Культурно-историческая психология юмора

Стадия ноогенеза юмора

Одновременно происходило и возвышение комического восприятия, отрыв его от чувственной основы смеха. Так, комическое становилось способом особого осмысления мира в его целом. Примером этому служит само название Данте – «Божественная комедия» (Данте, 1986).

В разделенной между людьми способности к юмору – «смеховой культуре» – обнаруживается психологический механизм социогенеза юмора. Согласно А. Г. Асмолову, «под социогенезом в психологии понимается происхождение и развитие высших психических функций, личности, межличностных отношений, обусловленное особенностями социализации в разных культурах и формациях» (Асмолов, 2001, стр.160). Он выделяет такие механизмы социализации как подражание и идентификация (там же, стр.161). В случае трансформирования понятия комического в способ осмысления мира, которое произвел Данте, обнаруживается механизм ноогенеза юмора. Понятие «ноогенез» выросло из представлений В.И.Вернадского (Вернадский, 1989) и Т. Шардена (Шарден, 1965) о «ноосфере» и активно введено в научный обиход А. Л. Ереминым как понятие, объясняющее эволюцию интеллектуальных систем (Еремин, 2005). Мы же под ноогенезом понимаем процессы отчуждения психического, которые проявляются в формировании сферы идеального, как ее понимал Э. В. Ильенков (1991), или «ноосферы», в которой презентируется отчужденное знание, которое, в свою очередь, влияет на психологию людей. Основными психологическими механизмами ноогенеза являются индивидуальное обобщение социальных представлений и порождение нового знания. Использование понятия «психологических механизмов ноогенеза» объясняет тот переход в современной культуре, который А. Г. Асмолов обозначил как «…переход от режима употребления, усвоения культуры – к режиму конструирования различных социальных миров» (Асмолов, 2001, с.91)

Механизм ноогенеза (как индивидуального оформления представлений) обнаруживается у Бена Джонсона в комедии «Каждый вне своего нрава», 1599). Он пишет так:

«… в теле человека

Желчь, флегма, меланхолия и кровь,

Ничем не сдержанные, беспрестанно

Текут в свое русло, и их за это

Назвали humours. Если так, мы можем

Метафорически то слово применить

И к общему расположению духа:

Когда причудливое свойство, странность

Настолько овладевают человеком,

Что… по одному пути

Влечет все помыслы и его чувства,

То правильно назвать нам это – humour»

(перевод М. Заблудовского, приводится по Будагов; 1971, стр.181)

В этом уникальном тексте видно, как происходит «метаморфоза», трансформация идеи биологического (гуморальные жидкости Галена и Теофраста) в идею внутреннего («расположение духа»). И затем это внутреннее, психологическое детерминирует поведение человека. Это механизм персоногенеза личности (А. Г. Асмолов) и механизм ноогенеза юмора, того, как складываются и оформляются представления о юморе как таковом и того как рождается «Третий мир» по К. Попперу, его «универсум объективного знания» (Поппер, 2002) или «ноосфера» по В. И. Вернадскому. Происходит и обновление значения слова. Значение слова «humor» приобретает второе значение – «нрав, настроение». В этом значении слово «юмор» сохраняется как омоним «чувства юмора» в современных английском, польском языках, хотя в русском языке у слова «юмор» имеется только современное, третье его значение, о котором будет сказано позже.

Сама способность к юмору трансформируется. Из разделенной между людьми функции юмор превращается в свойство личности, а строго по Бену Джонсону – свойство характера. В тот период произошло и становление того, что мы называем комедией характеров. Развивается и комедия положений, комедия ситуаций. Жан Поль осмыслил театральную комедию как равноправный жанр высокого искусства, служащий целям воспитания эстетического восприятия. Юмор же он считал свойственным (в свою историческую эпоху) не всем, а немногим: «Все серьезное для всех, юмор существует для немногих, и вот почему: он требует духа поэтического, духа вольно и философски воспитанного, который принесет с собой не пустопорожний вкус, а высший взгляд на мир» (Жан-Поль, 1981, с.128). Таким образом, юмор, комедия выступали как средство развития личности.

