Комсорг

Или один пластик за пятьдесят копеек, на что любой подросток легко соблазнится. Уж рубль то все найдут на чудо заморское, чтобы насладиться необыкновенным ароматом и почувствовать себя очень крутым.

Четыреста-пятьсот процентов прибыли выходит только с жевательной резинки, ведь нет такого преступления, на которое не пойдет капиталист даже за триста процентов, как учит нас бородатый классик, сурово глядя с портретов в каждом классе.

Советский человек, можно теоретически представить себе такой вариант, и за триста процентов прибыли на преступление не пойдет, а вот за пятьсот может уже не устоять перед соблазном сугубо личного, а не общественного обогащения. Пусть и сильно уголовно наказуемого в обществе равных возможностей отличии от проклятого мира чистогана и капитала.

Конечно по внешнему виду эстонская жевачка здорово на фирменную похожа, только уже через пятнадцать минут использования становится понятна огромная разница с настоящей. Ту можно еще пару суток жевать, она все такая же ароматная и сочная, а наша становится совсем безвкусной массой.

Ну, в химической ароматизации продуктов питания загнивающему Западу даже эстонские товарищи явно уступают.

То обстоятельство, что меня вычислили конкретно, это значит, что у милиции местной на такие большие баулы глаз хорошо наметан. Это если ты одет как спортсмен и еще с клюшкой в руках, тогда можешь сойти за хоккеиста, у них то точно форма очень много места занимает.

Пришлось немного подставить моих подруг, правда им и так бы ничего не грозило, вещи все женские, кондитерской продукции в сумке совсем немного, чеки все к шмоткам имеются, по карманам аккуратно разложены. Это у меня уже в вагоне большой пакет с наборами и почти такая же огромная сумка набиты больше шоколадками.

– Ну, Игорек, – попробовала было зашипеть на меня Ирина около вагона, как я показал ей знаком, приложив палец к губам, что желательно помолчать пока.

Кто его знает, что понял пьяненький Арнольд, идущий позади рядом с Людмилкой с сумкой на плече. Возможно, скорее всего, что он и не догадался – почему именно его остановила милиция. Нечасто обычные советские граждане с такими проверками встречаются, да и не успели его куда-то попросить пройти на досмотр. Девчонки сразу заявили, что в сумке их личные вещи и дали понять молодым милиционерам, что серьезный скандал с криками и проклятьями прямо на вокзале тем обеспечен.

Не будут же они руки женщинам ломать и куда-то их тащить? Да их хрен куда утащишь, такие они боевые девчонки!

Поэтому я предлагаю помолчать Ирке, а Людмилка и так увлечена прощанием с Арнольдом.

Уж не знаю, что она ему наговорила, но похоже сделала все, чтобы тот позабыл странный инцидент с милицией.

На прощание она даже обняла его и поцеловала в щеку, потом полезла в вагон, когда проводница объявила, что посадка заканчивается. Я убедился, что милиционеров рядом нигде не видно, перехватил злополучную сумку из рук Арнольда и спрятал ее под сиденье тоже.

Ирка попробовала подруге пожаловаться на меня, но Люда меня поддержала, справедливо признавая, что им лично ничего не грозило, а вот меня бы точно попробовали на деньги развести беспощадно местные менты.

Это мы все обсудили в проходе, чтобы не смущать нашу соседку такими барыжными разговорами, пока дружно машем руками, прощаясь с Арнольдом.

– Хороший мужик. Одинокий только и несчастный, – потом констатировала Люда, когда платформа с провожающими осталась позади.

– Будешь утешать? – хихикнула совсем пьяная Ирка, – в гости к нему приедешь в общежитие?

– Нет, конечно. Я приличная девушка и замужем. Дали мы ему немного радости, только дальше ты уже сам свои проблемы решай! И с мамой Арнольда договорись, – это уже на меня внезапный перескок в разговоре от Людмилки.

– На нее только теперь и рассчитываю, раз на мою личность менты местные глаз положили, – грустно ответил я. – И сумку пора новую покупать, поменьше размером.

– Да, Игорек. Мы тебе здорово помогли сегодня. Так и ты с нас столько тяжелой работы в магазине снимаешь, так что все по делу. Уехала твоя зазноба в свою Нерехту? – подхватывает тему Ирка.

Я это очень хорошо прочувствовал сегодня, реально помогли с продавщицами контакт наладить в Таллинском универмаге и от ментовской засады прикрыли. Даже с мамой Арнольда дали поговорить наедине, понятно, что сам Арнольд им не так интересен, все остальное теперь только от меня зависит.

– Уехала до конца каникул.

– Ну, теперь у нас два дня до Нового года торговля будет идти бешеная. Да и после Нового тоже. Пошли в купе, спать уже хочется, завтра весь день на ногах прыгать, – машет рукой Люда.

– Теперь только в туалет и сразу спать, – соглашается с ней Ира.

Да, после такого обжорства у гостях у хлебосольного Арнольда и его мамы мы мгновенно уснули, хотя на часах еще всего пол десятого. Соседка наша долго читала книжку, а мы сладко спали, покачиваясь на своих полках вместе с вагоном.

