– Знаешь, мне в женщинах всегда больше нравились глаза, – снова этот ехидный тон. С подковырочкой. Боже, как же я его ненавижу.
– Согласна, женщина без глаз гораздо страшнее женщины без груди, – рявкнула я, отбрасывая в сторону чертовы ножницы. Схватила пальцами ткань и со всей силы дернула ее в стороны. Футболка затрещала, и распалась на два лоскута. Погодский всхрапнул, как орловский рысак и вырубился.
Рана на плече мне не понравилась. Воспалившаяся кожа, покрытая запекшейся кровяной коркой, горела, под моими пальцами. И самое страшное – пуля прошла на вылет, и теперь в плече красавчика зияла дыра. С одной стороны меня это порадовало – не придется ковыряться в распухшем мясе в поисках чертовой пули. С другой – я прекрасно осознавала – тут нужен врач и чем скорее, тем лучше.
– Эй, ты зашивай Тоху скорее, – я вздрогнула и выронила из пальцев ватный тампон. Черт возьми, эта малышка подкралась, как маленькая кошечка на мягких лапках и теперь стояла рядом, рассматривая рану на теле отца, словно это было что – то совсем обычное, сродни укусу комара. В руках девчонка держала бутылку дорогущего виски, которое я в жизни никогда не пробовала и не попробовала бы, потому что для того, чтобы его купить, мне пришлось бы продать почку.
– Антисептик нужен, антибиотики. Обколоть бы надо новокаином рану, – заблеяла я. Соня подошла к бесчувственному Синоптику и принялась откручивать крышку с бутылки. – Эй. Ты маленькая еще. Не смей пить.
Девочка не сводила с меня пытливого взгляда, явно читая по губам, то, что я ей говорю. Последний мой месседж ее явно повеселил. Соня улыбнулась, показав белые зубки, а потом резко сорвала пробку и перевернула бутыль на рану в плече отца. Крик, который издал Погодский, пришпилил меня к месту.
– Ну, давай, быстро, – приказала малявка и я подчинилась. Впервые подчинилась с первого раза, не споря, не думая ни о чем. Рванула вперед, зажав пальцами иглу.
Вы когда-нибудь пробовали шить человеческую кожу штопальной иглой. Тупой штопальной дурацкой иглой, истекая, заливающим глаза потом, и молясь при этом всем богам вселенной, под пристальным взглядом девочки – подростка, выдувающей пузыри из жевательной резинки. Нет?
Я вас умоляю, не пробуйте. Даже не думайте о таком занятии. Ни при каких обстоятельствах. Это неблагородно, не эстетично и отвратительно в конце концов.
– Эй. Ты куда? – крикнула мне в спину девчонка, когда я, сделав последний стежок, ломанулась в кухню, больше не в силах сдерживать рвотные позывы. Ну, да. Обычно люди при такой оказии бегут в туалет. Но где находится кухня я приблизительно знала, а вот уголок задумчивости в этой избушке, был для меня тайной за семью замками.
Распахнула шкафчик под мойкой и согнулась над мусорным ведром.
– Слабачка, – констатировала «мелкая». Интересно, как у нее получается так незаметно подкрадываться? – Ну, ты тут заканчивай, давай и возвращайся. Я Тоху на живот перевернула, с другой стороны тоже надо его заштопать. Антибиотики, кстати, я подготовила. Сделаешь инъекцию.
– Вот сама и делай, – буркнула я, вытирая тыльной стороной руки, губы. Малышка не обратила внимания на мои слова, не смогла прочесть по губам. Развернулась и пошла к холодильнику, из которого выудила рожок мороженого. Ну и нервы у ребенка. Ее что, снежная королева рожала? Хотя, с таким то отцом… Стоп, с чего я взяла, что Погодский является ей папашей. Просто априори. Потому что он с ней живет под одной крышей. Может просто брат, или опекун. Или как в фильме «Леон», она его ученица, желающая перемочить убийц своей матери к чертям собачьим. А Синоптик ее «сенсей». Черт, ну и мысли лезут в мой измученный мозг.
– Почему ты зовешь отца Тохой? – сдавленно спросила я, уставившись в лицо Сони, и стараясь, как можно медленнее произносить слова, чтобы ей было легче меня понять.
– Ты что, инвалид детства по развитию? – хихикнула Сонечка, лизнув розовым язычком пломбир? – И где только папуля вас находит таких?
– Не поняла, – икнула я в животе забурлило. Я вдруг поняла, что страшно голодна. Ну да, вот такой у меня организм.
– Ну, говоришь ты медленно, как имбецилка во втором поколении. Вопросы задаешь дурацкие, в то время, как у тебя в соседней комнате раненый скоро отдуплиться от потери крови и сепсиса, – начала перечислять эта маленькая нахалка. Да уж, от осинки не родятся апельсинки. Прав народ.
– Я для тебя старалась, между прочим, – зло рыкнула я.
– А не нужно было, – хмыкнула Соня, – я не собираюсь дружить с очередным Тохиным увлечением. Хотя, честно говоря, меня удивили спецэффекты с которыми вы появились. Раньше то красавчик сражал дешевых баб харизмой и обаянием. Дырка в плече – это что-то абсолютно новое и неизведанное. И ведро сама вынесешь. Не барыня.
– Соня, послушай, – начала было я, но девчонки и след простыл, спустя минуту я снова услышала стрельбу и звуки компьютерного боя. Да уж, занесло меня в какое-то королевство абсурда. Вздохнула и пошла в «операционную».
Антон лежал на животе, мелкая паразитка не обманула. По белоснежной простыне растеклось отвратительное кровавое пятно. Я задержала дыхание и стараясь не дышать взяла в руки бутылку с остатками виски. Подумала и сделала приличный глоток из нее. В голове зашумело, когда огненная вода камнем упала в пустой желудок. Стало весело и не так страшно. Я перевернула остатки пойла на рваную рану, ожидая очередного крика боли, но Погодский даже не шелохнулся. Вот тут мне стало страшно до одури. Прислушалась. Вроде дышит, правда слабо и хрипло, но тем не менее. Взяла ватный тампон, и начала очищать кожу возле раны. Под слоем запекшейся крови я обнаружила татуировки и хихикнула. Крыло ангела, пробитое пулей Аллесгута, прямо посредине. Жаль, слишком искусен был мастер. Татуировка словно сошла с полотен великого мастера. Тонко прописанные линии, жаль даже портить такую красоту. Но Соня права – мужика надо спасать. И придется идти на жертвы. Я вставила в игольное ушко капроновую нить, и принялась за шитье.