Она ворвалась в квартиру, пролетела по коридору, отметила горящую люстру и свет в кухне и распахнула дверь в крошечную спальню. На миг застыла на пороге и, уронив увесистую торбу, тяжело осела на пол. Сидела, выпучив глаза, хватая воздух по-рыбьи раскрытым ртом, прижав к сердцу руку. Разлетелись по полу ключи, монетки, косметика, шоколадка и пластиковая заколка для волос. Разлетелись какие-то бумажки и несколько мятых купюр.
Горел торшер под красным абажуром, где-то работал телевизор и капала вода из крана. Тишина квартиры впитала и втянула в себя всякие мелкие звуки и звучки, стала густой и тягучей; неприятный затхлый запах старых вещей органично сочетался с ней; красный полумрак в спальне был вполне тошнотворен. И тошнотворным было зрелище обнаженного человека на разобранной кровати. Запрокинутая голова, разбросанные в стороны руки и общая неподвижность не оставляли сомнения, что человек был мертв. Кожа его была слишком белой, до синевы, мускулы рук и ног, казалось, были напряжены; белое постельное белье казалось красным в свете торшера…
…Майор Мельник поднялся на третий этаж, тяжело уставился на толстую растрепанную женщину в расстегнутой пестрой блузке – она поджидала его, прислонившись к стене. Вы, спросил он, и она кивнула, облизнув сухие губы. Где, спросил майор Мельник, и она дернула головой на дверь. Понятно, сказал он и толкнул дверь.
Майор Мельник был мрачным, очень спокойным и немногословным опером, много повидавшим за свою оперативную карьеру. Он никогда не удивлялся и не улыбался, от его пытливого взгляда не ускользала ни малейшая мелочь, он умел слушать и задавать вопросы. Причем задавал он их не только словами, а еще вздергиванием бровей, почесыванием носа, наклоном головы, и было сразу видно, что он не верит, сомневается или предлагает уточнить сказанное. Прозвище у него было Робокоп из-за манеры сидеть неподвижно и напряженно думать. Стороннему наблюдателю казалось, он видит, как размеренно и неторопливо вращаются шестеренки и всякие колесики в крупной голове майора.
Майор Мельник был крупным молчаливым мужчиной с тяжелым испытующим взглядом. Попав под прицел его взгляда, даже невиновный человек, еще минуту назад вполне благополучный и уверенный в себе, тут же поднял бы руки вверх и сдался в плен без единого выстрела.
Майор Мельник никогда не улыбался. Майор Мельник был нетороплив, спокоен, пил умеренно, взяв след, уже не сворачивал в сторону и не торопясь шел к финишу. Была у него особенность, о которой ходили анекдоты: обостренное чувство времени. Он никогда не говорил, допустим, выходя в кафешку по соседству, вернусь через пятнадцать минут, а уточнял: вернусь через четырнадцать с половиной. Коллеги неоднократно бились об заклад, и те, кто сомневался, проигрывали: майор Мельник возвращался ровно через четырнадцать с половиной минут.
Он прошел через прихожую, заглянул в кухню, отметил, что везде горит свет, несмотря на середину дня. Прошел через гостиную и встал на пороге спальни. Из-за его плеча выглядывал судмедэксперт Лисица, маленький седенький старичок-боровичок, бодрый и свежий как всегда, оптимист по жизни, благоухающий хорошей туалетной водой и свежевыглаженной рубашкой.
Из-за красноватого света торшера спальня казалась гротом. На красных простынях лежал мужчина. Лисица издал звук, похожий на кряканье, похоже, у него перехватило дыхание.
Мужчина был обнажен – тело его неприятно белело на красном, – с руками, привязанными к спинке кровати; голова его была неестественно свернута набок, глаза уставились в угол комнаты, рот мучительно оскален…
– Это ваш родственник? – спросил Мельник женщину; бледная, с вытаращенными глазами, она смотрела бессмысленно и явно не понимала. – Воды? – Она все еще не понимала. – Кто вы такая? Как попали в квартиру?
– Это моя квартира, я сдаю… – Она облизнула сухие губы. – Есть договор… ага.
– Имя?
– Чье?
– Ваше. Документы есть?
– Есть! – Она засуетилась, раскрыла торбу, достала паспорт. – Вот! Галина Андреевна Крутовая, на пенсии… ага, не работаю… уже пять лет, иногда подрабатываю… – Полуоткрыв рот от напряжения, она уставилась на него в упор, боясь пропустить хоть слово.
Майор Мельник перелистал паспорт, поднял на нее тяжелый взгляд:
– Как зовут жильца?
– Леня… Леонид Семенович Краснов. У меня документ есть… договор! И паспортные данные… все!
– Как давно он снимает квартиру?
– Четыре месяца… будет через неделю, заехал в конце апреля, двадцатого числа. Я вообще-то мужикам не сдаю, загадят, неряхи, девок водят, пьянки-гулянки… в смысле, беру всегда девочек, а тут знакомый попросил… – Она снова облизнула губы и поправила волосы; на скулах появился румянец; она все время сглатывала и поводила шеей.
