И я живу в подобии застенка.
И хочется кричать: «Начнём сначала,
Не унижая души подозрением», —
Но недоверие пускает жало,
Красуясь, разноцветным оперением.
Весна не в помощь нашим отношеньям.
Не в радость сад, что расцветёт цветами.
Я в лабиринте путаюсь в сомненьях
С потухшим взором, сжатыми губами.
Стена воздвигнута тобой из недоверья,
Из подозрений и самообмана.
И мы не ищем больше примиренья…
Два человека в мареве тумана.
Сомненья, как февральский колкий снег
Сомненья, как февральский колкий снег.
Боль вьюгой заметает чью-то душу.
И ложь, как оползень, захватывает сушу,
Любви уничтожает дивный след.
Новый день встает над царством льдов.
Разлука в нем лишь горестная плата.
В осколках памяти, застывшие два взгляда,
Заледеневшие средь зимних холодов.
Ветра беснуясь, в клочья рвут покой.
Позёмкой снежною, гоняя по асфальту.
Уходит вдаль по замороженному тракту.
Седое прошлое со сгорбленной спиной.
На исходе осени пора
На исходе осени пора.
Что-то пропустила в ней, быть может.
Лижет город дождь и сердце гложет
Мысль о смысле жизни иль тоска.
О друзьях, что стали мне врагами,
Предавая без оглядки, роя ямы,
Не другим, себе. За облаками
Ангелы с потухшими глазами.
Говорят, что на исходе осень.
Грустная пора очарованья.
Но не ей решать прощать иль бросить,
Камень в помутневшее сознанье.
О былом осталось вспоминать.
Мысленно пишу я мемуары.
В жизни было все: и смех, и драмы,
Любовь и ненависть, желание карать.
Карать меня Господь не научил.
Поэтому с улыбкой всех прощала.
Но в сердце, словно нож, вонзили жало,
Все те, кого и Бог-то не простил.
Сквозь открытое окно
Сквозь открытое в ночь окно,
Погружаюсь в прохладу ночную.