Непреклонные

– К нему мальчик из класса пришёл. Говорят, что заниматься будут, но я не очень верю. Скорее всего, комп гонять начнут или удерут играть в футбол. Пока!

Мила щёлкнула замком и вышла на лестницу. Дочь, тяжело вздохнув, заперла за ней дверь. Праздничное настроение, возникшее, как всегда, с приходом матери Дениса, медленно исчезало, и я вновь ощутила страшную усталость.

– Второе разогревать? – Я отправилась на кухню, спотыкаясь и пошатываясь. – В микроволновке быстро дойдут курица с картошкой.

– Мам, я не хочу, правда!

Октябрина опять о чём-то задумалась. Она пригорюнилась на высокой табуретке, сама похожая на куклу, украшавшую кухню – такая же разноцветная, черноволосая, нарядная. Не удивительно, что блондин Дениска влюбился в неё насмерть. Мила сказала, что сын один раз что-то тайком писал в тетрадке, кажется, стихи. Но прочесть их отказался, сразу же удрал и тетрадку спрятал. Возможно, эти строки предназначались лишь для Октябрины.

– Понятно. Чипсами и сухарями наелась. Ладно, курицу прибережём, а сами попьём чаю с мармеладом. – Мне очень хотелось сделать дочери приятное. – А дальше – за уроки. Сказали – заниматься дома, значит, надо заниматься. Кстати, твоему Денису тоже пора в учёбе подтянуться. Год только начался, а он уже двоек-троек нахватал. Сначала нужно с этими проблемами разобраться, а потом уже думать о любви.

– Мама, а можно меня теперь называть Яной? – вдруг спросила дочь, удивив меня второй раз за вечер. – В моём имени есть буквы «Я», «Н» и «А». Я очень прошу, пожалуйста! Это так красиво…

– Но почему ты не хочешь быть Отой, как раньше?

Я разлила чай, распечатала коробку мармелада, который вроде бы был даже тёплым. И очень мягким, не успевшим засахариться.

– Потому что меня дразнят, – глядя в чашку и не прикасаясь к мармеладу, ответила дочь.

Она говорила уже совсем по-взрослому – кратко, ёмко, печально. Я вздрогнула, потому что услышала такую жалобу впервые.

– Мне уже противно в школу ходить…

– Кто дразнит? Как именно?

Горячий чай плеснул мне на руку, но я поняла это позже, когда уже вздулся пузырь. Не для того я отдавала свою единственную радость в престижную школу, чтобы её там дразнили, как в нанюханном пресненском дворе.

– Васька Попов, – неохотно отозвалась Октябрина.

Она и от меня слышала, и сама знала, что ябедничать нехорошо. Но, видно, уже не могла терпеть.

– Он мне всё время кричит: «Отка-идиотка!» И ещё… – Дочка проглотила слёзы. – Про Чечню…

– Что про Чечню?

Я готова была где угодно найти этого Ваську Попова и собственноручно открутить ему голову. Раньше дочка ничего про этого парня не говорила. За ней пробовал ухаживать полиглот и музыкант Миша Зукаль, но потом он уехал с родителями за границу. Октябрина недельку походила грустная, но тут к нам в дом приехали Оленниковы, и Денис прочно занял место Миши.

– Он сегодня загородил дорогу и орёт: «Иди, Оточка, ко мне – будем воевать в Чечне!» – Октябрина не выдержала и расплакалась.

– Да он дурак просто, не обращай внимания!

Мне стало немного легче. Но такие поганые выходки тоже спускать нельзя, и нужно будет жёстко поставить этому Ваське на вид. Для серьёзного разговора я не поленюсь и при первой же возможности сама поеду в Центр индивидуального развития. Действительно, у дочери редкое имя, но это никому не даёт права называть её идиоткой. Кстати, отца себе она тоже не выбирала, и отвечать за него не должна.

– Не реви! Этот Васька в тебя просто влюбился…

– Тебе всё смешно! – упрекнула дочь.

Она уже сидела на моих коленях, уткнувшись личиком в моё плечо. У кого же ей ещё искать защиты, как не у матери? Не хватало ещё, чтобы моя крошка заболела из-за этого Васьки!

– Он меня ненавидит. А любит Денис. Он никогда не дразнится. Но я же Ваське ничего не сделала, я же… Он мне подножки подставляет! Я колготки два раза порвала… – И Октябрина захлебнулась слезами. – А его и не наказали! Ему всё разрешают!..

– Я, конечно, поговорю и с Васькой, и с завучем, но поможет ли это, вот вопрос?.. Он ведь может дразнить просто назло…

– Мама, ты только скажи, чтобы меня называли Яной, – пролепетала дочь. – А про Ваську не надо жаловаться. Ещё хуже будет…

Октябрина дышала мне в щёку ржаными сухариками и моё сердце разрывалось от жалости. Мне пришло в голову завтра же с утра отправиться в этот Центр и забрать оттуда ребёнка вместе с платой за обучение, раз ему не могут обеспечить возможность заниматься, не отвлекаясь за разные глупости. Но ведь и в новой школе может завестись какой-нибудь Васька Попов, потому что Октябрина всегда останется такой же – черноволосой, смуглой, необыкновенной. И никуда не денется её редкостное, столь дорогое мне имя.

– Хорошо, я попрошу называть тебя Яной. Но сама этого делать не буду. Для меня ты навсегда останешься Октябриной – в память бабушки, моей мамы. Но если насмешки будут продолжаться, ты сменишь школу.

