Будешь моей, детка

– Куда проводишь? В женскую душевую? Я сама провожу, а ты можешь идти. Спасибо за помощь.

Елена подхватывает меня под локоть и Градову не остается ничего, кроме как разжать пальцы. Мне кажется, он делает это с неохотой. Но я не уверена. Перед глазами все еще стоит пелена, и меня тошнит, потому что я успела наглотаться воды с добавлением химии, и мне хочется побыстрее оказаться вдали от любопытных глаз.

– Бедная девочка, – охает Елена, – пока мы идем к нужной двери, – надо же так испугаться. Мне даже в голову не могло прийти, что кто-то не умеет… Но, что ж теперь. Вот, погрейся. А на воду можешь больше не выходить. Или все же в медпункт?

– Нет, нет, спасибо большое. Я… постою под горячей водой.

В душевой кроме нас никого нет и это то, что нужно.

Елена сама включает для меня воду. Убеждается, что я не грохнусь в обморок прямо сейчас, и возвращается к остальным.

Когда за женщиной закрывается дверь, я шагаю в кабинку.

Горячие струи врезаются в кожу головы, начинают стекать по телу, пропитывая его желанным теплом, и я прикрываю глаза.

Начинаю отсчет от ста и по убывающей, как учила психолог, лица которой я уже не помню, но это мне не сильно помогает.

Мне никто и ничто не сможет помочь. И даже горячая вода не спасет. Меня все еще колотит и я не знаю, как остановить этот процесс. Я не властна над своим телом.

Так плохо, что я с трудом могу держаться на ногах, а слезы сами собой катятся из глаз, вырывая из памяти мою главную боль. Ту, что скрыта в самых глубинах подсознания. Ту, с которой я живу уже много лет. И жестоко возвращает меня в тот день, когда… когда погибла моя мама.

Слышу движение за спиной, но не спешу оборачиваться.

Наверняка, кто-то из девочек. Например, Тина, которая столкнула меня, даже не спросив разрешения. Если это она, пусть не лезет с извинениями, или с новым планом, как нам заполучить блондина в свою компанию, я не стану ее слушать.

Не хочу ни с кем сейчас говорить, тем более с ней, пусть она и не знала, что творит.

Не хочу ни с кем…

– Как ты?

Этот голос я узнаю сразу и замираю на месте, как вкопанная.

– Навряд ли ты согреешься, пока на тебе эта тряпка, – продолжает Градов, а в следующий момент я чувствую его прямо за своей спиной.

Так близко.

Он шагнул прямо ко мне под воду и теперь его ловкие длинные пальцы развязывают узел на моем парео.

– Убери руки и убирайся из женской душевой, – шепчу, – потому что громче говорить не получается из-за слез, а в следующий момент парео уже улетает в сторону.

Я дергаюсь, но дальше становится еще хуже. Ладони Градова ложатся теперь на мою талию. Обхватывают и он прижимается ко мне плотнее.

– Отпусти! Ты… ты просто… убирайся!

– Стой спокойно Белкина, ничего тебе не сделаю. Просто хочу убедиться, что с тобой действительно все в порядке.

Глава 16

Влад

– Влад, ну улыбнись уже, стоишь, будто лимон проглотил, – цедит мать, но я продолжаю хмуро взирать на присутствующих. Хватит с нее и того, что я вообще сейчас здесь.

На выходные были совсем другие планы. Думал позвонить Белкиной и куда-нибудь пригласить. Но вместо этого пришлось тащиться на Рублевку местного розлива на день рождения Мэра.

Снова долбанная политика и, конечно, предстоящие выборы, куда без них.

Мать шантажировала последним случаем с полицией, а отец у меня… специфический человек. Для тех, кто хорошо его знает.

Он не будет трах*ть мозги так, как это делает мать, у него несколько другие методы воздействия. Гораздо более действенные. Со скорбным видом он скажет что-то типа «я несколько недоволен сын. Но надеюсь, что в скором времени ты исправишься». Похлопает по плечу и уйдет по своим делам.

А потом тебя подкараулит группа спецназовцев и засунет в бункер недели на две. С вентиляцией, светом, запасом продуктов, огромным стеллажом с книгами и даже фортепиано (специально для тебя, скажи спасибо матери), чтобы ты мог чувствовать себя «совершенно комфортно».

Но без средств связи и возможности выйти на улицу.

Если вздумаешь истерить и крушить все вокруг, предметы комфорта постепенно начинают пропадать. Вначале отключается свет, и ты погружаешься в полную темноту. Затем настает очередь воды. Если нужно преподать урок посерьезнее, может ухудшиться уровень вентиляции.

Начнешь оказывать сопротивление при «задержании», могут легонько побить, чтобы следов не осталось. Но проще усыпить. Башка потом будет два дня гудеть и у охраны с тобой будет меньше проблем.

Знаем, проходили. Все эти этапы. А в школу, теперь уже колледж, придет уведомление о моей простуде или отъезде за границу.

Можно попробовать избежать, ведь я кое-чему научился со времени последнего попадания туда, но не хочется рисковать именно сейчас. Я не могу остаться изолированным, да еще на такой большой срок, когда… Короче из-за девчонки. Потому что хочу ее видеть и две недели в изоляции, это слишком много.

А потому этот долбаный прием, на этой гребаной даче в обществе самых «уважаемых» людей нашего города, которые в большинстве своем при ближайшем рассмотрении окажутся не теми, кто они есть на самом деле.

Об этом догадываешься не сразу, но, если повариться в котле подольше, постепенно дойдет, кто что из себя представляет.

– Конечно, Влад нам сыграет, как же иначе, – громко произносит мать, и я понимаю, что взгляды всех присутствующих обращены на меня.

Так привычно, что на это давно уже нулевая реакция.

– Ах, это было бы чудесно, Марго! – восклицает хозяйка дома и улыбается матери.

– Напомни, дорогая, наш мальчик ведь совсем недавно стал лауреатом международного конкурса имени Чайковского?

– Да, ты совершенно права, – с достоинством кивает мать и ухватывает меня под руку. Как только Владу исполнилось шестнадцать, мы сразу же подали заявку на участие. И вот такая удача.

Удача ли? Я до сих пор уверен, что мать проплатила этот конкурс, хоть она и отрицает. Но только дурак поведется, потому что я знаю, по сколько часов ежедневно тренируются музыканты, чтобы пройти хотя бы во второй тур. Не говоря уже о призовых местах. И такого усердия я точно не проявлял.

Да и вообще… новость давно уже протухла, почти два года прошло.

Но мать все носится и носится с ней, будто этот конкурс состоялся только вчера. Дай волю, и медаль бы на меня нацепила, и диплом бы с собой таскала, чтобы всем его подсовывать и принимать комплименты, какой у нее талантливый сын.

Как же бесит.

– Талант, несомненно талант, – вздыхает Кондратьева, а я только закатываю глаза.

Что мне на это сказать?