– Кто?
– Боря Крючков, бармен… раньше работали вместе, в ресторане «Прадо», я поваром, он барменом, только… – Она осеклась.
– Что?
– Ну… всякое говорили, знаете, какие люди, сбрешут и не почешутся… черноротые… вроде кинул он кого-то на бабки… – промямлила она, ежась под пристальным взглядом майора; на лице ее рисовалась досада, она жалела, что распустила язык, но удержаться не могла – ей нужно было выговориться, ее била дрожь, слова вылетали сами, ее несло. – Ну типа… не знаю точно, говорили, что-то вроде с менеджером не поделили, и его… в смысле, ушел. Он ничего, только пьющий, ага… а так нормальный. – Стремясь унять дрожь, она сцепила пальцы.
– Где его можно найти?
– В «Сове»… в смысле «Белая сова», ресторан… ночной типа. По сменам… ага.
– Воды? – тяжело спросил майор Мельник, сверля ее неприятным взглядом исподлобья.
– Чего? – испугалась она.
– Водички не хотите?
– А! Нет… спасибо. Да! Выпью… я сама, можно?
Она тяжело поднялась, шагнула к буфету, достала чашку. Майор Мельник смотрел, как она пьет, шумно глотая, оживая на глазах, как пойманная рыба. Она ему не нравилась – хабалка, крикливая скандалистка, чума для соседей, но это к делу не относилось, она могла быть какой угодно. Она не убийца… во всяком случае, вряд ли.
– Что вы знаете о жильце?
– Он приезжий, вроде за границей жил, говорил, работал по компьютерам, этим… программистом! Вроде в Чехословакии, ага. Вернулся, говорил, надоело, народ неприветливый, одни жлобы, за копейку удавятся, менты… в смысле полиция всюду лезет, ни посидеть нормально, ни погулять… Он там тоже снимал, комнату, а у меня за те же бабки вся квартира. Вот он и вернулся.
– Он работал?
Она нахмурилась.
– Нет вроде. И задолжал за два месяца. Говорил, вот-вот устроюсь, уже есть хорошее место, чтобы я сердце не рвала… ага. Я и пришла, звоню-звоню, а он не открывает. У меня есть ключ, но я ж хотела по-людски, а он не открывает…
– Во сколько это было?
– Часов? Наверное, десять с минутами. Он еще спит в такое время, он рано не встает, я с утречка, чтоб застать. А дверь-то была открытая, как сквозняк дунул, она и щелкнула. Я еще подумала, что он забыл запереть, охламон, так весь дом вынесут, заскакиваю, а тут везде свет горит, бегу в кухню, никого нету, в залу, тоже никого, в спальню, а он там… я чуть умом не тронулась! Стою, глазам своим не верю! В страшном сне такое… мамочки родные! Сердце выскакивает! Голый… ну совсем без ничего, привязанный… как в кино, и смотрит в угол. И красный свет… торшер горит. – Она прижимает ладони к щекам. – Век не забуду! Стою, как прикипела, а потом вдруг повело, я хватаюсь за дверь, чувствую, сердце останавливается… Кое-как я оттуда ходу, в зале достаю телефон и ну вам звонить… а сама слушаю, а вдруг он там шевелится… а потом меня как по голове хватило, а вдруг кто живой есть в квартире, я ходу оттуда! Вас на лестнице дожидалась…
– Где его документы?
– В серванте должно, больше негде… достать?
– Мы сами. – Он кивнул парню в черной куртке; тот стал вытаскивать ящики серванта и рассматривать содержимое. Взяв за уголок паспорт, он передал его майору. Тот перелистнул. Леонид Семенович Краснов, тридцать пять, местный уроженец.
– Девушки к нему ходили? – спросил майор Мельник. – Или парни?
Женщина, раскрыв рот от напряжения, всматривалась в бесстрастное лицо майора.
– В смысле, гулянки? Не было ничего такого! Соседка Анюта, моя давняя подруга, говорила, тихо, пристойно. Приходила девушка… – она понизила голос до шепота, – на ночь! Ну, пришла и ушла. Тихо, ни музыки, ни криков… знаете, как бывает! У меня знакомая сдает, так они, охламоны, чего удумали…
– Галина Андреевна, вы сказали, задолжал за квартиру, так? – Она кивнула и облизнула губы. – Значит, поначалу платил, а потом перестал, и не работал, вы сказали.
– Ну да! Говорил, вот-вот заплотит, ага. Может, нашел работу, не скажу, не знаю. Я ему говорила, ты бы, Леня, делом занялся, специальность у тебя есть, а он говорит, будь спок, тетя Галя… он меня тетя Галя называл, прикалывался вроде, а я его племянничек, будь спок, говорит, уже пошла карта…
– Он играл?
– Да нет вроде, я сама подумала, спрашиваю, ты чего, дурачок, в карты играешь или, не дай бог, в этом… в казино? Смотри, без штанов останешься. А он – никогда не играл и не играю. Я, говорит, в жизнь играю. Во как!
– Что он имел в виду, не знаете?
Она пожимает плечами.