Калипсо

– Мы можем поговорить об этом в другой раз? Я не хочу сейчас.

– Ну нет так нет. О чем тогда поболтаем?

– Если хочешь, можешь зайти.

Над столом сына висела фотография собора в Трумсе. Якоб с Софией жили там, пока их отчим не был назначен директором Департамента образования и семья не вернулась в Осло. Треугольное здание церкви со стеклянным фасадом и тонким крестом светилось в зимней ночи. В углу между стеклом и рамкой было втиснуто маленькое фото. Пухлая, приветливая девочка со множеством мелких косичек и веснушками.

– Кто это?

– Никто.

– Никто?

– Да так, одна девчонка в школе. Ирене.

– Вот как, – выдавил Фредрик. – Что играешь?

Якоб закатил глаза. Надел наушники и поднял с кровати неестественно огромную скрипку.

– Кое-что из Брамса. Я аккомпанирую со слуха, – объяснил он, как будто отец явился из Средневековья.

– Можно послушать?

– Тогда сиди тихо, – сказал Якоб, закрыл глаза и стал раскачиваться. Он был почти на голову ниже отца, но мощнее в плечах, полнее телом, фигура досталась от матери. Уже почти взрослый, но только почти. Звук альта был злой, резкий и смелый.

Закончив играть, Якоб остался сидеть в наушниках.

– Теперь можешь идти.

В спальне Фредрика было темно, лишь плоский телевизор перед кроватью освещал пол и стены. Синим и желтым, теми же цветами, что и в студии дебатов на экране. Примерно год прошел с тех пор, как премьер-министром стал Симон Рибе. Теперь лидер партии Хейре стоял и, прищурив один глаз, поучал своих политических противников, рассказывая об оборонной политике. Когда Фредрик скользнул взглядом по экрану, Беттина приглушила звук. Демонстративно вздохнула, когда он не отреагировал. В его голове все еще звучала мрачная и в то же время прекрасная мелодия, которую играл Якоб. Фредрик согнал Кресус с постели. Сел рядом с Беттиной, и она, как обычно, положила голову ему на грудь. Взяла его член. Под темными волосами он различил бледную кожу головы. Он положил руку ей на плечо, на исказившуюся татуировку с орлом, которая всегда так портила ему настроение.

– Хочешь поговорить об этом? – спросила она.

– О бюджете на оборону?

– Нет, – раздраженно ответила она.

Нет. Он не хотел говорить об этом.

Беттина села на него сверху. Он закрыл глаза, но у него ничего не получилось.

Глава 6

Безжизненное тело в кожаных тапочках лежало на белой мокрой пленке в позе эмбриона.

Может быть, это иссиня-черные вены на затылке вызвали такую ассоциацию. Может быть, поза зародыша. Кроме всего прочего, труп был зажат под крышкой багажника машины. Большой машины, но даже в «БМВ» не рассчитывали, что в багажнике будут провозить людей.

Может быть, дело было в граблях, лежавших рядом с трупом. Или просто вся эта кровь и грязь из тела, вытекшая на белую пленку, создавала подобное впечатление. Эта сволочь – аборт самой жизни, и Каин нес ответственность за это выскребание.

Каин поднял руки. Вены на руках вздулись. Хотя темнота уже давно наступила, небо над городом озарялось желтым и оранжевым светом, отраженным от уличных фонарей и домов. Отблески подсвечивали его руки. Но только слегка. Здесь, на вершине, в Грурутдален ночь была практически черной.

Под деснами болели шейки зубов. Сердце выскакивало из груди. Он достал пачку жвачки из кармана тесных джинсов. Ментол должен усилить слюноотделение. Какие странные эти последствия амфетамина. Он потел. В паху и под мышками, спина и лоб тоже были липкими. Он ощущал сытость, но в животе урчало, и он без остановки испускал газы. Равномерные, вонючие струйки. Рот казался высушенным, словно он пожевал газетную бумагу. Опухшие глаза. То, что должно быть мокрым, было сухим, а то, что должно было быть сухим, было мокрым. Все шиворот-навыворот. Или наоборот. Это неважно. Он раскроил череп. Без звука.

Каин был сильным, но поднимать мертвое тело всегда тяжело. Он все еще помнил первый раз. Было лето, восьмидесятые, и Каин только что прибыл в Крагере на катере. Внутри биотуалета был надежно закреплен блок с двумя тысячами девятьюстами восьмью граммами кокаина. Девяносто два грамма нашли место в подкладке мятно-зеленой куртки Каина от «Лакост». Ему не пришло в голову, что тот же ублюдок, что махал ему на прощание в Роттердаме, будет ждать его с этим чертовым граммажем на пристани в Крагере. Его звали Масляный Туре, потому что он всегда был мягким и уступчивым. Он попытался снести башку Каину из люгера. И у него бы это получилось, если бы не оказалось, что пистолетом не пользовались с военных времен. Интерес к истории Масляного Туре стал его погибелью. Оружие оторвало ему руку, и Каин не видел причин, чтобы не прикончить его.

