Без семьи и наследников

Водила так и не ответил, по пути ли ему. Всю дорогу он молчал, только вздрагивал, словно действительно чувствовал себя пол дулом. Правда, до дома Абоянцевой ехать не пришлось – Грачёв отпустил его у Технологического института и пересел на метро. От «Площади Мужества» до дома Абоянцевой было недалеко, тем более что подошёл нужный трамвай.

Всеволод вошёл в подъезд, где кодированная дверь была подпёрта камнем. Туда-сюда бегало столько народу, что не имело смысла каждый раз открывать её вновь. Человек двадцать соседей во всё горло обсуждали ночное убийство. Одна из женщин клялась, будто слышала, как около двенадцати ночи под окнами урчала машина. Туда сел парень в майке, а перед этим кинул в багажник сумку. Не оттуда ли? Ведь подъезд в доме всего один.

РАФ «Скорой» и милицейская «Волга» стояли рядом у сиреневых кустов. Квартиру стерёг щупленький юноша в серой форме, который всё время отгонял любопытных. Увидев документы Грачёва, он вытянулся и отдал честь.

Двое понятых, следственная бригада, участковый, сотрудник уголовного розыска и ещё масса всякого народу заполнили однокомнатную квартиру с просторной прихожей, вместительной кухней и лоджией. Всеволод, проходя, осмотрел замок – нет, не выломан и даже не вскрыт. Видимо, Абоянцева впустила убийцу сама. Через окно, пусть открытое, он вряд ли мог проникнуть. Шестой этаж, причём не последний, а находящийся посередине, под застеклённой лоджией – это Грачёв определил, ещё стоя во дворе.

– А вы, простите, кто?

Лысый, хитроватого вида дядька предпенсионного возраста, в голубой бобочке, распоряжался на месте преступления. Сейчас что-то писал, а потом поднял очки на лоб. Перед ним лежал раскрытый паспорт Абоянцевой.

– Предполагаемый убийца, – усмехнулся Всеволод. – Грачёв моя фамилия. Не слышали? Из криминальной…

– А-а, конечно! – Следователь встал и протянул руку. – Хорошо, что вы пришли, а то я уже про вас тут с утра знаю. Меня зовут Пахомчик Юрий Михайлович. Вы были знакомы с убитой, как я понимаю?

– К сожалению, да. – Грачёв пожал руку следователю. – Где труп?

На полу остались только пятна крови и меловой контур. Фотограф уже кончил снимать и ушёл.

– Ждём транспорт. Вот, пишу направление в морг. – Пахомчик неопределённо мотнул головой в сторону кухни. – Хотите взглянуть?

– Да, не мешало бы, – согласился Грачёв. – Значит, убита ножом?

– Да, шесть ранений. Мог бы и почище сработать. – Пахомчик отдал направление судмедэксперту. – Он ведь не новичок в таких делах. Сперва ударил потерпевшую по голове тяжёлым тупым предметом. Чем-то типа бейсбольной биты.

– Дверь я уже обследовал – чисто, – сообщил Грачёв. – На окнах никаких видимых повреждений?

– Нигде ничего, – развёл руками Пахомчик. – Впустила сама – тут без вопросов. Значит, хорошо его знала, раз не испугалась даже ночью. А вот вещи похищены – подруги всё проверили. Деньги, подсвечники, ваза, книги, ювелирные изделия…

Рядом, в кресле, всхлипывала пожилая женщина в цветастом платье и индийских разноцветных бусах – та самая, что обнаружила труп. Услышав знакомую фамилию, она позеленела от ужаса, потому что совсем недавно добросовестно выкладывала следователю всё, что слышала от Верочки относительно её врага.

– Вы думаете, инсценировка? – предположил Грачёв.

– Есть такая мысль, – не стал уточнять Пахомчик. – Вы давно её в последний раз видели?

– В прошлом году, зимой, она навела на нас с братом бандитов. Потом приходилось встречаться с ней на очных ставках. В последний раз это было в начале августа прошлого года, а потом её дело закрыли. Она ведь защищала Мариинский дворец во время путча, и это обстоятельство перевесило всё. Я с вами откровенен, поэтому прошу верить мне. Не скажу, что сейчас очень расстроен. Скорее, наоборот. – Грачёв сделал шаг к кухне. – Тело там?

– Да, – рассеянно сказал Пахомчик, уже в который раз внимательно рассматривая комнату.

Протолкавшись между возбуждёнными понятыми и ещё какими-то официальными лицами, Всеволод вошёл в кухню и присел на корточки. Он уже привык видеть мертвецов под простынями, но этот труп вызвал такое волнение, что даже затряслись руки. Грачёв отогнул уголок проштампованной чёрным простыни, еле сдерживая торжествующую улыбку.

«Ну, вот и всё, Мишка! Вот и всё. Хорошо, что я руки не замарал – так ей даже горше…»

Всеволод вспоминал, как на таких же носилках тащили брата, а потом – Катю Корсакову. Перед глазами до сих пор стояла морозная ночь, вспоротый пулями джемпер Мишки, лебединая шапка медсестры. А сейчас перед ним лежала Абоянцева – с чуть приоткрытым ртом, откуда ещё сочилась кровь. Шесть пятен изуродовали нитяную ткань джемпера. Всеволод подумал, что Абоянцева особенно не изменилась – она всегда походила на покойницу.

«Вы ловите преступников? Да вы не имеете права, слышите? Вы и вами охраняемое государство – вот корень всех бед нашего народа! Но колосс на глиняных ногах уже рушится… Империя погибнет. И тогда на пустом месте наступит новая жизнь. Я уничтожала врагов… Мои единомышленники уже у власти, и они всё разрушат…»

– Неблагодарными оказались твои единомышленники, паскуда. Первая окочурилась в своей новой жизни, когда всё разрушили, – одними губами сказал Всеволод.

Он чувствовал, что Абоянцева сейчас всё слышит. Между прочим, хорошо, что он не имеет отношения к делу. Ни за что не стал бы искать убийцу, который просто восстановил справедливость.

– Всеволод Михайлович, можно вас? – Пахомчик заглянул в кухню и жестом пригласил Грачёва в комнату. – Она ведь перед смертью пила дорогой алкоголь, а бутылки нигде нет. Я искал тару из-под ликёра «Амаретто» или чего-то похожего. Подруга говорит, что и рюмок на столе не видела.