– А как ты думаешь, почему он нас с тобой изо всех выбрал? – все еще шептала Лида.
– Не знаю.
– Он еще около Горбатовой полчаса простоял! – сказала Нина.
При упоминании этого имени волшебство момента было нарушено, и девушки, разняв объятия, разошлись по своим местам.
– Ты не любишь ее, Нина? За что? – спросила Лиза.
– Ничего определенного. Она мне просто неприятна, – Нина ладошкой расправляла складки на своем платье. – И, если честно, то я не очень верю, что вчерашние дурочки сами все придумали и обидели Лену. Я думаю, это она их науськивает.
– Нина, Нина! А это вот не стыдно? «Науськивает»! Мы ж не можем только по подозрению плохо говорить о человеке, – Лиза вопросительно посмотрела на Лиду, но, в этом случае та, по всей вероятности, больше была на стороне княжны. А Нина, хлопнув ладошками по коленкам, снова вскочила и направилась к Лизиной кровати:
– А и вправду, противно сплетничать! Хватит! – И, улыбаясь, указала на коробку, – Лиза, а покажи нам еще раз платье, что тебе папа подарил. Ты знаешь, у тебя глаза меняют цвет? Когда ты его надела они стали синими, а не серыми как всегда.
А платье было необыкновенным! Из тончайшей ткани цвета «шампань», длинное, в пол, с открытым по-взрослому декольте, но от плеча к плечу задрапированным кружевами на тон светлее, ниспадающими свободным краем на левую грудь. Справа они были скреплены букетиком великолепно исполненных нежных незабудок, такими же цветами продолжалась перехватывающая талию атласная лента пояса, свисая до пола, и был украшен прилагающийся к наряду кружевной веер. Еще в коробке нашлась пара высоких, выше локтя, доходящих вплотную до пышных рукавов-буфф, перчаток в цвет кружев.
– Я совсем не умею носить перчатки, девочки! – пожаловалась подружкам Лиза. – У меня все выскальзывает из рук и даже, кажется, что я хуже слышу, когда они на руках.
– Фи, Полетаева! – засмеялась вошедшая в этот момент пепиньерка, – Учили Вас, учили. Вы же благородная барышня, что Вам в руках-то носить? Тот веер, да если только театральную программку. И не вздумайте от них отказаться, это немыслимо – с голыми руками. Да и как такую красоту нарушить! Это ж как здесь все друг к другу подходит! Перчатки обязательны. Разрешаю Вам сегодня потренироваться, можете до ужина не снимать их, привыкайте!
Подружки из солидарности тоже достали свои приготовленные для бала принадлежности и до вечера разыгрывали салонных барышень, жеманно передавая из рук в руки различные предметы и сообщая друг другу послания на языке веера.
***
В день праздника за обедом в Институте никто из выпускниц ничего не кушал. Со вчерашнего дня все девушки готовились к балу. Каждая по-своему, конечно. Были и такие, что ели мел для приобретения «интересной бледности», а если удавалось раздобыть, то и пили разбавленный уксус. Кому-то еще утром уложили волосы во взрослые прически приглашенные парикмахеры, а остальные должны были посетить куафюров только после обеда. Бал назначен был как раз в День рождения императрицы Александры Федоровны и девушки с утра отстояли службу и царский молебен. Попечительский совет поздравлял их с окончанием курса Института и поощрял билетами на спектакль «Гензель и Гретель» в новый Николаевский театр, всего несколько дней назад открывшийся премьерой оперы «Жизнь за царя». Постоянной труппы там пока не было, и спектакли давали московские артисты. Пользуясь таким случаем посмотреть на выпускниц съехался весь высший свет города. А вечером был долгожданный бал. Ждали приезда представителя Ведомства Собственной его Императорского Величества Канцелярии по учреждениям Императрицы Марии, который и должен был доставить посланные три дня назад на высочайшее утверждение ее Императорского Величества именные списки выпускниц и табели их оценок.
И вот к гостям по кружевной чугунной лестнице спустилось воинство нежнейших ангелов – плод многолетних усилий и нынешняя гордость всех преподавателей и служителей Института благородных девиц. Зачитан был высочайший рескрипт на имя начальницы Института за личной подписью вдовствующей императрицы Марии Федоровны с припиской: «Пребываю к Вам доброжелательной», Вершинина была растрогана до слез. И при всей торжественности началось оглашение результатов обучения. Награды в этом году получили:
Нина Чиатурия – шифр большого размера,
Елизавета Полетаева – шифр большого размера,
Александра Зарецкая – золотую медаль большого размера,
Екатерина Воскресенская – золотую медаль,
София фон Дрейер – серебряную медаль большого размера,
Лидия Оленина – серебряную медаль большого размера,
Анна Елагина – высочайший подарок, золотой браслет.
