей, которые использовались путниками вместо кроватей, кто-то сидел. Девушка пристально взглянула на него, недовольно поморщившись.
Это был субъект непонятного возраста. Темно-синяя мантия с капюшоном (и остались же такие старомодные наряды!) полностью прикрывала и фигуру, и лицо. В руке он (почему-то Лара сразу поняла, что это мужчина, причем вряд ли молодой) держал посох. Кажется, именно так называется длинная палка с каким-то красивым наконечником. У этого посоха вместо наконечника был небольшой, чуть больше ладони, яркий шар. От шара пульсировал свет, и Лара, поняв это, снова поморщилась – магия. Хотя, наверное, именно благодаря шару в укрытии оказалось не только сухо, но и тепло. На плече у этого странного господина сидела птица – кажется, сокол.
Девушка, нисколько не стесняясь, зашла внутрь и уселась на вторую скамью, положив мешок рядом. Потом снова посмотрела на своего «соседа», не зная, что и сказать. Тот сидел так, что лица не было видно, немного боком и, казалось, совершено не замечал её.
– Прекрасная погода, не так ли?
Его голос прозвучал совершенно неожиданно и казался удивительно звонким для человека в подобном костюме. Но интонация и манера речи все-таки выдавали его истинный, уже преклонный, возраст.
– Удивительная, – кивнула Лара, предпочитая не спорить со стариком, вероятно, ударившимся в маразм. – Крайне подходящая ситуации.
Ну, не могла она все-таки не съерничать!
– Да, я понимаю вас. Вы чем-то обеспокоены?
Удивившись проницательности старика, Лара деланно-спокойным голосом ответила:
–Нас всех что-либо беспокоит. Разве не так?
–Так. Но надо учиться отделять себя от проблем и проблемы от себя.
– На словах это всегда проще, чем на деле.
Старик не стал спорить. Наверное, понял, что её не переубедить. И спросил:
–Как Вас зовут?
Лара удрученно рассмеялась.
– Как хотят, так и зовут. Кто во что горазд. А вы кто?
– Вольный Странник, – собеседник гордо приподнял голову, а шар ярко сверкнул.
– Вам повезло. Я вот странница невольная, – хмыкнула девушка. Однако ещё раз внимательно оглядела своего собеседника – не каждый день встретишь такого человека в их лесу.
Легенды о путнике, называемом Вольным Странником, который путешествует по планете и защищает тех, кому нужна его защита, известны каждому ребенку. Но Лара всегда считала их выдумкой. Но сейчас, когда она лицом к лицу столкнулась с ним, девушка не восприняла этого сколь-либо необычно. Ну, странник. Ну, вольный. И какая разница, если Каролина у Черного Сопха, а её родители погибли?
– Странное заявление, – заметил Вольный Странник.
– Ничего странного. Я – наемница.
– Да? Не мог и подумать. И какова теперь цена на услуги наемницы? – в голосе Странника послышалось неодобрение. Но сейчас Лара не обратила на это внимания. Его слова ещё раз напомнили ей…
Иллариона лишь отвела глаза.
– Это не ваше дело.
Вольный странник воздержался от дальнейших комментариев. И девушка была ему за это благодарна. Она вытащила покрывало, укрылась в него и легла на скамью. Жестко, не слишком удобно, а с другой стороны… какая уж разница. Никакой. Особенно – теперь.
Сил не было уже даже на то, чтобы плакать. Она так и уснула – сжимая в руке кулончик сестры.
***
Проснувшись, она не сразу поняла, где находится. И кто это рядом ходит из сторон в сторону, и вообще…
Кара. Родители. Это бы не сон?!
Она села, продолжая кутаться в покрывало. Снова хотелось плакать, нет, рыдать, безоглядно и …