И. Кант писал уже о юморе как индивидуальной способности человека, как о таланте человека, у которой есть внутренняя сущность – «игра представлений» (Кант, 1966, с.352). Это еще и пример интеллектуализации, идеализации чувства юмора. Кант пишет об этимологии немецкого слова «юмор» (Laune), что оно как бы отслоилось от слова «Lanier» – веселость – и обозначает способность произвольно приходить в хорошее расположение духа (Кант И. 1966; стр.355—356). Таким образом, у юмора появляется внутренняя опосредованность – «игра идей» и произвольность. В хорошее расположение духа, по Канту, человек приходит именно благодаря идеальному знаковому опосредствованию юмористического акта «игрой идей». Опосредованность и произвольность, согласно Л. С. Выготскому – это еще два признака высших психических функций, которые человек приобретает в ходе истории.

К 19 веку юмор становится свойством присущим уже не только избранным, а всем или почти всем. Под влиянием развития «массового общества», доступности знания, вовлечения широких слоев населения в социоисторические процессы, стиранием резких отличий «высокой» и народной культуры, юмор становится реальной или потенциальной способностью. В отличие от ренессансного смеха, юмор – это уже не свойство, разделенное между людьми, а свойство отдельной личности. Юмор массовизируется, с одной стороны, а с другой стороны, дифференцируется на типы и оттенки. Это находит отражение и развитие во взглядах философов и эстетиков 19 века (см.: Рюмина, 1990, Рюмина, 2016, Гилберт, Кун, 2000).

А. Бергсон полагает, что обязательным условием смеха является способность смотреть на вещи под особым эстетически-игровым углом зрения. По А. Бергсону, смех как метафизическая категория занимает промежуточное место между сферой эстетического и сферой повседневности. Задача смеха – побеждать автоматизм в живом (Бергсон, 1992, с.21), и этим давать свободу эволюции живого. Способность к эволюционированию – это видовая способность человека. Вместе с человеческой личностью эволюционирует и юмор. А точнее, становящаяся в ходе истории способность к юмору и смеху служит одним из средств эволюции психики. Юмор как некая «остановка» в привычном, автоматическом ходе событий, создает прерывистость, эксцесс в функционировании человеческой психики. Юмор как эксцесс в непрерывности психического создает предпосылки для развития свободы и вариативности личности, предпосылки для индивидуальной эволюции.

В 20 веке внимание к юмору проявилось прежде всего у психологов. Наибольшее значение для ноогенеза юмора имели взгляды З. Фрейда и Г. Олпорта. З. Фрейд описал юмор как механизм психики, противоположный вытеснению. Юмор, по З. Фрейду, не скрывает вытесненные содержания сознания, а приоткрывает их, «Юмор является средством получения удовольствия, несмотря на препятствующие ему мучительные аффекты». (Фрейд, 1991, с. 398). Г. Олпорт характеризует чувство юмора как аспект самообъективации: способности, трансцендирующей и интегрирующей личность, рядоположенной религиозному чувству (Allport, 1988, с. 177). Позже В. Франкл говорит о юморе как о проявлении антропологической характеристики человека – способности к самоотстранению: «Юмор относится к существенным человеческим проявлениям, он дает человеку возможность занять дистанцию по отношению к чему угодно, в том числе и к самому себе, обрести тем самым полный контроль над собой» (Франкл, 1990, с. 343—344).

Вышеназванные мыслители во многом не только фиксировали, но и формировали представления о юморе. Специфика юмора такова, что он формировался в ходе человеческой истории рука об руку с формированием личности и под влиянием тех мыслей о юморе, которые излагали и популяризировали мыслители (лидеры общественных мнений). В связи с этим можно говорить не только о социогенезе чувства юмора, но и о его ноогенезе. Понятие ноогенеза, понимаемое прежде всего, как индивидуальное оформление представлений, а также порождение нового знания, дополняет представления о биогенезе, социогенезе и персоногенезе А. Г. Асмолова. В концепции исторической эволюции вида Человек А. Г. Асмолова понятие ноогенеза выглядит избыточным, но мы считаем, что оно хорошо описывает роль индивидуальной ноогенной деятельности, которая в терминах А. Г. Асмолова и В. А. Петровского может описываться и понятием «нададаптивной активности».