Еще пять девочек были награждены книгами. Хотя в этот вечер назвать кого-то из выпускниц «девочками» уже вряд ли кому-либо пришло бы в голову. Девушки, барышни, невесты, красавицы! Еще вчера сидевшие за партами ученицы, сменив форменные платья на бальные наряды в один миг преобразились, и теперь по залу кружило в танце само будущее. Будущее этого города, этой культуры, этой страны. Все надежды, все взгляды родных и гостей, словно лучи театральных прожекторов, были направлены сейчас на эту зефирно-кружевную поросль, которая завтра вольется в общую судьбу, станет частью взрослой жизни, со временем эту жизнь и продолжит. Это потом у них будут разные дороги, счастливые и не очень судьбы, встречи и расставания, успехи и падения. А сегодня каждая была принцессой!
– Лидочка! Поздравляю! Мы с тобой серебряные сестры теперь, – радостно приветствовала медалистку-одноклассницу Сонечка фон Дрейер. – Какой великолепный вечер! А завтра я уже в пути. Давай попрощаемся, подружка моя милая. Не увидимся, может, никогда больше. Ты же остаешься здесь?
– Да, Соня, остаюсь. А ты, домой?
– Домой. Сначала домой. А потом в Петербург. Я решила!
– В столицу? Всё-таки будешь учиться дальше? На Бестужевских курсах?
– Нет, Лидочка. Я в Университет хочу, к Соколову . С этого года девушкам тоже позволено поступать и в университеты, и в институты. Ты ж знаешь, я геологом хочу быть. Ледники, минералы или палеонтология. Другое мне не интересно, – улыбалась Соня.
– Совсем ничего не интересно? А кавалеры? А танцевать? – у Лиды на рукаве был повязан траурный бант и ее, конечно, не приглашали.
– Нет, я лучше с тобой посижу. А вот и наши птички! – К ним шумной стайкой приближались только что танцевавшие Лиза, Нина, Шура и Катя.
– А Анюта-то, Анюта! Она с этим офицером уже третий танец в паре!
– Девочки, не сплетничайте. А сами-то, сами! То одна с брюнетом, другая с блондином, то наоборот!
– А Лизу ее подсказывальщик тоже дважды приглашал!
– Нет, нет, душечки! Дважды – это прилично, тем более что не подряд – я ж между тем еще мазурку с нашим Аполлоном танцевала! – Лиза понизила голос: – А что за кавалер у Тани Горбатовой? Вы заметили?
– Не люблю молодых людей, которые интересничают! – Нина то ли действительно что-то могла разглядеть в человеке с первой встречи, то ли просто отвергала все антипатичное ей или близкое к нему.
– А он «интересничает»? Нина, да тебе просто не нравится, что он с Татьяной. А он… Симпатичный. И какой-то загадочный.
– Просто «разочарованный принц» собственной персоной! Да, Полетаева, не думала я, что длинная челка да темные глаза – это все, что нужно, чтобы поразить твое воображение. Но, принцесса, возвращайтесь из мира грёз, к Вам следует Ваш давешний художник. Он нарисует Ваш портрет!
– И снова пригласит на танец!
– Ну, вас, душечки! Он не художник, а архитектор!
– Тогда он построит тебе сказочный замок! – уже шепотом, чтобы не услышал Борцов, подшутила над подружкой Нина, и Лиза тут же вновь закружилась в вальсе.
– Ваша подруга как-то осуждающе на меня смотрит, – вальсируя, заметил Лев Александрович, – Вы обо мне сейчас с ней говорили?
– Нет, Лев Александрович, – улыбалась в ответ Лиза, – она говорила мне, что я принцесса в мире грёз и чтобы я оттуда возвращалась.
– Да, в этих милых голубых цветах Вы чем-то можете ее напомнить. Но я Вам ее покажу, когда откроется Выставка, и Вы поймете сами, что Вы – лучше! Она холодная как хрусталь, вся в ароматах ядовитых лилий, а Вы – живая и настоящая!
– Не говорите мне комплиментов, Лев Александрович, Вы меня смущаете. А кто такая «она»?
– Как, Вы не слышали? Да, Лиза, Вам теперь предстоит множество открытий, как истинной принцессе после заточения в башне. Зимой в Петербурге была шумная премьера, все как с ума посходили по «Принцессе Грёзе», даже шоколад с таким названием выпущен, говорят. А все издания пьесы разлетелись по рукам в одно мгновение. Во Франции в этой роли блистала Сара Бернар , у нас – Яворская .
К тебе одной мечты мои летят,
О, дивная принцесса Триполиса,
В чьем имени сокрыл свой аромат
Цветок полей, душистая мелисса!
Ужель умру, и мне не принесет