Никакой таможни по пути нет, страна все еще одна, пусть и довольно разная по жизни. Кто-то на жирных дотациях из общей казны неплохо процветает, а кто-то эти дотации создает своим трудом и живет совсем небогато.

Заводят неисправимые противоречия социализма весь этот строй в непреодолимый такой тупик.

В пол восьмого утра вылезаем из вагона, я сразу ловлю багажную телегу и мы втроем быстро шагаем с территории вокзала. Сумки у меня солидные, только и нас сразу трое, поэтому наряд милиции до меня не докапывается, понимая, что придется разбираться с девушками.

Да уж, за ними я как за каменной стеной, а вот один довольно беззащитен против органов. Могу только на постоянной материальной основе договариваться с теми же ппсниками.

Девчонкам с восьми утра уже необходимо быть в магазине, с вокзала они успевают с запасом подойти на работу, еще и ко мне сбегали умыться и лица поправить по очереди потом. Я же оставляю тяжелый свой багаж пока в комнате, вздыхаю при этом с огромным облегчением.

Тяжелая на самом деле вышла поездка, правда очень результативная по привезенному за раз дефициту.

И, что самое главное – по наработанным связям.

Женские вещи принесут примерно двести пятьдесят рублей по минимуму, дорогие наборы конфет еще сорок, а остальные сто двадцать потраченных на кондитерку – около восьмидесяти рублей.

Всего под триста семьдесят деревянных при вложенных шестьсот девяносто рублях вместе с деньгами, потраченными на билеты. Так, еще расходы – билеты восемнадцать рублей, сверху я дал всего-то пятерку за три комплекта для себя и подруг по наработанному знакомству. Заказывал за месяц с запасом, теперь у меня еще на седьмое января есть комплект билетов на тот же поезд. Просто хожу на вокзал и оставляю записку знакомым кассиршам, что мне требуется, чтобы долго не вести разговоры при лишних свидетелях. Народ очень везде любознательный такой толпится и сразу же оказывается у меня за спиной, напрягая внимательно слух. Насчет того – нельзя ли в этой кассе тоже себе прикупить билетик минуя огромную очередь.

Забираю билеты уже потом вечером после закрытия касс, когда очередь рассасывается, стучу условленным стуком в закрытое окошко. И себе жизнь очень упрощаю насчет покупки билетов, еще девчонкам-кассиршам левыми деньгами и шоколадками настроение поднимаю.

Потом сам отправляюсь в магазин, готовлю к большим продажам склад, перетаскиваю пирамиды ящиков к прилавкам и тружусь почти два часа не разгибаясь. Как в десять часов внезапно приходит местный участковый, который мой тезка и ставит в известность Абрамовну, что я ему нужен для дачи показаний.

Я сразу догадываюсь, откуда ветер дует. Даже ведь не ударил никого, а уже в чем-то виноват и придется общаться с милицией родной.

Делать нечего, собираюсь пока, чтобы идти к нему в пункт правопорядка.

– Игорь Викторович, только ненадолго грузчика забирайте! Сегодня день какой, а замены ему нет! – переживает Софка.

– Пока ненадолго заберу, а там уже посмотрим, – отвечает ей капитан, начиная так воздействовать на мое совсем не испуганное сознание.

Ну, это он зря, я не наговорю на себя ничего лишнего, чай не подросток какой-то доверчивый, чтобы на себя что-то вешать. Придется капитану последовательно пережить стадии удивления, неприятия и соглашения с моими словами.

Пока мы молча доходим до его берлоги на 2-ой Красноармейской, где он усаживает меня за стол и пробует сначала раскрутить на то, что я скажу сам. Не хочу ли я что-то ему чистосердечно рассказать без протокола – так оно звучит.

Типа, признавайся – тебе же легче потом будет. Ага, чистосердечное признание облегчает совесть и утяжеляет срок.

Я делаю морду кирпичом и с недоумением спрашиваю участкового:

– Не очень вас понимаю, товарищ капитан. В чем дело-то?

– Ну, для начала в том, что ты работаешь в магазине по-черному и так же нелегально живешь на моем участке! – сердится участковый и перечисляет мои уже старые прегрешения, – у одной слишком доверчивой пенсионерки! Я ведь могу это дело на раз прекратить!

А вот уже с этой темой все наговоры сплошные получаются, прикрыта у меня задница почти идеально.

– Работаю я уже официально, имею теперь такое право, паспорт пока на оформлении. Как только получу, София Абрамовна меня на работу устроит и оформит мне трудовую книжку, – легко отбиваю я первое обвинение.

– Еще живу я в области, в Сосновом Бору, на работу постоянно езжу на электричке. Один раз в четыре дня остаюсь ночевать здесь у своей хорошей знакомой, поэтому не понимаю, что вы имеете ввиду, говоря про ее доверчивость. Так что правило о трех днях без регистрации никак не нарушаю, – отбиваю я второе обвинение.

Про себя хорошо понимаю, что запарится капитан меня ловить в квартире Таисии Петровны, чтобы доказать, что я тут живу постоянно. Это нужно каждый день меня отслеживать, так ведь в саму квартиру его никто не пустит с проверкой.