В 20 веке произошло формирование «массового общества» и плюрализация культуры. Налицо разнообразие точек зрения на юмор и исследовательских подходов к его изучению (См.: Иванова, Ениколопов, 2006; Мартин, 2009).

Если в эпоху Ренессанса, в период своего социогенеза, зарождающийся юмор способствовал предотвращению кризиса культуры, гармонизировал разнонаправленные тенденции, то по мере своего развития юмор все более становится фактором управления общественным мнением, причем произвольно используемым фактором. Современный телевизионный юмор ушел от темы политики, перешел на темы обыденной жизни, эксплуатирует тему «маленького человека». Способствует ли это становлению гражданского общества или отвлекает внимание от «больших» тем политики, культуры? На эти вопросы ответа пока нет. Юмор находится в процессе развития, как находится в процессе развития и человеческая личность и сама природа человека. Своей эксцессивностью, опосредованностью, произвольностью юмор приоткрывает свободу и вариативность человеческого существования.

Стадия интериоризации и развития юмора

Юмор в своем социогенезе зарождается из полифонической смеховой культуры. Будучи интериоризованной, полифония смеховой культуры превращается в диалог личности с личностью, а затем во внутренний диалог. Во внутреннем диалоге, который является не только рефлексией «полюса субъекта и полюса объекта» (Леонтьев Д. А., 2009а), не только рефлексией полюса субъекта и полюса субъекта другого человека, а «расщеплением» личности на два «голоса» в их понимании М. М. Бахтиным (Бахтин, 1972). Ими могут быть «Я-центр» и «Я – образ» как при системной рефлексии (Леонтьев Д. А. Салихова, 2007) при прогрессивном развитии личности или «я идеальное» и «я реальное», «я прошлое» и «я настоящее» или проблемном или даже при регрессивном развитии личности. Как пишет Д. А. Леонтьев, «Юмор в своих высших формах – обращенный на самого себя – безусловно связан с внутренним диалогом, с расщеплением Я на Я-субъекта и Я-объект, с возможностью взгляда на себя со стороны» (Леонтьев Д. А., 2013). Обращение чувства юмора субъектом на самого себя создает возможности самотрансценденции и даже самодистанцирования в его понимании В. Франклом (Франкл, 1990). Межличностный диалог и внутренний диалог служат развитию личности и ее возможностей. Поскольку возможна самотрансценденция человеческой природы в отчужденную «ноосферу», возможно и дорефлексивное самотрансцендирование в межличностных или внутриличностных актах юморения. При обращении юмора на самого себя создается другой образ самого себя, до которого потом «дотягивает» «Я-реальное». Предметный образ становится «двойным», недоопределенным, устремленным в будущее. Будучи принятым рефлексирующей личностью, он создает возможности и для сознательного саморазвития. Юмор меняет принципы регуляции жизнедеятельности, которые и так менялись на протяжении истории, что обосновано Д. А. Леонтьевым (Леонтьев, 2007). Если в средневековой культуре юмор был «действием», регулирующим общественные отношения, то в современности юмор все более становится деятельностью, выводящей личность и общество на уровень саморегуляции. «…усложнение форм регуляции и превращение ее в саморегуляцию выступает как универсальный принцип развития форм активности как на субчеловеческом, так и на человеческом уровне, как в филогенетическом и историко-генетическом, так и в онтогенетическом и актуалгенетическом аспектах рассмотрения, как применительно к человеку как саморегулируемой системе, так и применительно к более частным подсистемам и наоборот, к большим микро- и макросоциальным системам» (Леонтьев Д. А., 2007а, с.72). Но возможность перехода к другим формам регуляции существует именно благодаря прерывистости психического, в том числе и посредством юмора. Юмор формирует личностный потенциал, изменяя принципы отражения действительности и «прерывая» непрерывность психического.

