Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года

Таким злонамеренным человеком французский император не без оснований считал Марию Фёдоровну. Он называл её своим злейшим врагом. Через год после этих слов уязвленный Наполеон вторгся в Россию. Конечно, наивно думать, что неудачное сватовство было единственной причиной войны. Но это было оскорбление. Он удивлял всех своей способностью прощать. Всё, что угодно. Но не оскорбления.

А Мария Фёдоровна со свойственным ей энтузиазмом принялась помогать раненым, увечным и семьям погибших…

Добавлю только, что, имея представление о характере Екатерины Павловны, можно не сомневаться: если бы Наполеон стал её мужем, он никогда не напал бы на Россию. Но ход истории, как известно, корректировке не поддаётся.

Коль скоро я уже начала писать о несостоявшихся женихах любимой сестры российского императора, забежав вперёд, расскажу, как Екатерина Павловна не стала королевой Англии. Это случилось уже после победы над Наполеоном. Она была вдовой с двумя маленькими детьми. Отдавая должное её уму и проницательности, к тому же желая отвлечь от печальных мыслей (недавно Екатерина потеряла двух самых близких людей), Александр берёт её с собой на Венский конгресс, где она замечает многие важные вещи, ускользнувшие от внимания царственного брата.

После окончания затянувшегося конгресса Александр приглашает сестру с собой в Лондон. Не исключено, что он надеялся: вдруг Екатерине понравится наследник английского престола принц Уэльский (будущий Георг IV), фактически уже несколько лет правивший Англией вместо сошедшего с ума отца, короля Георга III. Но этим надеждам не суждено было сбыться. Екатерину в английском принце раздражало всё: пристрастие к спиртному, дурной вкус, а ещё больше – полное отсутствие признаков хорошего воспитания. Зато третий сын Георга III, Вильгельм (герцог Кларенс), увлёкся русской красавицей всерьёз. Но её предубеждение против англичан уже сложилось. Навсегда. А между тем принц Вильгельм неожиданно (как впоследствии и её брат Николай) после смерти старшего брата станет королём Англии под именем Георга V. Интересно, если бы она могла это предвидеть, изменила бы отношение к претенденту? Ведь Екатерина Павловна была женщиной властной и честолюбивой…

В определённых кругах её нередко называли Екатериной Третьей. Ходили слухи, будто даже существовал план возведения её на престол вместо Александра после его неудач на военном и международном поприще в 1807 году. О ней вообще ходило много слухов…

1 января 1809 года Екатерина Павловна наконец решилась выйти замуж – было объявлено о её помолвке с герцогом Петром Фридрихом Георгом Ольденбургским.

Вот что сообщал своему правительству об этом событии посол Сардинии в Петербурге граф Жозеф де Местр[10 - Имя этого весьма знаменитого в своё время писателя и дипломата сейчас почти забыто, а между тем его слова: «Каждый народ имеет такое правительство, какого заслуживает» – произносил почти каждый, особенно у нас в России, но большинство даже не подозревало, кто автор этих слов.]: «Происхождение жениха самое почётное, ибо он, как и император, принадлежит к Голштинскому дому В прочих отношениях брак неравный, но тем не менее благоразумный и достойный великой княжны… что касается принца… он показался мне исполненным здравого смысла и познаний. Он уже обратил на себя внимание в качестве ревельского генерал-губернатора, он всеми силами старается усвоить русский язык… главная его забота – снискать благорасположение своей новой родины… всякая принцесса, семейство которой пользуется страшной дружбой Наполеона, поступает весьма дельно, выходя замуж даже несколько скромнее, чем имела бы право ожидать… её желание заключается в том, чтобы не оставлять своей семьи и милой ей России, ибо принц поселяется здесь и можно представить, какая блестящая судьба ожидает его!»

Брак оказался на редкость удачным. Герцог был добр, спокоен, деликатен, уступчив, к тому же слыл тонким знатоком искусств, что для Екатерины Павловны было немаловажно.

Император назначил принца Ольденбургского генерал-губернатором трёх лучших российских губерний – Тверской, Ярославской и Новгородской.

О причинах этого назначения существуют разные мнения. Одно: Александр хотел уязвить Наполеона, который оккупировал Ольденбург, принадлежащий Георгию Петровичу (так называли в России принца Ольденбургского), и передал в распоряжение принца территорию, многократно превышающую потерянное им герцогство. Поступок вполне в духе Александра Павловича. Но есть и другая версия: император решил отправить сестру подальше от столицы: разговоры о том, что она справилась бы с управлением государством лучше, чем старший брат, не прекращались. Ему об этих разговорах, разумеется, доносили.

