Черт, вот ведь приходится на ходу врать, выдумывать всякие достоверные детали случайному попутчику.
Ничего, зато я еду и понемногу приближаюсь туда, куда мне нужно.
Мои слова немного успокоили водителя, однако я чувствую, что не до конца успокоили. Что он все равно испытывает по отношению ко мне какое-то сильное подозрение. Поэтому расспрашивает меня про матросскую жизнь на Балтике, про мой путь, как я здесь очутился.
– Я дизелист по образованию, поэтому механиком служил на буксирах, – заливаю я, благо проверить меня сейчас никак, да и шарю я в теме неплохо.
Правда, не с местными дизелями, уже с гораздо более технологичными и современными агрегатами. Здесь на полуторке бензиновый слабосильный движок под сорок две лошадки вроде. У нее две фары и бампер есть, похоже, что это самое первое поколение автомобиля.
Да, я уже хорошо чувствую, что мне не удастся сойти тут за своего, как бы я не старался. И говорю совсем не так и реакции у меня другие, да еще современными часами мелькнул, слишком буржуинская вещь, классово отсутствующая здесь. Слишком разные мы и моя чужеродность лезет из меня прямо как пружина.
А эта чужеродность здесь – это прямо как приговор, совсем обжалованию не подлежит. Придется себе откровенно признать, что не из этого времени я человек. Не хрен и стараться прикинуться или мимикрировать под такого.
Какие бы козырные галифе я не пошил, ничего меня не спасет в глазах местных простых людей после нескольких минут разговора.
И куда мне в Сталинири, про это водитель тоже спросил, на что я попросил его отвезти меня поближе в центру.
– Мне вообще в горком партии нужно. И в военкомат. Зарегистрироваться и встать на учет, – этим я немного сбил волну подозрительности с водителя и остальной путь мы ехали почти молча.
Раз уж я говорю про такие самые главные в стране Советов учреждения, так наверно я и сам коммунист.
Только ведь враг незримый коварен и хитер, а рабочее сознание водителя меня своим уже не считает никак.
Он что-то про себя напряженно думает, я просто радуюсь относительному, сильно относительному комфорту поездки на полуторке. Времена конечно не средневековые, слава богу, за один час на грузовичке примерно суточный путь на лошадях проезжаем. Это очень радует меня. Однако это тоже не на Ласточке под сто пятьдесят километров в час лететь и жизни радоваться, ароматный кофе из закрытого стаканчика попивая.
Трясет, кидает и приходится изо всех сил за сиденье держаться на этой Военно-Осетинской дороге по ямам всяким.
Хотя вскоре мы с нее свернули направо.
Еще и руки мои водителю не понравились, уже не очень похожи они на руки настоящего механика по тем временам.
На них он какое-то время внимательно смотрел, я это заметил сразу же.
Совсем не такие крепкие и грязные, как у него самого. И грязи под ногтями особо не видно, да и вообще – слишком ухоженные для нормального дизелиста-механика. Спалился я как Шарапов на бандитской малине, причем так же сразу.
Зря ходил несколько раз маникюр в Батуми делать к одной очень красивой грузинке, чтобы края ногтей и заусеницы правильно подрезать. Не может матрос с буксира, да еще дизелист иметь такие ногти и ладони, это я отчетливо сейчас свой промах понимаю.
Вот и спалился так сразу же в глазах первого попавшегося советского человека.
Когда проезжали мимо поста милиции на въезде в Сталинири, я ясно почувствовал желание парня остановиться и попросить меня проверить как следует уполномоченных товарищей.
Не шпион ли я? Или враг народа в бегах от социалистической законности?
Однако вовремя сказанные слова про горком партии и военкомат все же подействовали на водителя полуторки положительно. Не будет же враг лезть прямо в ловушку, чтобы его сразу же разоблачили.
Мы проехали по улицам теплого, весеннего города и вскоре машина остановилась напротив большой площади и солидного красивого здания светло-желтого цвета.
– Вам – туда!
Вот так довольно настойчиво сказал водитель:
– И мешок свой не забывайте!
И это тоже настойчиво и даже немного враждебно прозвучало.
Глава 2
Мешок я и так не собирался забывать, слишком он важен для меня, без него придется обратно возвращаться в Храм. Однако тон слов какой-то приказной у парня, не нравится мне это дело.
Как будто я взятку ему предлагаю за измену Советской Родине.
Я молча открыл неудобный рычажок на двери и вывалился под лучи солнца на краю дороги, держась за мешок рукой. Потом вытащил мешок, поблагодарил водителя и попрощался с ним.
А он весь такой на бдительности, смотрит сурово на меня и ждет чего-то. Понятно впрочем, чего именно.
Куда я пойду сейчас и не придется ли меня хватать за рукав, чтобы довести до милиционера, стоящего в тени от козырька рядом с высокими дверями в здании.
Рядом с красной табличкой на стене около дверей, на которой наверняка написано, что это горком ВКП(б) города Сталинири.
Да, теперь пора подумать, что делать дальше?
Шагнуть в высокие двери и попасть в прохладный вестибюль, где меня встретит кто-то из работников горкома, какой-то дежурный сотрудник. Обратиться к нему со странной просьбой, ссылаясь на полную секретность?
Время к пяти вечера, кто там остался в горкоме – мне не известно. Наверно все отдыхают перед ночной сменой, чтобы встретить ее во всеоружии. Вождь работает по ночам и не оказаться на месте во время звонка сверху – это почти приговор партийному чиновнику.
Вполне возможно так поступить, главное, чтобы мне с первым секретарем горкома как-то встретиться и поговорить по душам без лишних свидетелей.
Или уйти с площади, добраться до железнодорожной станции и уехать в Гори, на родину сами знаете кого?
Чтобы оттуда махнуть уже прямиком в Тбилиси? Там совсем недалеко будет.
Не вариант, железнодорожное сообщение между городами будет запущено в сороковом году, да еще не прямо из Цхинвали вроде бы. Так мне рассказал вездесущий интернет.
Искать попутчиков снова?
Для этого придется сначала обезвредить внимательно следящего за мной водителя. Он явно не хочет, чтобы меня где-то поймали на диверсии или шпионаже в пользу, например, Турции, а после этого неизбежно пришли за ним. Когда я расскажу, как легко добрался до города благодаря попутной машине и даже подкупал водителя какими-то странными папиросами, подделанными под наш "Беломор".
А потом взорвал памятник товарищу Ленину на центральной площади с коварным умыслом.
Перевез врага народа, куда ему нужно попасть, определенно значит – сам пособник врага народа.
Тем более когда запрещено брать попутчиков, это уже лет минимум десять лагерей.
Продал Родину за беломорину – так и напишут в обвинительном заключении, хорошо, если не расстреляют.
Когда заподозрил в попутчике не нашего человека, но не заставил его сдаться органам, и сам про него не донес – это серьезная потеря бдительности, если не заранее спланированная диверсия.
Вырубить парня для меня не проблема, поваляется без сознания минут десять в машине, а я пока исчезну в тумане.