Юмор, оформившийся в культуре посредством психологических механизмов ноогенеза, сам формирует ноогенез субъектного знания, идеальные и отчужденные формы презентации знания, а также и персоногенез личности, в котором возможны свобода и открытость (Домбровская, 2010б). Д. А. Леонтьев красиво сказал, обобщая наши научные разработки проблемы юмора, что главная особенность юмора заключается в его связанности с развитием (Леонтьев Д. А., 2013)

Таким образом, в культурогенезе психического юмор сформировался по закономерностям развития высших психических функций, и в его развитии можно выделить следующие стадии:

– Стадия биогенеза смеха и улыбки и их первичной социализации.

– Стадия социогенеза юмора.

– Стадия ноогенеза юмора.

– Стадия интериоризации и персоногенеза юмора.

Механизмы же биогенеза, социогенза, ноогенеза и персоногенеза пока недостаточно изучены и/или проинтерпретированы в науке, однако их понимание важно для понимания принципов эволюционирования психического в культурно-историческом развитии вида Человек. А эволюционирование психического тесно связано с использованием юмора как средства развития личности, общества и науки. И к выделенным нами стадиям можно добавить еще стадию использования юмора как средства саморегуляции развития. Об этом подробнее будет сказано дальше.

2.2. Эволюция подсознательного образа юмора в культурном развитии

Юмор формируется на основе двух предпосылок или, в соответствии с терминологией Л. С. Выготского, на пересечении двух «составляющих» или «линий развития»: природной, натуральной (смех, улыбка) и культурной (комический образ). В современности юмор все более «отрывается» от природной составляющей и все большее значение имеет юмористический образ, у которого натуральная составляющая существует лишь в виде эмоциональной ткани. Постепенно происходит и рефлексия представлений о юморе. Такая рефлексия выражается в вышеизложенных исторических представлениях о юморе. Но эта рефлексия осуществляется и в бытующих образах самого юмора. Осуществляется над подсознательном уровне, уровне промежуточном между классическим бессознательным мотивационным «Оно» З. Фрейда и уровнем культурного знакового сознания. На первый взгляд подсознательность представлений о юморе нарушает принцип феноменальности в развитии человека, который согласно М. Анри заключается в том, что «свет феноменальности отделяет человека от прежнего состояния темноты, он и есть сознание» (Анри, 1994), то есть принцип феноменальности выступает как принцип взаимопереходов бессознательного, подсознательного, сознательного, рефлексивного. Психологическим же механизмом феноменологизации бессознательного в сознание является продуцирование образов и их фиксация в знаковой форме.

Нужно признать, что знаковая фиксация образов в эволюции живого появилась только у человека в виде пещерных изображений, чаще всего особенно в египетской культуре пиктографических. Позже появились вербальные образы в виде метафор.

В истории эти образы также эволюционируют. Мы считаем анализ этой эволюции небесполезным и небезинтересным. Для него привлекаем понятие «архетипа», введенное К. Юнгом. Использование этого понятия в реализуемом нами культурно-историческом подходе опять поднимает вопрос о том, является ли юмор поздним продуктом культурно-исторического развития человека или еще в древности, по крайней мере, в античности, когда человек начал фиксировать свою историю, юмор существовал как некая «структура сознания», «первообраз», «архетип». По большому счету, это неразрешимая проблема психологии, которая входит в контекст общенаучной проблемы константности-изменчивости природы человека. И хотя в работах Юнга не находятся высказывания о том, что природа человека константна, из его работ можно сделать вывод о том, что «структуры психики», архетипы константны, несмотря на изменчивость конкретных образов архетипов. Психологию Юнга чаще называют «аналитической», «но „архетипическая“ более адекватно соответствует его собственному построению как целому и в плане обширных приложений помимо самого анализа. „Архетипическая“ также более точно описывает юнговский подход к основам психического» (Хиллман, 1996, с.7). Это связано с тем, что основная структурная идея концепции Юнга – идея «архетипа» (Хиллман, 1996, с.7). На сегодня еще не вполне осмыслена роль концепции Юнга в совокупной динамике и структуре психологического и общекультурного знания. Но под названием «архетипическая психология» концепция Юнга в большой степени альтернативна историко-эволюционной идее развития психического, и находится в специфических отношениях с культурно-исторической психологией.