Но как бы то ни было, супруги Ольденбургские покинули Петербург. Местом жительства они выбрали Тверь. Екатерина Павловна прилагала все усилия, чтобы создать в своей «любезной сердцу, милой Твери» настоящий «кусочек Петербурга».

Именно в её тверском салоне Николай Михайлович Карамзин познакомился с императором Александром и совершенно очаровал государя. Благодаря этому знакомству, а значит – благодаря Екатерине Павловне, Карамзин стал своим человеком при дворе и в царской семье. Именно Екатерина попросила историка изложить свои, точнее, их общие взгляды на внутреннюю политику страны и её неотвратимые последствия. В «Записке о древней и новой России», которую она передала брату, Карамзин резко критиковал реформы Сперанского, предупреждая, что они встретят резкий отпор дворянства.

Александр разгневался, но ещё больше – испугался. Он хорошо помнил, чем кончил его отец, покусившийся на вольности дворянства. «Записку» он воспринял не столько как дружеское предупреждение убеждённого монархиста, сколько как завуалированный ультиматум. И – свернул реформы, Михаила Михайловича Сперанского отправил в ссылку и полностью доверился Аракчееву. Правда, последнее вовсе не входило в планы ни Екатерины Павловны, ни Карамзина.

Конец счастливой семейной жизни великой княгини положила война. В первые её дни принц Ольденбургский создает Комитет тверской военной силы, формирует народное ополчение, из которого составляется нескольких пехотных полков и один конный; оборудует лазареты. Уже в августе в русскую армию вливается кавалерийский полк его имени и егерский батальон имени Екатерины Павловны, который она сформировала из своих удельных крестьян. Батальон будет участвовать во всех главных сражениях Отечественной войны и заграничного похода. Из тысячи солдат выживут и вернутся домой только четыреста семнадцать человек… После победы над Наполеоном Екатерина Павловна с горечью скажет: «Всего более сожалею в моей жизни, что я не была мужчиной в 1812 году…»

Этот роковой год принёс много горя и России, и великой княгине Екатерине. Посещая один из организованных им лазаретов, её муж заразился злокачественной горячкой и через несколько дней умер. Ему было двадцать восемь лет. «Я потеряла с ним всё», – писала Екатерина брату.

А чуть раньше император получил от сестры письмо, в котором она, не советуясь, не спрашивая дозволения, уведомила брата, что уже выехала в имение Бориса Андреевича Голицына, в село Симы[11 - Это во Владимирской губернии, неподалёку от Юрьева-Польского.]. В Симах умирал генерал Багратион…

Надо полагать, её привязанность к этому замечательному человеку не изменилась. Несмотря на счастливый брак, на годы разлуки. О причинах, помешавших великой княгине выйти в своё время замуж за любимого, тоже существуют разные мнения, как и почти обо всём, с нею связанном. Мне приходилось читать, якобы Павел I, узнав о романе дочери с генералом, немедленно женил Багратиона на другой Екатерине Павловне – Скавронской. Якобы Пётр Иванович не смог устоять перед красотой предложенной (навязанной) ему невесты и отказался от великой княжны. На Павла Петровича это похоже. О том, что он, не спрашивая согласия жениха и невесты, решил осчастливить Петра Багратиона и Екатерину Скавронскую, известно достоверно. О том, что из этого вышло, я пишу в главе «Александр. Танцующий конгресс. Дела и лица». Но дело происходило в 1800 году. Екатерине Павловне Романовой было двенадцать (!) лет. Едва ли можно поверить в её серьёзный роман со взрослым мужчиной.

По другой версии, роман начался уже после того, как легкомысленная супруга генерала навсегда покинула и мужа, и Россию. Случилось это в 1805 году. Екатерине уже семнадцать лет. Самое время для романа. Тем более для романа с прославленным героем. Она не могла не знать знаменитого каламбура Гаврилы Романовича Державина: «Багратион – Бог рати он!» Как не полюбить его, самого бога войны! И разница в возрасте в этом случае – не помеха.

Если это так, то помехой счастью влюблённых могло быть то, что формально Багратион был женат. Но это препятствие вполне преодолимое – развод в то время был нежелателен, но разрешён. Запретить дочери выйти замуж могла, скорее всего, матушка Мария Фёдоровна. Вероятно, так и было: она рассчитывала на более достойную, на её взгляд, партию.