– Я перейду туда, где Денис?.. – загорелась идеей дочка.

– Наверное. Это же наша школа по району. Но всё-таки в Центре преподаватели сильнее. Ты уже сейчас два языка учишь, а в обычно – только один, и тот начинают преподавать гораздо позже. Ты занимаешься плаванием, теннисом, танцами. У тебя огромные перспективы в Центре. Неужели я допущу, чтобы ты лишилась хорошего образования из-за какого-то Васьки Попова? Может, преподаватели поговорят с ним, с его родителями? Ведь должно же заведение такого уровня заботиться о своём престиже…

Я взяла Октябрину на руки, как маленькую, погасила свет на кухне и подошла к окну. Мы обе смотрели на поредевшие кусты, на деревья, которые качались в свете фонарей от налетевшего к ночи ветра. А наверху, в разрывах туч, зажглись звёзды, далёкие и равнодушные к нашим бедам. И впервые в жизни я почувствовала, как мы с дочкой одиноки в этом мире, несмотря на то, что вокруг нас много людей.

Дочкины слёзы падали мне на щёку, а я шептала ей самые нежные слова, какие знала. Не убирая со стола, унесла ребёнка в детскую, уложила его на тахту. Сняла с ножек настоящие индейские мокасины, потом – джинсы, колготки, джемпер. Какие дочке сейчас уроки на ум пойдут? Пусть отдохнёт, успокоится. И поспит, желательно, до утра.

Октябрина молча притянула меня к себе, и я, прямо в костюме, прилегла рядом. Дочка как-то сразу заснула, а я всё думала, что завтра непременно поеду в пансион. Но для этого нужно выглядеть успешной, здоровой и сильной. И потому необходимо превозмочь себя, сейчас же принять ванну. После того, как её отреставрировали и поменяли цвет с белого на нежно-розовый, я ещё ни разу не ложилась в воду с морской солью.

Я с трудом поднялась с тахты, поплелась на кухню и принялась мыть посуду. А после, махнув на всё рукой, полезла просто под душ. Думать о предстоящем Милином дне рождения, о дочкиных школьных проблемах, о сложных делах в агентстве я уже не могла. Свернувшись калачиком под широким, но невесомым одеялом, я только успела вспомнить, что завтра надо встать пораньше и заехать на заправку. Пансион находился в области, и пилить туда нужно было долго.

* * *

– Оказалось, что этот самый Васька Попов не из их класса!

Перекрикивая магнитолу, я навалилась на овальный стол, заставленный тарелками и бутылками. Мы пировали уже три часа, поздравляли Милу, дарили ей коробки и свёртки, а потом пили и ели.

У меня так и не нашлось времени подобрать подарок, и мы с дочкой ограничились букетом розовых роз, а также бутылкой шампанского «Князь Левъ Голицынъ». Шампанское собравшиеся немедленно распили, а розы расставили по всей комнате. Под потолком летали шарики-сердечки, к которым Мила и Денис привязали разноцветные ленты. Всё было очень красиво – как в Новый год.

– Так ты поговорила с этим недоумком? – заинтересованно спросила именинница.

Сегодня она была неотразима в сером бархатном платье с длинными рукавами и в немецких серебряных туфлях. Гарнитур из белого золота дополнял изысканный ансамбль. Людмила отлично выглядела, несмотря на то, что позавчерашняя операция прошла не совсем удачно.

– Интересно, ведь моей пациенткой была как раз Попова Татьяна…

– А мне и сказали, что Вася Попов очень переживает из-за состояния здоровья своей мамы. Его вызвали с урока граждановедения, и он пробубнил, что обижать мою дочь не хотел. И якобы говорил не «идиотка», а «иди, Отка». Директриса слёзно просила меня строго мальчика не судить, у них в семье и так горе. Ребёнок только в пятом классе, а мама в реанимации лежит. Надо бедняжку пощадить, не ругать очень…

– Не надо было ей всё это делать! – Мила поморщилась, потому что сейчас не хотела вспоминать о неприятностях. – Итак, Оту зовём Яной?

– А это уж как тебе больше нравится. Получается, эти Поповы очень крутые? Вообще-то, похоже, слишком перед ними стелятся педагоги.

– Говорила я Татьяне, что у неё носоглотка не в порядке. Нет, настояла, видите ли, потому что им с мужем скоро нужно ехать в Испанию. Кажется, глава семьи держит сеть закусочных в центре Москвы. Не знаю, какие именно, но в любом случае мне может не поздоровиться. Профессор с удовольствием сделает меня козлом отпущения, хоть сам и приказал всё-таки проводить вмешательство. Если не удастся снизить температуру, из клиники мне придётся уйти. Вдруг нам с Денисом придётся от этих Поповых скрываться? Поможешь?

– Конечно, помогу.

Меньше всего мне хотелось, чтобы у Милы возникли неприятности. Значит, я сказала дочке неправду. Вряд ли пятиклассник влюбится во второклассницу. Скорее всего, действительно хотел обидеть. Наверное, у отца базар с кавказцами, и Васька наслушался всяких эпитетов в их адрес. Он твёрдо знает, что «чёрных» надо «мочить в сортире». И начал отравлять существование Октябрине, считая себя борцом за поруганный русский народ.

– А теперь все танцуем! – закричала Мила, вскакивая со стула.