Специфика этих отношений заключается в следующих моментах: 1) Как уже было обозначено выше, идея константности (вечности) психического, присущая Юнгу, противостоит идеям изменчивости, вариативности и эволюционированию психического в культурно-исторической психологии. Но учитывая высказывание В. П. Зинченко о том, что образы являются «культурными медиаторами» (Зинченко, 1993), это противостояние архетипического и культурно-исторического подходов разрешается в пользу культурно-исторического подхода. Он как бы поглощает архетипический подход к интерпретации психического. 2) Аналитическая или архетипическая психология традиционно ориентирована на практику, на анализ образов, символов, архетипов. Культурно-историческая психология в своих истоках от Л. С. Выготского и А. Н. Леонтьева все же ориентирована на теоретический анализ эволюции психического в предистории, истории и онтогенезе человека. Во многом культурно-историческая психология, несмотря на все различия, повторяет путь исторической психологии, в которой строго доминирует теория и «психология социологии», она двигается к историко-эволюционной психологии, в самом названии которой заложена идея эволюционирования психики в культурной истории вида «человек». Однако теория и практика все чаще пересекаются и дают друг другу материал для анализа. 3) Проблема альтернативности или поглощения (или даже взаимопоглощения) подходов не решаема на сегодня. Она в некоторой степени снимается в давно существующем, но требующем развития понятии «высших психических функций», введенном Л. С. Выготским. Но выделение архетипического подхода, как относительно самостоятельного, полезно для такого сложного феномена как юмор. Оно позволяет поставить вопросы о культурных образах юмора в истории человечества и о современных образах юмора. Ведь юмор – это «высшая психическая функция развитого сознания и самосознания личности» (Домбровская, Леонтьев, 2000). Образ является одной из функциональных, деятельностных и онтологических характеристик. Образное мышление как функция опосредствуется уже сложившейся и функционирующей системой культурных образов (включая пиктографию и само слово, за которым тоже кроется образ). Юмор как функция формируется на стыке комических образов (культурная составляющая высших психических функций) и психофизиологических реакций смеха и улыбки (натуральная составляющая высших психических функций), однако именно образ (психическое отражение), а не физиология смеха и улыбки задает вектор развития юмора и в истории и в онтогенезе.

Образ юмора в истории культуры

Слово «юмор» этимологически сложно, однако в этимологии есть устойчивые смысловые связи различных значений слова, что позволяет сближать архетипический и этимологический подходы, а также рассматривать этимологию слова «юмор» как «слова-архетипа». Понятие «слова-архетипы» употреблял Г. Шпет (Шпет, 1922), Р. А. Будагов говорил о том, что есть «слова-ключи» к человеческой психике и одним из таких слов является слово «юмор» (Будагов, 1971). О том, что в культуре есть «ключевые слова», раскрывающие суть культуры, говорит А. Вежбицкая (Вежбицкая, 2001). Слово «юмор» является своего рода ключом к культуре и к культурному сознанию современного человека. И во многом ключ этот содержится в этимологии слова. Нужно сказать, что у современного значения слова «юмор» есть предшественники: в 17 веке было распространено значение слова юмор – «нрав, настроение», в античности – «влага, жидкость» (например, Черных, 1994).

Слова-ключи имеют под собой глубокий пласт культуры, который можно считать архетипическим. А архетипы, согласно К. Юнгу, представляют собой манифестации глубокого слоя бессознательного, где дремлют общечеловеческие образы (Юнг К., 1994, с.105). Архетипический образ основан на аналогии (там же; стр. 192). Архетип, согласно К. Юнгу, характеризуется тем, что существуют некие первообразы, «мыслеформы», которые представлены человеку чаще всего в персонифицированной форме. Какой образ, кроме жидкости, в согласии с этимологией, стоит за образом юмора? Аристотель связывает комический образ, который наряду с биологическим смехом, представляет собой предпосылку юмора, с маской (Аристотель, 1998). Жан-Поль замечает то, что у юмора природа Протея (Жан-Поль, 1982). Протей – морское божество и отличается тем, что может принимать различные образы, его природа многолика, изменчива, текуча, он обладает многознанием (Мифы народов мира, 1992, с.342). В современности к интерпретациям смешного привлекается еще и образ двуликого Януса, что зафиксировано в самом названии книги М. В. Бороденко – «Два лица Януса-смеха» (Бороденко, 1995а).