Но можно предположить, что против этого союза был и венценосный брат. Напомню: он знал, что есть сторонники возведения на трон Екатерины Павловны. Опыт свидетельствовал: свергнуть действующего монарха проще всего с помощью военных. Доказательства тому и братья Орловы, и Пален с Беннигсеном. Так что близость претендентки на престол с решительным и необычайно популярным генералом – реальная угроза его, Александра, власти. Правда, неизвестно, хотела ли сама сестра занять его трон. Может быть, о замыслах группы придворных она даже не подозревала… Тоже очень похожая на правду версия. Только как её совместить с постоянно декларируемым монархом желанием отречься? Лукав был Александр Павлович. Лукав…

Но эта романтическая история – повод рассказать об одном из героев Отечественной войны, человеке выдающемся, память о котором, по счастью, оказалась неподвластна времени.

Был Пётр Иванович Багратион потомком грузинских царей, но сильно обедневшим. О его предках (среди них Давид Строитель, царица Тамар) известно много, а вот о родителях – напротив, почти ничего. Историки не могут прийти к согласию даже относительно точной даты его рождения. Об отце пишут разное: по одной версии, он – полковник русской армии, герой кавказской войны, по другой – едва дослужился до секунд-майора, в боевых действиях не участвовал, служил на невысокой должности в военной комендатуре Кизляра. Зато о том, что армейскую службу князь Пётр начал 21 февраля 1782 года рядовым Астраханского пехотного полка, преобразованного через некоторое время в Кавказский мушкетёрский, известно доподлинно.

Первый боевой опыт приобрёл в 1783 году в неудачной вылазке российского отряда на территорию Чечни. Багратион был захвачен в плен под селением Алды, но затем – по одной версии – выкуплен царским правительством. По другой – отпущен без всякого выкупа в благодарность за услугу (какую – неизвестно), оказанную его батюшкой, князем Иваном Александровичем. Но это, в конце концов, не имеет значения. Важно, что печальный опыт стал наукой: о том, чтобы взять в плен Петра Багратиона, его противники не смели и мечтать. Не зря спустя годы (после крайне неудачного для русской армии Аустерлицкого сражения) Наполеон скажет: «Генералов хороших у России нет, кроме одного Багратиона». Насчёт первой части этой фразы можно, конечно же, поспорить. Что же касается второй – вряд ли кто-то возьмётся возразить.

«Я на всё решусь, чтобы только ещё иметь счастье видеть славу России, и последнюю каплю крови пожертвую её благосостоянию», – говорил князь Багратион. И вся его жизнь, и смерть тоже, были подтверждением искренности этих слов. Он отважно воевал на русско-турецкой войне 1787–1792 годов и в польской кампании 1794 года. Отличился 17 декабря 1788 года при штурме Очакова. В Итальянском и Швейцарском походах Александра Васильевича Суворова в 1799 году Багратион (уже в звании генерала) командовал авангардом союзной армии. Именно тогда проявил он главную свою полководческую особенность: полное хладнокровие в самых трудных, кажущихся безвыходными положениях.

Он был любимцем фельдмаршала. Особое расположение великого полководца, не терпевшего лощёных лицемеров, вызывала прямота бесстрашного грузинского князя. А ещё – его способность совершать невозможное, напоминавшая стареющему полководцу собственную молодость. Потому так часто бросал он Багратиона на самые ответственные участки боя. Он не скрывал восторга перед молодецкой удалью грузинского князя и в свойственной только ему манере лукаво подзадоривал рассказами о подвигах другого доблестного своего любимца, Михаила Милорадовича. Мол, пущай соревнуются! После смерти генералиссимуса именно Багратион и Милорадович, боготворившие своего учителя и командира, да ещё Ермолов не дали армии забыть суворовскую науку побеждать, помогли сохранить высокий боевой дух войск, без которого одолеть Великую армию Наполеона было бы просто невозможно.

А новые командиры, зная, как использовал незабвенный Суворов талант и отвагу Багратиона, тоже ставили князя Петра то в авангард, то в арьергард, в зависимости от того, наступает армия или отступает, – где жарче, где труднее, где опаснее, туда и посылают Багратиона. Так, в 1805 году он прикрывает отступление Кутузова. Чтобы спасти основные силы русской армии под Шенграбеном, во главе шеститысячного отряда даёт бой тридцатитысячной армии французов, а когда получает известие, что отступавшие уже в безопасности, прорывается через окружение и присоединяется к Кутузову. Да ещё приводит с собой пленных. Под Аустерлицем колонна Багратиона (единственная в союзной армии!) выдержала натиск французов. И – парадокс – за проигранное сражение генерал Багратион получает (заслуженно!) орден Святого Георгия II степени.