Из этого эпизода Каин вынес четыре урока. Во-первых, всегда следует отличать оружие от сувениров. Во-вторых, наркоконтрабандисты не любят, когда их дурят. В-третьих, как правило, у тебя есть всего одна попытка, если ты решился убить кого-то. И в-четвертых, у мертвецов нет никакой взаимосвязи частей тела. Просто узлы, без сопротивления, без мышечного напряжения, и без всякого уважения к себе или другим, когда кишечник опустошается, а горло клокочет, когда легкие сжимаются и внутренности разрушаются.

Поэтому Каин крепко схватил тело. Одной рукой под колени, второй под мышки. Еле-еле смог ухватиться за искусственную руку. Запах, ударивший в нос, был отвратителен, парню уже давно следовало бы лежать в земле. На дне люка Каин различил трубу и вентиль; тело ударилось о сталь с душераздирающим звуком. Он повернул задвижку люка на место; звук был похож на бой церковных часов, когда крышка вошла в паз люка. Не совсем священная земля, но и Каин был не особенно религиозным человеком. Для этого он слишком долго жил. Из земли ты восстанешь снова? Смерть есть смерть. Так он считал, исходя из своего опыта.

Вернувшись к машине, он закрыл багажник. Подождал щелчка. Потом подошел к пассажирскому месту и положил руки на крышу. Наклонил голову и выдохнул. Сердце все еще бешено колотилось. В отражении зеркала заднего вида он видел, как большие, тяжелые снежные хлопья ложились на волосы и таяли на бледной коже головы в тех местах, где светлые пряди уже не закрывали ее.

Опять шел снег. Скоро осень превратится в зиму. Он пернул и сел в машину.

Нет двух идентичных снежинок, подумал он, посмотрев на сидевшего рядом.

Глава 7

Фредрика разбудил пронзительный храп Беттины и собственные темные мысли. В одиночестве он выпил кофе. Отметил, что одурманенность от антидепрессантов наконец спала. Он пролистал «Дагенс Нэрингслив», прочитал содержание, но глаз ни за что не зацепился. Услышав возню в спальне, натянул на ноги ботинки. Машинальным движением потянулся за тростью, всегда стоявшей у двери, но ее там не оказалось. Вельветовую куртку он надел, уже спускаясь с лестницы.

На самом деле ему и не нужна была эта трость. Прошло почти полтора года с того дня, когда его покалечило во время взрыва в больнице Уллевол, около палаты человека, которого они взяли после бойни в общине в Маридалене. Но трость была трофеем, и Фредрику нравилось собственное отражение в витринах магазинов, когда он шел по Бугстадвейен. Трость эбенового дерева с шишковатой, округлой рукояткой и стальным наконечником придавала ему какой-то особенный, вневременной вид, как ему казалось. К сожалению, он куда-то подевал ее и понятия не имел, куда.

Теперь вместо этого он видел отражение своей долговязой фигуры, припадающей на ногу. Больное левое колено придавало ему эту особенность, как напоминание о дне смерти Фрикка.

Фасад здания полиции сливался с небом над Энерхаугеном. Снег превратился в грязную слякоть, а в городе запахло выхлопными газами.

На письменном столе его ждала записка. Фредрик сразу узнал угловатый почерк. Да и само сообщение многое говорило об отправителе. «Мой офис. Сейчас».

Дверь в приемную начальника полицейского управления Тронда Антона Неме была открыта. Фредрик знал, что секретарша еще не пришла, потому что она – его сожительница, Беттина. Они познакомились на рабочем семинаре. Трахались как дикие псы, пока замминистра вещал коллегам о ценности измеримых результатов. Измеримым результатом было, во всяком случае, то, что Фредрик стоял здесь сейчас. Другого объяснения быть не могло. Начальник не имел привычки вызывать на разговор подчиненных после болезни. Видимо, Беттина разболтала, и Фредрик проклинал ее за это.

– Бейер.

Грубо очерченная фигура показалась за дверью. Решительным кивком начальник пригласил Фредрика внутрь. Неме показал на кресло у письменного стола. На таком сиденье не предполагается чувствовать себя комфортно.

– Кофе?

Следователь покачал головой. Он уже выпил кружку крепкого кофе из автомата в коридоре.

Неме налил себе и перегнулся через стол. Прищурившись, изучил Фредрика.

– Ты здоров?

И до того, как Фредрик успел ответить, продолжил:

– В свое время, когда я еще учился, я проходил практику в участке на острове Трумея рядом с Арендалом. Местный участковый, его звали Шае, был мощным, отличным констеблем. Хорошо знал местную среду, честный и способный следователь, крутой, когда требовалось. Достойный человек.

Неме положил большой палец в ямку на подбородке.

– Однажды он не пришел на работу. Как самого молодого меня послали к нему домой. Он жил в белом маленьком южнонорвежском домике. Шае не ответил, когда я позвонил в дверь. Я заметил, что вода была подключена к садовому шлангу, а шланг просунут в щель в окне спальни. И оттуда шел странный звук. Поэтому я вломился в дом. Там я и нашел его. В спальне.