Если продолжать искать персонифицированный образ юмора, то он находится и в образах юродивого, клоуна, шута, дурака. Анализу этих культурных феноменов посвящены многочисленные работы (напр. Лихачев, 1984, Лотман, 1992). Причем русское слово «юродивый» еще и по звучанию согласно народной этимологии может восприниматься близко слову «юмор». Стоит отметить то, что само явление юродствования не вполне изжило себя, оно используется современными политиками для манипуляции общественным сознанием (Домбровская, 2000б).

Архетипическим можно считать и эксплицированный Ч. Чаплином образ смешного «маленького человека» (Чаплин, 1990). Причем, это едва ли не самая существенная «экспликация» юмора, поскольку именно образ частного человека связывается Ж. Делезом с юмором как способом маленького человека за счет «подвешивания смыслов» участвовать в функционировании «Закона» и тем самым в большой политике (Делез, 1992).

Юнгиански ориентированные маркетологи М. Марк и К. Пирсон используют образ шута как один из архетипических образов, с помощью которых, на их взгляд, только и возможно создание эффективной рекламы (Марк, Пирсон, 2005). Важно то, что в своей системе координат «принадлежность-самопознание» и «стабильность-изменчивость» они располагают шута как сохраняющего баланс стабильности-изменчивости, но при этом находящегося на полюсе социальной принадлежности (там же). Таким образом, они еще фиксируют социальность юмора. Что касается вопроса, когда актуален юмор и, в частности, актуален архетип шута, они пишут следующее: «Самую большую помощь Шут оказывает нам, когда мы загнаны в ловушку цейтнота. Шут великолепен при мозговом штурме. Самым важным аспектом маркетинга Шута является ум. Шут, живущий в каждом из нас, любит неистовые, умные новые способы смотреть на мир» (там же, с.192). Архетип юмора оказывается актуальным тогда, когда существует дефицит традиционных формально-логических способов мышления, но когда жизненно необходимо что-нибудь осмыслить.

Учитывая этимологию слова «юмор», архетипическим образом юмора является не только персонифицированный образ, но и жидкость, текучесть. То есть то, что, по К. Юнгу, является архетипом самого бессознательного. Архетипом бессознательного, согласно Юнгу, является и образ трюкача Трикстера (Юнг, 2022, с. 247). Архетип юмора как бы сливается с архетипом бессознательного. Этим объясняется популярность использования юмора для трансформации общественного и индивидуального сознания.

Для современного культурного сознания этимология слова «юмор» связана с гуморальной регуляцией – что, условно говоря, соответствует биологическому способу регуляции жизнедеятельности, с настроением – что соответствует социальному способу регуляции, и с юмором—знаком, что соответствует идеальному способу регуляции. Этимология создает связку природного и культурно-знакового, создает образ целостности и системности.

Поиск архетипа юмора – дело спорное, любой предложенный образ может быть и обоснован и опровергнут. Однако, некая предпосылка человеческой психики должна была существовать для того, чтобы в ходе истории могли развиться современные формы юмора. Архетипический подход полагает юмор как некую неизменную сущность, выражающююся в образе. Образ – это и есть предмет. Архетипический подход находит этот образ-предмет юмора в образе человека и его бессознательного. То, что не поддается формально-логическому пониманию, воспринимается как смешное, юмористическое и своеобразным образом осмысливается.

Таким образом, культурный образ юмора эволюционирует в истории культуры, а в современности является вариативным. Используя достижения архетипической психологии, культурно-историческая психология обогащает свои представления об эволюции культурных образов и ресурсах использования образов юмора для развития личности.