Слава его была сравнима разве только со славой Суворова и Кутузова. И всего он добился своей отвагой и талантом. Любопытно дошедшее до нас мнение о Багратионе другого прославленного генерала, Алексея Петровича Ермолова, человека осведомлённого и проницательного: «Князь Багратион… Ума тонкого и гибкого, он сделал при дворе сильные связи. Обязательный и приветливый в обращении, он удерживал равных в хороших отношениях, сохранил расположение прежних приятелей… Подчинённый награждался достойно, почитал за счастие служить с ним, всегда боготворил его. Никто из начальников не давал менее чувствовать власть свою; никогда подчинённый не повиновался с большею приятностию. Обхождение его очаровательное! Нетрудно воспользоваться его доверенностию, но только в делах, мало ему известных…

С самых молодых лет без наставника, совершенно без состояния, князь Багратион не имел средств получить воспитание. Одарённый от природы счастливыми способностями, остался он без образования и определился в военную службу. Все понятия о военном ремесле извлекал он из опытов, все суждения о нём из происшествий…

Неустрашим в сражении, равнодушен в опасности… Нравом кроток, несвоеобычлив, щедр до расточительности. Не скор на гнев, всегда готов на примирение. Не помнит зла, вечно помнит благодеяния».

Предвидя нападение Наполеона на Россию (для этого не нужно было обладать выдающейся прозорливостью, достаточно было знать реальную расстановку сил и характеры «действующих лиц»), Багратион разработал план подготовки к отражению агрессии, выдержанный в суворовском наступательном духе. Александр предпочёл другой план – скифскую войну генерала Барклая, которая, в конце концов, и погубила Великую армию. Но цена такой победы для Багратиона и многих офицеров суворовской школы была непереносима, они были унижены позором отступления. А уж сдача Москвы…

«Стыдно носить мундир. Я не понимаю ваших маневров. Мой маневр – искать и бить!» – с яростью и гневом писал он Барклаю, обвиняя того (без малейших оснований!) едва ли не в предательстве. Как это ни печально, но не стоит скрывать: два замечательных полководца, два несомненных патриота не могли найти общего языка. Багратион требовал дать генеральное сражение под Смоленском, а приходилось не атаковать, а отступать, пусть и с боями. Так решил Барклай. И русский грузин Багратион обвинял русского шотландца Барклая-де-Толли: «Вся главная квартира немцами наполнена так, что русскому жить невозможно и толку никакого».

Приходится признать: нелады между генералами были вредны для армии и именно они в большой степени стали причиной отстранения Барклая от должности главнокомандующего. Правда, когда доходило до «важнейших предприятий», оба о распрях забывали и делали общее дело. Безупречно.

И всё-таки Багратион был обижен предпочтением, оказанным государем Барклаю. Александр объясняет своё решение в письме Екатерине Павловне: «Что может делать человек больше, чем следовать своему лучшему убеждению?.. Оно заставило меня назначить Барклая командующим Первой армией на основании репутации, которую он себе составил во время прошлых войн против французов и против шведов. Это убеждение заставило меня думать, что он по своим познаниям выше Багратиона. Когда это убеждение ещё более увеличилось вследствие капитальных ошибок, которые этот последний сделал во время нынешней кампании и которые отчасти повлекли за собой наши неудачи, то я счёл его менее чем когда-либо способным командовать обеими армиями, соединившимися под Смоленском. Хотя и мало довольный тем, что мне пришлось усмотреть в действиях Барклая, я считал его менее плохим, чем тот, в деле стратегии, о которой тот[12 - Багратион.] не имеет никакого понятия».

В определённом смысле император прав: Багратион действительно не оценил необходимость стратегического отступления, благодаря которому и была одержана победа над Наполеоном. Но это не даёт оснований заявлять, что Багратион не имеет никакого понятия о стратегии. Вот Суворов был противоположного мнения, а он, думаю, имел больше прав судить о достоинствах и недостатках военачальников.

Когда наступил, наконец, день генерального сражения, все, от солдата до командующего, следуя традиции, переоделись в чистое бельё, надели парадную форму, ордена, белые перчатки, султаны на кивера. В парадном мундире, с голубой Андреевской лентой через плечо, со звездами орденов Святых Андрея, Георгия и Владимира и многими орденскими крестами в последний раз видели русские воины своего любимого командира. Таким и запомнили.

Багратиону было не привыкать сражаться на самых опасных участках. Именно таким стали при Бородине багратионовы флеши – три линии земляных укреплений, преграждавших путь неприятелю. Командовать французскими силами Наполеон поручил маршалам Даву, Мюрату, Нею и генералу Жюно. В бой за флеши французы вынуждены были бросить пятьдесят тысяч пеших и конных солдат и четыреста орудий. Просил подкреплений и Багратион. С нашей стороны флеши в итоге обороняли около тридцать тысяч пеших и конных солдат при трёхстах орудиях.

