Корделаки

– Нет, – Елизавета пытливо посмотрела в лицо собеседнице, как бы прикидывая, можно ли той доверять. – Он не женат. Он – католик.

– О, боже! – выдохнула Мария и улыбнулась. – А вы, было, меня совсем уж напугали! Давайте думать в первую очередь о том, что подвластно нам сегодня. Я думаю, прежде всего, надо сообщить о вашем местонахождении домашним. Не так ли? Утром, не обнаружив вас, они могут поднять шум. Мой доктор будет хранить молчание, друг, которого мы пошлём с сообщением – тоже. За него я ручаюсь. Скажем, что мы с вами подружились и заболтались за полночь. При отсутствии у вас постоянного круга общения, я думаю, это будет правдоподобно?

– Тем более, я надеюсь, что это уже стало правдой? Да, Мария? – Елизавета с надеждой заглянула в глаза хозяйке дома. – Благодарю! Вы спасаете меня!

– Напишите пару строк отцу и ложитесь. Завтра мы подумаем, как быть дальше.

***

Взяв записку, Мария собралась уходить.

– Вы не подадите мне мой ридикюль, я хотела бы привести себя в порядок? – попросила Лиза.

– Конечно! И я пришлю горничную, она принесёт вам что-нибудь, чтобы переодеться на ночь. Хотите умыться?

Де Вилье кивнула, роясь в своем дамском мешочке, что подала ей со стола Мария, и вдруг застыла в немом ужасе.

– Что? – заметила это выражение лица хозяйка. – Что ещё случилось?

– Кольцо! Его здесь нет!

– Я не видела его, – отвечала Мария. – Даже не представляю, как оно выглядит. Вы, вероятно, так быстро потеряли сознание, что не успели забрать его у магистра?

Она позвонила в колокольчик и явившимся слугам дала распоряжения и на счёт белья, и по поводу поисков кольца.

Корделаки, уже почти заскучавший за закусочным столиком, заметил поднявшийся в доме переполох. Он только успел встряхнуться, исполнившись любопытством, как из дверей спальни к нему вышла сама баронесса.

– Этот бурный день никогда не кончится! – сказала она графу.

– Согласен! Пусть он длится вечно, лишь бы быть рядом с вами, – Корделаки чмокнул руку, протягивающую ему листок бумаги.

– Сейчас не до комплиментов. Поезжайте по этому адресу, постарайтесь не напугать родственников нашей подопечной. Легенда такая – загулялись, заговорились, осталась в гостях. Ни слова об обмороке! Всё легко и этак по-гусарски. Ну, вы умеете!

– Благодарю за доверие, мадам!

Тут к ним приблизился старенький дворецкий, осколок прошлых веков и правил.

– Что там, Гаврила Никодимыч, нашли? – баронесса явно относилась к старому слуге с почтением.

– Никак нет, барыня! Весь будуар перевернули. Все залы и лестницы осмотрели. Ковры поднимали. Нет, как нет никакого кольца! Другое что – вот то обнаружили!

– Что другое? Что это? Где нашли? – хозяйка взяла протянутый ей в виде свёрнутого свитка листок бумаги.

– Записка, по всей вероятности, – докладывал дворецкий. – Вскрыть не посмели, барыня. Нашли заткнутой за колчан охальника, прости господи!

Корделаки вопросительно посмотрел на Турееву, пока она бегло просматривала строчки послания.

– Ну, это подождёт до завтра, – решила она о письме. – Вот, как всё закрутилось-то, а, Никодимыч? Что вы так смотрите на меня, Корделаки? «Охальник» – это посланник обещанной магистром Венеры, она не дремлет уже, как видите. Ступай, Никодимыч! – отпустила она слугу.

– И я посланник, и он посланник… – пытался шутить граф. – Да! События устремились бурным потоком. То ли ещё будет!

– Вы видели у подножия лестницы скульптуру? – спросила баронесса. – Это дар моего свёкра – ещё во времена его знакомства с графом Юсуповым, он упросил того снять копию. Я так восхищалась этой композицией, что он подарил нам её к свадьбе. Никодимыч называет её «срамом» и запрещает стирать пыль в вестибюле незамужним горничным, «дабы не глазели».

– Амур, пробуждающий поцелуем Психею?

– Да-да, именно.

– Вы знаете, баронесса, а в чём-то я с Никодимычем согласен.

– Ах, граф! Припомните лучше, что вы ещё молоды и полны сил!

– Ваше пожелание как-то связано с сюжетом упомянутой скульптурной группы?

– Пфуй! Что это вы сегодня пошлите, граф? – поморщилась Мария Францевна. – Моё пожелание связано с тем, что вам предстоит съездить не в один, а в два адреса. Успокоив родственников мадемуазель де Вилье, вы отправитесь на постоялый двор у заставы и разбудите нашего магистра. Во всяком случае, вы должны успеть переговорить с ним до его отъезда из города, он собирался выезжать со светом, оттого и ночевал уже не здесь. Вероятно, по растерянности он прихватил с собой перстень, по которому делал предсказанье. Привезите кольцо сюда, голубчик, пока мадемуазель де Вилье находится у меня. Я вас не очень загрузила поручениями?