Бой шёл шесть часов. Восемь раз французы атаковали неприступные флеши. Войска маршалов Нея и Даву снова и снова шли врукопашную. Багратион не мог не оценить их мужества. «Браво!» – воскликнул он, обращаясь к французским гренадерам, непреклонно шедшим в штыковую атаку, не кланяясь картечи. Это восклицание стало легендой в обеих армиях. А ещё – подтверждением нелепости войны между народами, никогда не испытывавшими вражды друг к другу.

Дважды французам удавалось овладеть укреплениями, но Багратион поднимал солдат в контратаку и отбивал флеши. О мужестве русских солдат вспоминал участник сражения, французский генерал и военный историк Жан Жак Жермен Пеле-Клозо: «По мере того как подходили к Багратионовым войскам подкрепления, они шли вперёд с величайшей отвагой по трупам павших для овладения утраченными пунктами. Русские колонны на глазах наших двигались по команде своих начальников, как подвижные шанцы, сверкающие сталью и пламенем. На открытой местности, поражаемой нашей картечью, атакуемые то конницей, то пехотой, они терпели огромный урон. Но эти храбрые воины, собравшись с последними силами, нападали на нас по-прежнему».

Как раз во время очередной нашей контратаки осколок ядра раздробил берцовую кость левой ноги князя Багратиона. Это было далеко не первое его боевое ранение… «Когда его ранили, он, несмотря на свои страдания, хотел дождаться последствий скомандованной им атаки второй кирасирской дивизии и собственными глазами удостовериться в её успехе; после этого, почувствовав душевное облегчение, он оставил поле битвы», – благоговейно вспоминал ординарец Багратиона князь Николай Борисович Голицын.

На следующий день после сражения генерал нашёл в себе силы написать донесение императору О ранении упомянул вскользь: «Я довольно не легко ранен в левую ногу пулею с раздроблением кости; но ни малейше не сожалею о сём, быв всегда готов пожертвовать и последнею каплею моей крови на защиту отечества и августейшего престола…»

Умирал Багратион в усадьбе близкого своего друга, тоже генерала, тоже участника Бородинского сражения, князя Бориса Андреевича Голицына, женатого на княжне Анне Александровне Багратион-Грузинской, родственнице полководца. Умирал, окружённый заботой близких, любящих людей. Казалось, дело пошло на поправку, когда кто-то из посетителей рассказал, что сдали Москву. Князь Пётр пришёл в отчаяние. Сорвал бинты. Рана загноилась – началась гангрена. 12 сентября 1812 года он скончался. Его смерть оплакивала вся Россия.

В Симах его и похоронили. Эпитафия, высеченная на надгробье, хотя поэтическими достоинствами не блистала, долго ещё вызывала слёзы на глазах тех, кто посещал могилу героя:

Прохожий! В Симе зри того Героя прах.
Который гром метал на Альпах высотах.
Бог-рати-он, слуга Отечества и трона
Здесь кончил жизнь свою, разя Наполеона.

Через несколько дней после похорон в имение Голицыных прибыли нарочные из Петербурга. Они что-то искали среди вещей покойного. Всё самое дорогое он хранил в кожаном портфеле, с которым никогда не расставался. Из него-то и достали небольшую овальную миниатюру. Это было изображение великой княгини Екатерины Павловны.

Так завершилась история любви, романтическая и печальная.

На этом можно было бы и закончить рассказ об одном из самых ярких героев Отечественной войны 1812 года. Но у каждого человека (почти у каждого) есть ещё вторая жизнь – жизнь после смерти. Повторяю: человек жив, пока его помнят.

Прошло двадцать семь лет. Легендарный партизанский вождь Денис Васильевич Давыдов не забыл своего командира. Он не просто уважал, не просто любил – он боготворил князя Багратиона. Кстати, полагаю, далеко не все знают, что именно Багратион был одним из инициаторов партизанского движения, призывал привлекать к борьбе с захватчиками всех, кто способен держать в руках оружие. Давыдов предложил (попросил? потребовал?) перенести прах князя Багратиона на Бородинское поле. В торжественной церемонии перезахоронения участвовало сто двадцать тысяч солдат и офицеров – столько, сколько участвовало со стороны русских в Бородинской битве. Самыми почётными гостями были ветераны сражения – генералы Паскевич, Ермолов, Воронцов… Приехал и император Николай I с великими князьями. Прошло ещё без малого сто лет, и «благодарные» потомки уничтожили могилу героя, а останки его выкинули из гроба. Фрагменты нашли среди мусора и перезахоронили 18 августа 1987 года. Такая вот жизнь после смерти…