– Отвечу словами корнета. Я всегда к вашим услугам, мадам! – и Корделаки резво сбежал по лестнице.

***

Корделаки ехал верхом неспешным шагом по ночным улицам города. Отчетливо слышны были в тишине все четыре удара копыт о мостовую. Размеренный цокот стал чуть глуше, когда он проезжал по плашкоутному мосту, Васильевский остров остался позади. Ехать было недалеко – нужно было лишь миновать Исаакиевскую площадь, да свернуть в переулок. Старый собор уже разобрали, а новый только начинали возводить – кроме забора, окружающего место строительства, ничего нельзя было разглядеть.

А город оказался не так пуст, как думалось в начале пути. Вот навстречу всаднику показались редкие прохожие – двое подвыпивших мужиков что-то возбуждённо продолжали обсуждать прямо на ходу. Чуть позже Илье Казимировичу встретилась иная пара – тётка, одетая наспех, явно спросонья, тащила за шиворот упирающегося подростка. Тот постоянно оглядывался, и тогда она давала ему подзатыльник. Корделаки проследил за направлением любопытствующего мальчишеского взгляда, и сам явственно увидел, что небо за домами цвет имеет гораздо светлее, чем положено ему быть в столь поздний час. Тут, вылетев у него из-за спины, со звоном промчались мимо две пожарные подводы подряд и в происхождении зарева не осталось больше никаких сомнений. «Вот же не повезло кому-то!» – с неясной тревогой подумал наш посланец, и теперь ударов копыт стало слышно лишь по два – он пустил коня рысью.

Подъехав к указанной улице, Илья Казимирович увидел нужную ему ограду – чугунные ворота её были нараспашку, вокруг стояла толпа зевак, а во дворе усадьбы де Вилье раздавались крики, валил клубами дым и царила невообразимая суета. Горели они. Посреди размеренной работы пожарной команды, бестолкового мельтешения слуг и дворовых, стоял посреди двора, застыв в неподвижности, седой, но не старый ещё мужчина и с ужасом смотрел на вырывающееся из окон флигеля пламя. Вокруг него суетилась молодая дама в накинутом на ночное одеяние капоте, пытаясь увести его в дом.

– Михель! Пойдём, ты простудишься. Всё равно ничем помочь нельзя, делается всё возможное. О, боже! Если б знать! К бесу все эти ковры и сервировку, пусть бы было, как было, – её досада явно была искренней, а не плакала она и держалась только оттого, что опасалась ещё больше расстроить своего спутника. – Жила бы с нами! Это всё я, это всё из-за меня. А так – она всё одна, да одна. Гадала, небось, как всегда, вот свечку и не затушила…

– Иди, Лизонька, иди. Я тут постою, – совершенно не слыша, что ему говорит жена, оцепенело продолжал своё наблюдение кошмара обезумевший отец. А, по всей вероятности, это был именно он.

Корделаки понял, что несмотря на трагедию, ему придётся вмешаться. Он спрыгнул с седла на землю и не дождавшись никого из прислуги, сам привязал коня к прутьям ограды – тот мог взбрыкнуть и убежать от вида огня. Корделаки решительно подошёл к супружеской паре.

– Прошу прощения за визит не ко времени, но, думаю, моё сообщение будет сейчас как нельзя кстати, – Корделаки приветствовал пару, на миг опустив голову в поклоне. – Я имею честь разговаривать с бароном де Вилье, хозяином дома?

– Что вам нужно от него сейчас, молодой человек? Кто вы? Вы видите, у нас несчастье! – молодая дама всячески защищала мужа от новых потрясений. – Вы так не вовремя! Что за дела могут быть среди ночи?

– Простите, мадам! Я не представился. Илья Казимирович Корделаки, граф.

– К вашим услугам, граф, – продолжала диалог одна лишь мадам де Вилье, её муж по-прежнему находился в прострации. – Но, может быть, вы заедете в другое время? Пощадите нас. Неужели что-то может быть важнее и срочнее, чем… – и она перешла на шепот: – У барона там осталась дочь. Поймите же его состояние!

В этот момент к ним подбежал брандмейстер.

– Барин! Тётку какую-то вытащить удалось, – доложил он. – Тучная! Живая вроде, дышит. Угорела малость. Ты, барин, скажи – сколь народу в том здании ночует? А? Первый этаж мы прочешем, а на второй уж поздно, не обессудь, не пошлю я своих молодцов – за так сгинут. Это уж как выгорит всё, потом.

– Выгорит всё, – эхом отозвался академик.

– Михель! Михель! – схватила его за локоть и затрясла супруга. – Очнись! Кто ещё ночевал сегодня во флигеле? Вспоминай!

Она вгляделась в опустевшие глаза мужа, и, поняв, что нужны меры действенные, размахнулась и шлёпнула его всей ладошкой по щеке.